Большая Игра

— Тогда еще не открыли излучение ретрансляторов, — негромко добавил доктор Штерн. Чуйков кивнул: — Еще не открыли. А все эти тесты у нас шли в лаборатории, под Воронежем. Место уединенное, спокойное… полигон рядом. И на полигоне — зона испытаний для ретранслятора, наспех построили. Короче, Альфа выходит на пиковую мощность — мы смотрим по приборам и сравниваем — в прошлый раз выше была. Громов сказал, может из-за того, что процит давно вводили, надо по новой ввести. Ввели свежую порцию… Альфа и так на тот момент приболел, а после заправки совсем сам не свой стал.

— В смысле? Он с ума сошел? — Рин, с любопытством и напряжением следившая за рассказом, вздрогнула от поползших по телу мурашек.

— Нее, не то, — помотал головой Чуйков. — Показатели как взбесились, выход энергии вырос, причем резко, хаотично. Сердцебиение, энцефалограмма, проводимость — всё изменилось. А Шварцфельд говорит, давай дальше, запускай тест… и Громов согласился. Альфа начал ретранслировать. Ну и тут смотрим, что-то не то. Энергия вышла за контролируемую зону, расплавился контур катушки, датчики сгорели. Смотрим в окно — вся испытательная зона светится, будто кто прожекторы включил, а в центре — Альфа, корчится от боли… До сих пор в ушах его крик стоит. И до конца жизни будет.

Голос старика дрогнул, он стиснул охваченные мелкой дрожью пальцы и продолжил. — А потом что-то случилось, никто так и не понял, что. С небом и землей творилось что-то неладное, все горело, даже камни. Энергия пошла изнутри, что ли… Альфа загорелся, и вся лаборатория вместе с ним. Заживо сгорал. А мы сидели, смотрели… и ничего не могли сделать. Ни-че-го.

В лаборатории повисла тишина. Рин с ужасом представляла себе эту картину, и раз за разом вспоминала смерть матери. Перед глазами стояла стена огня и тени, мечущиеся по склону холма, словно черти, пляшущие в дьявольском хороводе.

— А на следующий день, когда все удалось потушить, нашли только расплавленные вольфрамовые вставки с костюма и горку пепла. Мы потом назвали это пожаром процита, — Чуйков закрыл глаза и помассировал виски, пытаясь расслабиться.

— А с этим пожаром совсем ничего поделать нельзя было? — выждав несколько секунд, сдавленно прошептала Рин. Чуйков, не открывая глаз, помотал головой. — А что тут поделаешь… Через четыре года еще один ретранслятор сгорел в Ирландии. Тоже пожар процита. Прямо во время летных испытаний, на глазах у всех, в небе. Ни взрыва, ничего — полыхнул как белый фосфор и рухнул вниз. Упал, правда, в реку, потом тело выловили, изучили. За полторы минуты пока он падал, выгорели все мягкие ткани, вместе с костюмом.

— Так и не выяснили, из-за чего? — теребя щетину, спросил Кузнецов. Густые брови его хмурились, нависая над глазами как два козырька.

— Да черт его знает, что и отчего у них там происходит. Горят, и всё. То ли от перенапряжения, то ли от усталости, то ли просто не могут контролировать такую энергию, — раздраженно ответил он и встал с надсадно скрипнувшего кресла. — Всё, хватит ворошить прошлое. Мы тогда ничего не знали. Сейчас другое время. Кстати о времени, Рин, давай-ка в капсулу. У нас куча работы сегодня…

— Хорошо, — девушка послушно направилась к капсуле. Ученый проводил ее взглядом — дверь беззвучно закрылась, слившись с матово-белой облицовкой.

— И все-таки, профессор, что там было-то? — сохранявшая молчание все это время, взволнованная Кира Вайнер подошла к ученому. Тот нервно жевал губу, пальцы упорно барабанили по столешнице.

— Есть вещи, которые нам пока знать не положено, Кирочка Юрьевна, — глухо пробормотал старик.

Глава 5. Метаморфоза. Часть 3

Тем же вечером в медицинском крыле ей удалили чип — нейрохирург, минут десять пощупав шею и затылок, натянул стерильные белые перчатки и отточенным, натренированным движением пинцета аккуратно выдернул крошечную схемку из тела. Ранка тут же наполнилась кровью, противной струйкой побежавшей за шиворот. Обработав ранку и заклеив её специальным материалом, врач хлопнул Рин по плечу и с довольной ухмылкой вручил пробирку с чипом: — Держи, сувенир на память будет.

Она шла по коридору, одной рукой придерживая саднящую ранку на шее, и болтала чип в пробирке — покрытый розоватой пленкой, он словно маленький напуганный паучок, нелепо прилипал то к одной стенке, то к другой.

— Какой маленький…

Она зашла в лифт и нажала на нужный этаж — кабинка бесшумно заскользила вверх. Через пару мгновений донесся тревожный перезвон сирены — тревога второго уровня, как ей уже рассказала Кира. Где-то в толще породы с приглушенным гулом зарокотал вылетающий на новое задание ретранслятор. Вздохнув, Рин убрала пробирку в карман.

***

За дверью послышался приглушенный звук звонка — сжимая в руках пакет с выданными ей болеутоляющими, витаминами и заботливо купленным тортиком, Рин с улыбкой дожидалась, пока Эстер откроет. Но та отчего-то не торопилась — вот зашелестела вертушка замка, тихо и медленно защелкали ригели, выходя из пазов. Наконец, дверь медленно открылась.

— Эй, привет!

Стараясь поменьше вертеть заклеенной шеей, Рин открыла дверь и уже занесла ногу, чтобы войти. Её встретил рассеянный, воспаленный взгляд Эстер — тяжело дыша, красная как рак девушка с трудом опиралась на косяк и шевелила губами: — П-привет…

— Ты чего это… — нахмурившись, она вошла внутрь и дотронулась до лба соседки: — Да ты же вся горишь…

— Я… не знаю… — та тяжело осела на пол, обнимая дрожащие от озноба плечи: — Помоги… пожалуйста, помоги…

— Ох ё…

Она застыла как вкопанная — все боли и усталость мгновенно испарились, тело сковал страх. Всё было серьезно, никаких шуток. Её подруга, единственная, — та, за кого она держала ответ, медленно сползала, охваченная тяжелой лихорадкой. Её сухое тяжелое дыхание эхом отдавалось в голове.

Рин растерянно уставилась на неё — и что же делать-то? Почему сейчас? И где Алголь?

Уехал. Верно, ушёл, задание, несколько дней! Вот чёрт, почему именно сейчас? Скорая, нужно вызвать скорую!

Девушка вцепилась в трубку телефона и принялась искать номер, но снова замерла.

Если она сейчас вызовет скорую, все узнают про Эстер. Её телефон прослушивался, наверняка. Они заберут её, засунут в какую-нибудь лабораторию, и один бог знает, чем это кончится. Она очень хорошо помнила мысленный посыл Алголя. Нельзя, чтобы кто-то узнал про Эстер. Значит…

— Справляйся сама, да… — прошептала Рин и горько усмехнулась.

Снова одна. Никто не поможет, некого просить о помощи. И в этот раз ей нужно нести ответственность не за себя, а за жизнь другого человека.

Ей стало холодно, невесть откуда взявшийся мороз пробрал до костей. Она стиснула зубы.

— Вот что… давай помогу, вставай… — бросив пакет, она подставила Эстер плечо и помогла ей встать. Они прошли в комнату, где Рин застала её появление — или, может, рождение? С той ночи она здесь не появлялась. Но всё было так же — большая кровать, шкаф, столик, всё стояло на своих местах.

Она помогла девушке лечь — её буквально трясло от озноба, всё тело горело, лицо было покрыто крупными каплями пота. Чем дальше, тем больше Рин охватывал страх, медленно переходящий в панику.

— Держись… пожалуйста, просто продержись… я сейчас, я на минутку всего, — заламывая руки, Рин вскочила и понеслась в ванную. Она лихорадочно перебирала в голове все варианты действий, — всё, что могла сделать — и ничего путного не находилось. Хоть плачь… но нельзя.

Ураганом пролетев по шкафам и полкам, она нашла какую-то тряпку и сунула её под ледяную воду. Мысленно Рин перебирала содержимое своих шкафов — никаких лекарств, более-менее пригодных сейчас, она не припоминала. Может, у Алголя что-то есть?

Сжимая в заледеневшей руке тряпку, девушка вбежала в кухню — в штатной аптечке обнаружились лишь бинты и болеутоляющее — не вскрытая пачка, — да пара упаковок странных незнакомых таблеток. И градусник.

Она сгребла все содержимое и ринулась в спальню.