Срыв

— Мы пришли, — произнёс один из наших конвоиров, вырывая меня из раздумий. Мы стояли у дверей, ведущий в какой-то зал или приёмный кабинет. — Владимир Ильич готов вас принять, — и не дожидаясь ответа и не давая времени подготовиться, боец решительно толкнул дверь и отошёл в сторону, давая нам проход.

Ну что ж, посмотрим, кто это там у нас воскрес.

Глава 16

Рабочий кабинет вождя революции вполне соответствовал моим тайным ожиданиям. Это было небольшое и довольно-таки уютное помещение, настраивающее на деловой лад: шкафы с многочисленными полками, заставленные массивными книгами, небольшой бюст Карла Маркса, притаившийся в углу кабинета за разросшимся фикусом, мягкий персидский ковёр на полу и массивный стол недалеко от окна. Здесь не было ничего лишнего: никаких излишеств и признаков роскоши, но и пустынным помещение не выглядело. Всё было оформлено в умеренно-аскетичном стиле. Это многое говорило о хозяине кабинета.

— Здравствуйте, товарищи! Не стойте на пороге, проходите. Ходоки из народа — всегда желанные гости.

У стола, приветливо улыбаясь, стоял тот, чьё возвращение так взбаламутило многих людей. Я ведь его даже не сразу и заметил, разглядывая убранство кабинета. Но теперь мой взор оказался буквально прикован к этому человеку, изменившему когда-то историю и повлиявшему на само развитие человеческой цивилизации. К добру или худу — это вопрос дискуссионный, но сам факт неоспорим. Перед нами воплоти стояла воистину легендарная личность.

Ну или отлично проработанный персонаж, если вспомнить об искусственности нашего мира — тут уж как посмотреть.

Это был человек невысокого роста, с узнаваемым лицом и озорной улыбкой. Одет он был в старомодно выглядевший костюм, который, тем не менее, отлично вписывался в окружающую обстановку. Владимир Ильич покачивался на носках и с нескрываемым интересом разглядывал нашу компанию. Кровавые отблески неба за стёклами окон переливались на его лысине, придавая его фигуре вид мистический и даже пугающий.

— Приветствую вас, — уважительно кивнул я, проходя внутрь. Мои соратники также не стали отставать и последовали за мной. Двери за нашими спинами со зловещим стуком закрылись, отрезав нам путь к отступлению. Красноармейцы остались снаружи, взяв на себя функцию почётной охраны.

Кстати говоря, у нас даже оружие не забрали, что меня весьма удивляло. Всё же мы остались наедине с их начальством. Удивление продлилось ровно до того момента, как я пристальнее вгляделся в Ильича.

С момента моей смерти и последующего за ней поднятия в виде нежити я успел многое "пережить". Прошло не так уж и много времени, но событий этих хватило бы ни на одну жизнь. Я многое узнал о мире и его истинных реалиях, но некоторые вещи до сих пор были для меня непривычны.

Смысла нас разоружать попросту не было — мы не смогли бы навредить Ленину при всём желании. Вместо его уровня я видел лишь вопросительные знаки, что ясно говорили о той пропасти в силе, что разделяла нас. Прошли те времена, когда у власти могли находиться люди, не обладающие внушительным могуществом. Но даже так я, мертвец, ощущал ту ауру силы и власти, что окружала это на первый взгляд невзрачное существо. Пронзительный взгляд этого матёрого революционера, казалось, смотрел мне прямо в душу. Неукротимая воля этого гиганта ощутимо давила на мои плечи. И судя по виду моих напарников, они чувствовали то же самое.

— Может, хватит? — первым не выдержал Аврелий.

— Конечно, прошу меня простить, — притворно спохватился Владимир Ильич. Неприятные чувства пропали, словно их и не было. — Присаживайтесь, товарищи. В ногах правды нет. Как я понимаю, нам предстоит обсудить множество архиважных вопросов. А это может затянуться, — и он с видом радушного хозяина указал на стол и стулья, окружавшие его. После чего первый и сел, подавая нам пример.

Почему-то первое, что удивило меня — это его речь. Я осознал, что ожидал услышать картавость, но её не было. Нет, говор апологета Коммунизма имел свои особенности. Он выговаривал букву "р" как-то по-особенному мягко, но всё же достаточно чисто. Назвать это картавостью было сложно. Интересно, это один из многих мифов, окружающих эту монументальную фигуру, или же воскрешение из мёртвых пофиксило этот баг великого оратора?

Мы расселись.

— Итак, — нарушил воцарившуюся неловкую тишину Ленин, — надёжные товарищи сообщили мне, что вы представляете некую могущественную силу, которая отправила вас на переговоры. У меня не так много времени, поэтому стоит перейти сразу к сути. Кто вы и чего хотите?

Гад ты всё-таки, Аид. Не гожусь я на роль посла и дипломата. Неужто действительно больше некого было отправить на такую важную миссию?..

— Мы послы одного из богов, чьё имя — Аид. Не знаю, что вам уже известно, поэтому буду говорить как есть. Наш мир — это компьютерная симуляция, в которой запущен сценарий Апокалипсиса. Чтобы выжить, нам всем стоит объединиться и выступить единым фронтом…

— Занимательно, — картинно хохотнул Ильич. Глаза его, между тем, оставались абсолютно серьёзными. — Представители враждебных элементов хотят договориться. Да вы шутник, батенька!

— Враждебных элементов? — переспросил я. Мои соратники молчали и сидели тихо, не желая встревать в наш разговор, начало которого не внушало мне оптимизма.

— Именно! — всплеснул руками мой собеседник. — Религия — опиум для народа. Попы и прочие служители культа всячески эксплуатируют рабочие массы и являются важнейшими сторонниками капитализма — нашего злейшего и непримиримого врага. И мы, как верные последователи марксистского учения, категорически отвергаем всякую возможность союза с врагом!

Да уж… Кажется, переговоры обещают быть сложными.

— Владимир Ильич, — вкрадчиво начал я, стараясь подобрать самые убедительные на мой взгляд аргументы. Конечно, у меня не было никаких иллюзий — переспорить Ленина я не смогу. Это было бы попросту смешно! Он намного умнее и подкованнее меня. Но раз он вступил с нами в переговоры, значит вероятность успеха есть. По какой-то причине вождь решил нас проверить. — Религия — ваш враг, хорошо. Но вы ведь и сами пророк Коммунизма. Нет ли тут противоречия? Да и сейчас у нас у всех есть общий враг. Так не стоит ли заключить временный альянс? А после разрешения кризиса продолжим выяснять, чья идеология и политико-экономическая система лучше.

— Коммунизм — это не религия, а учение, — назидательно произнёс Владимир Ильич, — которое приведёт народы земли в светлое будущее. И нам, коммунистам, не впервой оказываться в окружении врагов. Я уверен в наших товарищах — огонь Революции пылает в их сердцах, они не дрогнут ни перед одним врагом. Интервенты будут разбиты.

— Вы вообще понимаете, что происходит? Вы умерли и воскресли спустя десятки лет после смерти, страны, которую вы строили, больше нет. Мир — лишь иллюзия, да и та под угрозой. Выгляните в окно — в небе парят монстры, а демоны лезут из порталов! О какой революции вы вообще говорите?

— Текущая ситуация действительно странная, — кивнул Ленин, рассматривая свои руки. Он вообще выглядел довольно жутко. Вблизи отчётливо становилось понятно, что он такой же труп, как и я. Неестественный цвет кожи, её вид — всё говорило о том, что перед тобой нежить. Бальзамирование оставило свой неизгладимый отпечаток на вожде. — Я не дурак и прекрасно это понимаю. Всё очень сложно. — Он замолчал, уставившись куда-то перед собой и машинально барабаня пальцами по столешнице.

Молчание затянулось на несколько минут. Я уж было решил побеспокоить своего собеседника, как он вдруг сам пришёл в себя.

— У меня в голове действительно сидят странные и необычные мысли и установки. Я должен служить некоему Коммунизму, который оказался самым настоящим богом. Он дал мне задания, которые я должен выполнять, но всё же свобода действий у меня есть. Моей силы воли достаточно, чтобы контролировать свои поступки и решения. И хоть мой бог, — Ленин саркастично ухмыльнулся, — не в восторге от союза с кем бы то ни было, я в состоянии пойти против его воли ради торжества нашей с ним общей цели. Угроза Апокалипсиса действительно велика. Не смотрите на меня так — вы не первые игроки, с которыми я общаюсь. Многие из этих ваших так называемых неписей и игроков-капиталистов, застрявших в нашем мире, присоединились ко мне. Я достаточно осведомлён о том, что происходит.