Страница 11 из 21
– Я должен идти и помочь ей, – сказал он.
– Но сначала твой отец желает видеть тебя в Зале для приемов. – Хенуттави смотрела ему вслед, выжидая, пока он не скроется во дворце, после чего обернулась ко мне. Ее пощечина оказалась такой сильной, что я едва устояла на ногах, а свитки Пазера разлетелись по двору. – Дни, когда твоя семья правила в Малкате, давно миновали, принцесса, и ты больше никогда не будешь гоняться за Рамзесом по двору, как за диким животным! Он – царь Египта, а ты – маленький ребенок, которого всего лишь терпят в его дворце.
Хенуттави развернулась и зашагала к белым полотняным шатрам, стены которых колыхались под ветром. Я наклонилась, чтобы подобрать свитки Пазера, и несколько слуг тут же подбежали ко мне.
– Госпожа, с вами все в порядке? – спросили они. Весь двор стал свидетелем разыгравшейся сцены. – Позвольте вам помочь.
Один из поварят с кухни наклонился, чтобы собрать рассыпавшиеся свитки.
Но я решительно покачала головой:
– Все в порядке. Я сама справлюсь.
Однако поваренок уже сгрузил мне на руки груду папируса. У входа во дворец на плечо мне легла женская рука. Я внутренне сжалась, готовясь получить новую трепку от Хенуттави, но это оказалась ее младшая сестра Усрет.
– Возьми эти свитки и отнеси их к ней в комнату, – приказала она одному из стражей. Потом она повернулась ко мне и велела: – Идем.
Я последовала за подолом ее бирюзовой накидки, которая с шорохом скользила по лакированным доскам. Мы вышли в приемную, где обычно вельможи ожидали возможности повидать царя. Она оказалась пуста, но Усрет тем не менее закрыла за нами тяжелые деревянные двери.
– Чем ты так разозлила Хенуттави?
Я проглотила слезы:
– Ничем!
– В общем, она прилагает все силы к тому, чтобы не подпустить тебя к Рамзесу. – Усрет несколько мгновений молча смотрела на меня. – Скажи мне, почему, по-твоему, ее так интересует участь Исет?
Я пристально всматривалась в лицо Усрет.
– Я… я не знаю.
– Тебе разве никогда не приходило в голову, что Хенуттави могла пообещать Исет сделать ее царицей в обмен на что-нибудь?
Я приложила два пальца к губам, как делала всегда, когда нервничала, – дурная привычка, позаимствованная у Мерит.
– Не знаю. Что есть такого у Исет, чего нет у Хенуттави?
– Пока ничего. Тебе моя сестра не может предложить ни статуса, ни родословной. Зато Исет она может предложить многое. Без поддержки и покровительства Хенуттави Исет никогда не выбрали бы в жены царю.
Я спросила себя, для чего она рассказывает мне все это.
– Рамзес мог выбирать из дюжины симпатичных мордашек, – продолжала Усрет. – Он назвал Исет, потому что ее предложил ему отец, а мой брат рекомендовал ее по настоянию Хенуттави. Но почему моя сестра проявила подобную настойчивость? – не унималась жрица. – Что она надеется приобрести?
Я вдруг поняла, что Усрет точно знает, чего хочет Хенуттави, и окончательно запуталась.
– Разве ты никогда не думала об этом? – требовательно спросила Усрет. – Этот двор похоронит тебя, Нефертари, и ты присоединишься к своей семье в безвестности, если не научишься разбираться в здешней политике.
– И что же мне делать?
– Решай, какой из путей ждет тебя. Уже скоро ты перестанешь быть единственной молодой принцессой в Фивах. А если Исет станет старшей женой, как того хочет Хенуттави, тебе здесь не выжить. Моя сестра и Исет отлучат тебя от двора, и ты закончишь свои пыльные дни в гареме Ми-Вер.
Уже тогда я знала, что нет для женщины из дворца судьбы горше, чем влачить существование в Ми-Вер, в окружении западной пустыни. Многие молоденькие девушки воображали, что брак с фараоном означает легкую и безбедную жизнь, проведенную в прогулках по садам, за сплетнями в банях и за выбором сандалий, расшитых лазуритом или кораллом, – но они жестоко ошибались. Да, конечно, некоторым женщинам, как бабке Исет, самым красивым или умным, везло, и они оставались в гареме в непосредственной близости от фараона. Но гарем Малкаты мог вместить немногих, а большинство попадало в отдаленные местечки, где им приходилось прясть или ткать, чтобы выжить. Залы Ми-Вер были переполнены пожилыми женщинами, одинокими и озлобленными.
– Только один человек может помешать Исет стать старшей женой, чтобы потом своей властью она не отослала тебя отсюда, – не унималась Усрет. – Только один человек, достаточно близкий Рамзесу, и способный убедить его в том, что Исет должна стать лишь очередной принцессой. И этот человек – ты. Тебе следует стать старшей женой вместо нее.
Я и так стояла, затаив дыхание, но лишь сейчас поняла, что мне не хватает воздуха. Опустившись на стул, я вцепилась в его деревянные подлокотники.
– И бросить вызов Исет? – На миг я представила, что это такое – выступить против Хенуттави, и внезапно мне стало дурно. – Я никогда не смогу добиться этого. Даже если захочу, – возразила я. – Мне всего тринадцать.
– Не вечно же тебе будет тринадцать. Но ты должна начать вести себя как принцесса Египта. Ты должна перестать носиться сломя голову по дворцу, словно безродная девчонка из гарема.
– Я – племянница еретика, – прошептала я. – Визири никогда не смирятся с этим. Рахотеп…
– Рахотепа можно перехитрить.
– Но я думала, что окончу эдуббу и стану посланником.
– А кто назначает посланников? – осведомилась Усрет.
– Фараон.
– А что будет, когда моего брата не станет? Не забывай, фараон Сети старше меня на двадцать лет. Когда Озирис призовет его к себе, кто тогда будет назначать его посланников?
– Рамзес.
– А если Рамзес отправится на войну?
– Его визири, – поняла я. – Или верховный жрец Амона. Или…
– Старшая жена фараона?
Я уставилась на мозаику на стене, изображавшую речные пейзажи. Рыбы плыли по ярко раскрашенным плиткам, в то время как рыбаки лениво разлеглись на речном берегу. Их жизнь была мирной и беззаботной. Сыну рыбака не было нужды беспокоиться о том, кем он станет, достигнув пятнадцатилетнего возраста. Его будущее было предопределено заранее, а судьба находилась в руках богов и времен года. Его не мучила необходимость выбора.
– Я не могу начать войну с Исет, – решилась наконец я.
– А тебе и не придется этого делать, – сказала Усрет. – Моя сестра уже начала ее. Ты хочешь стать посланником, Нефертари, но как ты рассчитываешь добиться этого, если Фивы будут принадлежать Исет и Хенуттави?
– Я не могу восстать против Хенуттави, – обреченно заявила я.
– В одиночку – пожалуй, что и нет. Но я могла бы помочь тебе. Ты – не единственная, кого ждет незавидная участь, если Исет станет старшей женой. Хенуттави с превеликой радостью сошлет меня в храм в Эль-Файюме.
Мне очень хотелось спросить почему, но тон жрицы не предполагал лишних вопросов. И вдруг мне пришло в голову, что в Большом зале она никогда не заговаривала со своей сестрой, хотя обе сидели за одним столом сразу же под возвышением.
– Она потерпит неудачу, – продолжала Усрет, – но только потому, что я готова помешать ей в этом. Откровенно говоря, в большинстве случаев я посещаю празднества, которые устраивает мой брат, только ради того, чтобы убедиться: Хенуттави не уничтожает мою репутацию.
– Но я не хочу иметь ничего общего с дворцовой политикой, – запротестовала я.
Усрет пристально взглянула на меня, словно желая понять, не шучу ли я.
– Очень скоро жизнь станет совсем другой, Нефертари. Быть может, ты изменишь свое мнение о том, стоит ли тебе бросать вызов Исет. И если да, ты знаешь, где меня найти.
Затем она молча предложила мне свою руку и, когда я приняла ее, медленно проводила меня до двери. За нею вымощенные плиткой залы и коридоры кишели слугами. Они сновали вокруг нас, разнося свечи и стулья для свадебного пиршества. Последние десять дней весь дворец только и говорил, что об Исет. А что, если теперь так будет всегда и восторг от новой принцессы, а потом, быть может, еще и ребенка приведет к тому, что Рамзес будет потерян для меня навсегда? Усрет зашагала прочь от меня по коридору и скрылась вдали, и слуги, полировавшие плиты пола пальмовым маслом, быстро вставали и кланялись ей, когда она проходила мимо. Их громкая и возбужденная болтовня о пиршестве возобновилась, но тут сквозь нестройный гул прорезался голос моей няньки: