Страница 2 из 10
Как мне показалось, он был, немного, позёр:
– Павел…, – с радостью и явным удовольствием от встречи сказал Одинцов, подходя и обнимая Рязанцева, – это было грандиозно! Прими мои комплименты. Образцовый показательный бой, как на тренажёрах. Правдоподобность, азарт – всё на такой тонкой грани!
Русские вообще любят обниматься. Похоже, что объятия – ритуальный элемент их боевого братства. У имперцев это исключительно солдатский обычай. Совсем не могу представить себе, чтобы обнимались имперские или ганзейские офицеры. Дистанция.
– Игорь, – сказал Рязанцев, – хочу представить тебе: капитан рейдера «Барон фон Врангель», Франц фон Кассель.
– Рад видеть Вас, капитан, – сказал мне Одинцов на хорошем имперском. Он подал мне руку и по-имперски же щёлкнул каблуками десантных гравиботинок, – Полковник Одинцов, к вашим услугам.
– Я немного говорю по-русски, – сказал я, отвечая на приветствие – Могу сказать, что я Вас таким и представлял.
– Без хвоста, как у продвинутой части человечества? – пошутил Одинцов на тему модификаций тела у террисов, и добавил, – У нас мало времени, друзья, нужно решать, как действуем дальше, не поменялись ли наши планы. И вообще, мы можем остаться втроём? – спросил он то ли меня, то ли Павла.
Интересно, кто-то видел когда-нибудь терриса с хвостом?
– Капитан? – посмотрел на меня вопросительно Рязанцев.
– Всем покинуть отсек управления, – приказал я, оглядывая капитанский мостик.
– Я не могу, – раздался голос Юкки фон Бёма из его ниши. – Я здесь не один.
Глаза Одинцова окинули пространство отсека и, увидев фон Бёма и «скульптурную» группу из лежащих бескрайних с ним рядом, заиграли весёлыми искорками.
– Наш медик, лейтенант фон Бём, – пояснил Рязанцев.
– Разрешите полюбопытствовать, – спросил Одинцов, подходя к неподвижным телам офицеров Альянса, не подававшим никаких признаков жизни. – О! Вот как вы решили эту проблему. Остроумно. Ваш медик нам не помешает. А Вы не хотите выбросить этот мусор за борт, капитан? – спросил Одинцов, повернувшись ко мне.
– Я не успел подумать об этом, – сказал я, – настолько я не был в курсе, как Вы сказали Павлу «наших» планов, и Вашей спецоперации.
Одинцов с Рязанцевым переглянулись:
– Что Вы, капитан, – возразил мне Одинцов, – это ваша спецоперация! – Он особенно подчеркнул слово «ваша». – Я имею в виду Ганзу, продолжал русский полковник. – Как я понимаю, это очень большая спецоперация по спасению некоего капитана фон Касселя. Причем адмирал Ганзы Головин сильно рискует своей головой. Ведь так, Павел? – повернулся он к Рязанцеву.
Павел кивнул, с некоторой укоризной глядя на меня.
Ганзейские «гиены» Рязанцева, топая своими гравиботинками, вышли. Мы остались втроём в отсеке управления, если не считать Юкки фон Бёма с его подопечными.
– А почему Вы участвуете в их… – я запнулся, – в ганзейской… – в нашей, – наконец выдавил я из себя, – спецоперации?
– Тяжело Вам, капитан. – улыбнулся Одинцов, и плюхнулся в кресло, рядом с майором Рязанцевым, – Вы не возражаете? – спросил он то ли у меня, то ли у Рязанцева формальное разрешение.
Он с удовольствием покрутил себя в кресле, оглядываясь по сторонам, оценивая новый для него корабль:
– Хороши ганзейские инженеры, – сделал он комплимент ганзейскому кораблестроению, обдумывая ответ, на, вероятно, непростой для него вопрос. – Я участвую потому, что выбора у меня нет, – наконец ответил он мне. – Помните поговорку, про то, что «враг моего врага мне друг», капитан фон Кассель?
Я кивнул головой, оценивающе рассматривая его. Говорят, у русских это не принято, но мне было не до приличий и этикета.
– Мне, моим людям и идее, которой я служу, это выгодно, – продолжал Одинцов, разглядывая снова тела трёх бескрайних, вокруг Юкки фон Бёма.
– А какой идее Вы служите, полковник? – спросил я с интересом.
– Чтобы не говорить долго сейчас, ведь у нас мало времени, – сказал Одинцов, и искорки снова мелькнули в его глазах, – считайте, что я гуманист.
Рязанцев хмыкнул. Мне стало ещё интереснее. Я-то думал, что Одинцов начнёт говорить высокие слова о гражданской войне.
– Я абсолютно серьёзно, друзья, – настойчиво повторил Одинцов, – Вы ведь знаете, что эти представители «Свободных Миров», – он кивнул на лежащих террисов, – устроили на нашем Екатеринодаре. И Вы ведь точно помните ваш имперский Аахен, капитан, – он посмотрел на меня, – Ведь хорошо помните?
– Да – сказал я, – очень хорошо помню. Орбитальная бомбардировка.
– Города-побратимы, – зло вставил Рязанцев.
– Я думаю, мы все испытываем те же чувства, – голос Одинцова стал жестче. – Впрочем, вам ещё предстоит увидеть то, что осталось от Екатеринодара. Бомбардировка-то была со «всячинкой».
Я приблизительно понял смысл этого слова, но по оттенкам, почувствовал, что было что-то такое, чего я не знаю.
Мы помолчали, понимая, что времени у нас немного.
– Вы ведь уже слышали последние новости? – снова спросил Одинцов.
– Ты про десант на планету? – Рязанцев провёл тыльной стороной ладони по бритому подбородку там, где снова пробивалась щетина, – Хорошо у тебя работает перехват, Игорь! Это же случилось, можно сказать, только что.
– Я про десант, – подтвердил Одинцов, проверяя что-то на панели личного коммуникатора на предплечье, – Большой друг Ганзейского Союза, капитан-навигатор Мариано Франциско, начал эвакуацию экипажа своего линкора на планету, ещё когда мы подходили к вашему рейдеру. Сейчас на планету, – Одинцов ещё раз посмотрел рапорт, – пошла уцелевшая тяжёлая техника.
– Франциско говорил о своих планах во время сеанса последней связи – сказал Рязанцев. – Выглядел дон Мариано хреново, но, как всегда, гордо. Так что ничего хорошего от него ждать не приходится. Но ты же эвакуировал гражданских?
– Ришара насмотрелся? – ехидно спросил его Одинцов.
– Ну да, сказал Павел, – он из немногих журналистов, кто отвечает за свои слова.
Одинцов поморщился. – В общем да, отвечает. Толик хороший парень и всегда проверяет, но… Но его инсайды на мою тему только от меня.
– Деза? – закусил нижнюю губу Рязанцев, – Про эвакуацию гражданских – это была твоя деза?
– Частично, – ответил ему спокойно Одинцов, – Сам подумай, как я мог эвакуировать целую планету пиратскими рейдерами и шахтёрскими фрахтерами?
– То есть? – спросил Рязанцев.
– У меня, – пояснил полковник, – да что там у меня, – у всей оставшейся в живых гражданской общины русской колонии Екатеринодара, на такой фрахт просто бы не хватило денег.
– А то ты платил когда-то, Игорь… – сказал Рязанцев с лихой весёлостью.
– Я и тут не мог платить, – серьёзно сказал Одинцов. – И дело вовсе не в том, что нельзя было захватить пару грузовых кораблей Альянса. Как ты, наверное, знаешь – мы захватили несколько, с оружием, боеприпасами, медикаментами и едой – без них на планете, после бомбёжек, начался бы хаос.
– А в чем же дело? – с некоторой иронией спросил его Павел. Я видел, что он говорил с Одинцовым действительно, как старый друг, не боясь задеть и обидеть того случайно брошенным словом.
– Всё просто, – ответил ему Игорь Одинцов, – русскую власть на планете представлял я. Если бы я взял деньги гражданских, переживших две орбитальные бомбардировки, потерявших близких в этом огненном аду, это было бы неправильно. Кубанцы только что успешно пережили несколько штурмов со стороны Альянса. Наверняка агенты террисов воспользовались бы этим, чтобы дискредитировать ополчение. Представляешь себе сообщения в ресурсах интерсети: «Ополчение полковника Одинцова отбирает деньги у только что переживших орбитальные бомбёжки граждан русской колонии Екатеринодар?»
– Да уж, – сказал Павел, – таких бы нашлось много. Так как тебя не любят официальные медиа ресурсы – мало кого не любят.
– Точно, – согласился с ним Одинцов, – только я плевать хотел. Один «кракен» – не два «кракена», так у вас говорят, капитан фон Кассель? – задал он мне почти риторический вопрос.