Страница 1 из 61
Вячеслав Иванович Пальман
Там, за рекой
Повесть
(Песни черного дрозда - 2)
Роман включает в себя три повести ("Восточный кордон", "Там, за рекой", "Песни черного дрозда"), продолжающие одна другую и рассказывающие о борьбе с браконьерами в горных лесах, о природе и животных Кавказского заповедника.
Оглавление
Глава первая. Облава
Глава вторая. Друзья детства
Глава третья. С чем пришел?..
Глава четвертая. Треугольный вырез на зверином ухе
Глава пятая. Дальний переход на юг, все на юг
Глава шестая. У костра, где ночевал Иван Лысенко
Глава седьмая. Шорохи в диком лесу
Глава восьмая. Встречи в пещере и вокруг нее
Глава девятая. За турами
Глава десятая. Долина Речного Креста
Глава одиннадцатая. На Тыбге
Глава двенадцатая. Встреча у отвесной стены
Глава тринадцатая. Схватка в пещере
Глава четырнадцатая. Тишина
ПЕСНИ ЧЕРНОГО ДРОЗДА
Книга вторая
ТАМ, ЗА РЕКОЙ
Глава первая
ОБЛАВА
1
Уже в феврале запахло весной.
Чаще открывалось голубое небо. Солнце поднялось выше к зениту и обливало все Кавказское предгорье теплом и светом. Снег искрился так, что глазам делалось больно. Лесные поляны, покрытые девственно-чистым снегом, сияли нестерпимо ярко. На заснеженные горы опустилась семицветная радуга, и некуда было спрятать глаза от этого бешеного танца света.
Весной надевали темные очки. Без них ходить не рисковали.
Саша Молчанов забыл очки. Он возвращался с высокогорного приюта, куда ходил проведать зубров, собравшихся в небольшой долине по ручью Рысистому, где зимой открывались выдувы с ожиной, столь излюбленной этими животными, и росло много молодого ясеня. Молчанов нашел зубров, в бинокль пересчитал их, оглядел места выпасов и теперь, поспешая домой, резал на лыжах прямиком через буковый лес. Когда выходил на открытое место с блестевшим снегом, то лишь опускал пониже козырек меховой шапки, надвинутой на самые глаза, и старался смотреть только на свои лыжи: все-таки темный предмет в этом болезненном для глаз царстве сияния.
Стояли тихие, безветренные дни с особенно прозрачным, хрустально-чистым воздухом. К вечеру попахивало талой водой, горечью мокрых живых побегов и звонким, но не страшным морозцем. Кроны деревьев уже полностью стряхнули с себя снег, ветки распрямились и приобрели живую гибкость. Где-то в глубине их тканей началось скрытое, пока едва ощутимое, движение соков земли. Кожура на молодых ветках орешника и лозы слегка позеленела.
Древесина потеплела: около комля деревьев снег вытаял и образовались воронки. На месте выгревов, у стенок обрывов и на южном склоне канав появились первые куцые сосульки, похожие на морковку-каротель; часам к двум пополудни то там, то здесь слышалась робкая капель. Обтаивали заячьи следы, сбитые ветром сучки и веточки. Жизнь, притихшая в зимние месяцы, давала о себе знать множеством самых разнообразных примет.
Декабрь и январь в этом году случились холодными и жестокими. Многодневные, почти не прекращающиеся метели завалили лес, что называется, с головой. Олени и косули спустились вниз. Убежав от одной опасности - от голода, они попали в другую: зверей увидели вблизи селений и станиц. Пришли первые вести о гибели оленей. В лесу стали замечать чужих людей, слышали выстрелы. Лесники растерялись. Редкие посты не могли контролировать десятки троп и большие лесовозные дороги, по которым браконьеры пробирались в заповедные участки.
От всего этого делалось тревожно...
К висячему мосту через речку Саша подошел уже на закате солнца. Отряхнул и связал лыжи. Но прежде чем ступить на обсохшие бревна переправы, внимательно осмотрел тропу. Позавчера для контроля он засыпал дорожку ровным слоем чистого снега. Сейчас на подтаявшем снегу отпечатались следы трех человек. Кто они, зачем и куда направились? На этой стороне реки зубровый заповедник - и только. Впрочем, это могли быть лесорубы, решившие пройти к леспромхозу, который расположен за невысокой грядой километрах в восьми восточней заповедной долины.
Поправив на груди карабин, Саша взял лыжи под мышку и пошел через мостик. Бревна на старой переправе поскрипывали, тросик, натянутый вместо перильцев, почернел, местами из него торчали и крючились разорванные концы. Давно пора ремонтировать.
За мостом шла дорога и начинался поселок.
Елена Кузьминична стояла на крылечке, кутаясь в шаль. Ждала. Ничего не сказала сыну, но по тому, как вздохнула - словно гору с плеч сняла, - он понял, что очень беспокоилась.
- Как там? - спросила уже в комнате, помогая снять рюкзак и куртку.
- Порядок, - сказал Саша и, бросив взгляд на трубку рации в углу комнаты, спросил: - Контора не вызывала?
- Батюшки мои, как же я сразу не сказала! - Елена Кузьминична застыла с половником в руке. - Открой шкафчик, там записка.
Саша выдвинул ящик. На листке чернели две строчки, написанные нетвердой рукой матери. "Двадцать четвертого февраля явитесь в контору заповедника, имея при себе полную выкладку. Котенко".
Это значит, с оружием. Саша держал в руках радиограмму и силился понять, что за вызов. Если хотят устроить облаву, то почему Котенко? Такие события касаются не отдела науки, а главного лесничего. Он - начальник охраны. А Котенко - зоолог.
- Наверное, в экспедицию пойдете, наверх, - подсказала мать.
- Наверно... - Саша ответил машинально, но про себя подумал, что и Котенко может стать инициатором облавы, особенно когда дело идет об оленях.
Ел он с завидной быстротой, обжигаясь борщом. Мать сидела напротив и смотрела на него с доброй улыбкой.
- Холодно наверху? - спросила она.
Саша кивнул.
- Весна только здесь, - сказал он, проглотив обед. - Там светит, но не греет. Снег будто вчера выпал, белей нейлоновой рубашки, которую ты мне купила. Как в Арктике.
- Когда ж ты теперь в контору?
- А вот сейчас отдохну и тронусь.
- А может, утром? Хоть выспишься дома.
- Я к десяти у Ростислава Андреевича уже буду. Там и высплюсь.
Елена Кузьминична стала собирать рюкзак.
Саша привык к своей работе, а мать - к его постоянным отлучкам. Провожая его, она больше не плакала, не просила остерегаться и беречь себя, потому что поняла бессмысленность этой всегдашней материнской просьбы. Чего напоминать? В горах всегда трудно и почтя всегда опасно. А у Саши нет даже собаки, способной защитить хозяина, отвести от него беду, прибежать, наконец, домой, чтобы оповестить о случившемся.