Страница 28 из 33
- "Крепкий"... А над тем грузовиком с малыми детьми так и мужики и бабы плакали... Такой крик стоял... - всхлипнула Татьяна.
- Доню моя... - тихо сказала баба Ивга. - И так сердце болит, зачем такое рассказывать... - Она указала глазами на остолбеневших от неожиданности ребят: - Сама хлопцев пугаешь...
- Над каким грузовиком? - тяжело дыша, спросил Сева. - С дошколятами? Почему плакали?..
Ребята перестали есть.
Мазин налег на стол. Петька похолодевшими пальцами вцепился в его плечо. Саша и Одинцов не отрывая глаз смотрели на Степана Ильича. У Васька замерло сердце...
Степан Ильич недоумевающе смотрел на ребят. Баба Ивга сердито прикрикнула на Татьяну:
- Выйди с хаты со своими слезами!
Степан Ильич нахмурился, рассердился:
- А еще пионеры! Москвичи! Где война - там и убитые есть! И скрывать тут от них нечего. Верно! Побили грузовик с детьми. Малых детей побили! Так это зверство каждый на всю жизнь запомнить должен! Чтоб пионеры это знали, комсомольцами помнили и коммунистами не забывали! Вот как надо! - Он стукнул кулаком по столу.
- Дядя Степан... - Голос у Васька дрогнул. - В этом грузовике наши девочки были. Мы их на дороге подсадили...
- Чего? - Степан Ильич широко открыл глаза, неуклюже повернулся к матери.
Баба Ивга сидела прямая, неподвижная:
- Не знала я этого, сыну...
Степан Ильич посмотрел на ребят. Они сидели согнувшись, каждый с трудом удерживал слезы. Сева закрыл руками лицо, пальцы его дрожали.
У Степана Ильича на лбу выступили капли пота. "Так вот куда побежал Митя!" - подумал он и обернулся к ребятам:
- Вот что я вам скажу, хлопцы... Может, и погибли ваши девочки, и горе ваше большое... На войне слезы несчитанные. Только слабость нам сейчас не к лицу. Слабость наша врагу на руку... А у нас дела непочатый край. Хлеб на поле стоит, рабочих рук не хватает... - Он встал. - Плакать нам некогда! И чтобы живо мне на работу становиться! Яму копать, в поле идти!.. Кто у вас командир?
- Я...
- Не слышу! - загремел Степан Ильич. - Голоса твоего не слышу!
Васек встал:
- Я, Трубачев, командир отряда.
Степан Ильич махнул рукой:
- Распределяй людей! Чтобы к ночи яма была вырыта! Двоих мне на поле давай!
- Мазин! - окликнул Васек.
- Есть!
- Булгаков!
- Есть!
- На поле! Остальные со мной!
- Пошли! - пропуская вперед мальчиков, сказал Степан Ильич.
Ребята на ходу утирали слезы.
Под вечер над селом завыли фашистские самолеты. Они пролетели низко над полем, осыпая работающих людей градом пуль. Степан Ильич отослал ребят домой. Сидя в хате и прислушиваясь к вою вражеских самолетов, они молча переживали свое горе. Все произошло так неожиданно и так страшно, что даже не верилось, что это правда и они больше никогда не увидят девочек.
Люди долго не возвращались с поля. Село казалось пустым. Наступали сумерки. Никто не зажигал свет. В хате было одиноко и страшно.
Поздно ночью, стоя у ворот, ребята видели, как, устало передвигая, ноги, шел по селу Митя. Навстречу ему вышел Степан Ильич. Они долго говорили о чем-то, замедляя шаги и останавливаясь. Степан Ильич гладил Митю своей широкой ладонью по спине и, наклоняя голову, заглядывал в осунувшееся Митино лицо. Когда они подошли ближе, Васек увел ребят... Никто из них не спросил Митю, где он был.
Глава 20. ГОРЯЧИЙ ДЕНЕК
Было еще совсем рано, когда Игнат широко распахнул дверь - на поле пойдем!
и крикнул:
- Василь, поднимай своих хлопцев - на поле пойдем! Живо! Наши уже все там!
Васек вскочил, протер глаза. Из-за спины Игната выглядывали три хлопца. Один был неизменный товарищ Игната - Федька Гузь, другой - сын колхозного конюха Грицько и третий - племянник счетовода Ничипор. Веселого голубоглазого Грицька Васек хорошо запомнил еще с первой встречи. Грицько почему-то считал своим долгом здороваться со всеми за руку и даже у костра обходил всех по очереди и, если кто-нибудь сидел к нему спиной, легонько толкал его в спину и говорил: "Здорово! Давай твою руку!"
И, когда один раз Валя Степанова, заговорившись с кем-то из девочек, не обратила на него внимания, он без всякого стеснения дернул ее за косу и, простодушно улыбаясь голубыми, безоблачными глазами, сказал: "Здорово и ты, дивчинка! Давай твою руку!"
Ребята так и прозвали его: "Гриць - давай руку".
Другой хлопец, Ничипор, был такой же длинный и нескладный, как его имя. Тонкие мальчишеские руки его и ноги цеплялись за все предметы, мешая себе и окружающим. Характер у Ничипора был мягкий, никогда ни на кого он не сердился, и добрые глаза его с редкими белесыми ресницами, пухлые щеки и полуоткрытый рот имели всегда одно и то же удивленное детское выражение.
- Здорово! Здорово! - дружески кричали вошедшие.
Грицько расталкивал сонных ребят:
- Ну, просыпайся! Давай твою руку!
- Вожатый ваш велел, чтоб вы с нами на поле шли, - пояснил Игнат. - Он тоже там со Степаном Ильичом. Сейчас весь народ вышел, потому что надо спешно хлеб убирать.
Ребята заторопились. Наскоро завтракали простоквашей с хлебом.
- Тапочки наденьте, а то с непривычки ноги поколете, - беспокоился Игнат.
Малютина оставили дома. Митя велел ему помочь Жорке собрать просыпанное вчера зерно и приготовить на печку дров.
Ребята вышли за околицу. Игнат хмурил брови и, жестикулируя, говорил:
- Когда б не так спешно, были б грузовики, а сейчас негде их взять. Ну конечно, послали на МТС человека, да вряд ли толк будет... Везде уборка идет. И лошадей мало... Ну, чем ты будешь зерно свозить, как у тебя грузовиков нет?
Он толкал Трубачева в бок, строго смотрел на него сине-серыми глазами и, подождав ответа, заканчивал сам:
- Ну вот... Люди сыплют зерно на брезент, и лежит хлеб на поле... Вот тебе и уборка! Так наши хлопцы лопатой его - да в мешки. А кто посильнее, тот и на подводу подтащит...
Васек не слушал Игната. Ребята тоже хмуро и печально глядели себе под ноги. Весть о гибели девочек казалась еще страшнее, чем вчера. Начиналось утро; дул свежий ветерок, качались деревья; кудахтали во дворах куры, кричали гуси, на поле тарахтели комбайны, суетились люди, а на земле уже не было тихой, ласковой Вали, живой говоруньи Лиды и хлопотливой Нюры Синицыной...