Страница 6 из 47
— Молчите оба! — приказал король. — Клянусь бородой, ни один из моих пэров не будет избран в посольство.
Тогда встал с места архиепископ Турпен из Реймса:
— И впрямь, нельзя к поганым слать наших самых славных рыцарей. Мы семь лет уже бродим по Испании, из конца в конец исходили этот край, множество бедствий претерпели и горя хлебнули. Государь, дайте отдохнуть вашим воинам, а перчатку и жезл передайте мне: я сам доставлю ваш ответ язычникам.
— Садитесь на ковер и извольте молчать! — разгневался король.
Стали думать бароны, кого же все-таки послать послом к Марсилию.
— Пусть едет мой отчим, — сказал наконец Роланд, — пусть едет граф Ганелон.
— Вот это дело! — согласились французы. — Граф хитер и оборотист, он лучше всех исполнит королевское поручение!
Испугался граф Ганелон, сбросил в гневе с плеч широкий плащ, подбитый горностаем, остался в одном шелковом камзоле, презрительно и надменно взглянул на Роланда. Невысок ростом Ганелон, но статен и крепок. Гордое лицо его пылает от ярости, глаза сверкают — ничего не скажешь, хорош граф! Любуются на него королевские пэры, любуется король. А Ганелон между тем повернулся к Роланду и процедил сквозь зубы:
— Ты злобный безумец, Роланд! Кому же не ведомо, что я твой отчим? Из-за тебя король посылает меня к Марсилию. Что ж! Дай только Бог вернуться из Сарагосы целым и невредимым, уж мы с тобой посчитаемся! Так за все разочтемся, что будешь помнить меня до самой смерти!
Смотрит Роланд на графа Ганелона, хорошо знает, отчего тот пришел в такую ярость. С того дня, когда вероломный граф столкнул на турнире Роланда с его отцом Милоном Англерским, желая погубить своего пасынка, судьба уже не раз сводила юного рыцаря с коварным отчимом. Знает Роланд: завидует Ганелон его славе и удачливости, его ловкости и его знаменитому Дюрандалю. А больше всего не может злопамятный граф простить Роланду одну их встречу, что произошла как-то на сельской дороге.
Дело в том, что граф Ганелон был заядлым и азартным охотником — точь-в-точь император Карл. Бывало, неделями не сходил он с коня, преследуя добычу. Однажды целую осень проохотился Ганелон в окрестностях Ахенского дворца. Леса вокруг королевской столицы густые и кишмя кишат всякой живностью. Травил Ганелон лис и зайцев, лосей и медведей, но самой лакомой добычей были для него кабаны. Любил Ганелон вкусно поесть и в этом своем пристрастии не отставал ни от короля, ни от его пэров.
Обычно перед обедом сами знатные охотники зажаривали на вертеле свою добычу — кому что было по вкусу. Ганелон же больше всего на свете любил жареную свинину, отчего и попал в обидную и постыдную переделку.
Так вот, на исходе охоты выследил Ганелон кабанье стадо, пустился его преследовать и далеко опередил своих слуг и сотоварищей по полевой потехе. В пылу охоты выскочил Ганелон на сельскую дорогу и увидел впереди огромное облако пыли.
— Вот они! — возликовал граф и с копьем наперевес врезался в самую гущу пыли, с наслаждением слыша визг, хрюканье и топот копыт. Когда же налетевший ветер разогнал пыль, неудачливый охотник с огорчением понял, что принял за кабанов обычное стадо свиней, которых погонщики-мясники, вооруженные дубинами и ножами, вели в столицу на королевскую кухню. Две жирных свиньи, заколотые Ганелоном, лежали на дороге, остальные бросились врассыпную.
Пастухи, рассвирепевшие от неожиданного и дерзкого нападения, от досадной задержки, да еще при виде свиней, убитых в суматохе, решили выместить свою злость на этом неведомом разбойнике, закованном в латы.
Добрый удар дубины сбил графа с коня, свинопасы навалились на него всей оравой и вскоре подвесили беднягу на придорожный дуб, обмотав веревку вокруг железного ворота рыцарского шлема. Графу не грозила опасность задохнуться, но его положение было постыдным: Ганелон вертелся на веревке, тяжесть вооружения тянула его за шею, подбородок упирался в железо.
— Негодяи! — хрипел граф. — Будьте вы прокляты!
Между тем погонщики, бросив у ног своего пленника двух убитых свиней, собрали стадо и отправились дальше, не обращая никакого внимания на проклятия их обидчика.
На счастье графа, вскоре на дороге показался всадник. С одного взгляда оценив отчаянное положение подвешенного рыцаря, всадник перерубил веревку, и Ганелон шлепнулся у ног его коня в придорожную траву.
— О! Это вы, граф? — воскликнул всадник. — Государь беспокоится, куда вы запропастились, и послал меня пригласить вас на сегодняшний ужин.
Со злобой и яростью признал Ганелон в своем спасителе юного Роланда.
— Благодарю за помощь, — скривился он, с трудом поднимаясь на ноги. — Однако не воображай, что ты меня спас. Я бы и сам без труда выпутался из этой небольшой неприятности. К тому же я не из тех, что любят одолжаться, и предпочел бы лучше умереть, чем быть тебе обязанным.
Резко повернувшись, ослабевший граф не удержался на ногах и под смех Роланда свалился в пыль подле свиных туш, распростертых на дороге.
Вечером он, как ни в чем не бывало, восседал за пиршественным столом при дворе Карла Великого. Однако, когда подали его любимую свинину, граф отказался.
— Вы злопамятны, граф, — весело окликнул его Роланд, сидевший напротив, — это нехорошо. Вы, может быть, отталкиваете старого товарища по несчастью! Или вы забыли, как он выглядит?
Ганелон посинел от злобы.
— Я ничего не забываю, — пробормотал он. — Я ничего не забываю…
Не забыл и Роланд про этот случай. Знает: готов его отчим на все, лишь бы отомстить своему удачливому пасынку.
Однако Роланд горд и отважен.
— Государь, — сказал он Карлу Великому, — если граф отказывается ехать к Марсилию, я по-прежнему готов его заменить!
Почернел Ганелон от гнева:
— Ты не замена мне, Роланд! Я тебе не сеньор, а ты мне не слуга. Если велит король — я исполню свой долг. Что ж, поеду я к маврам в Сарагосу. Но чует мое сердце: натворю я безумств у неверных, утолю свой гнев и свою обиду!
При этих словах графа Роланд рассмеялся ему прямо в лицо, еще более разъярив Ганелона.
— Я ненавижу тебя! — процедил он сквозь зубы Роланду. — Неправедно я избран в послы, и это ты подстроил… Государь! — громко обратился он к королю. — Я готов исполнить вашу волю. Я знаю, нет возврата тому, кто отправляется к маврам. Помните, государь: вы отдали мне в жены вашу сестру Берту… Передайте ей от меня поклон, скажите, что всего на свете дороже она графу Ганелону!
— Что-то вы разнежились, сударь! — нахмурился король. — Пора вам исполнять мой приказ.
Протянул Карл Ганелону свой жезл и перчатку, чтобы знали неверные, от чьего имени прибыл к ним посол. А Ганелон все не может успокоиться:
— Ваш племянник виной тому, что я еду на верную смерть. До гроба буду я его ненавидеть! И его, и всех пэров, любящих Роланда, и Оливье, с которым он так дружен… Все мне враги! Всем им бросаю я при вас вызов на смертный бой!
— Умерьте злость, граф! — оборвал его Карл. — Не мой племянник, а я, ваш король, велю вам немедленно отправляться к Марсилию.
— Я готов исполнять вашу волю, — повторил Ганелон, — и достойно приму смерть, как приняли ее Базан и Базилий!
Задрожали у Ганелона руки, уронил он королевскую перчатку наземь, а самому впору сквозь землю провалиться от стыда и неловкости.
— О Боже! — воскликнули французы. — Недоброе это предвестье! Бедой грозит нам посольство Ганелона!
— Что ж, увидим, — потупился граф.
Вручил король ему письмо к сарацинскому царю, осенил посланца крестом и отправил в дорогу.
Вернулся Ганелон в свой шатер, выбрал из всех своих боевых доспехов самый лучший, надел на сапоги золотые шпоры и привесил к бедру знатный меч Морглес. Может, не так он мощен, как королевский Жуайёз, и не так крепок, как Дюрандаль Роланда, но и он не раз спасал хозяина от гибели. Хитер Ганелон. Знает — не Морглес выручит его ныне в трудном деле, но умная речь и тонкая уловка. Не гнедой в яблоках скакун Ташбрюн принесет ему удачу, но быстрота мысли и расчетливость замысла.