Страница 14 из 16
– Нет, мне срочно!
Осторожно поцеловал руку белль. Надо же с чего-то начать.
«…Из эпсилон еще никто не возвращался, полковник Петре».
«…Из эпсилон еще никто не возвращался, полковник Петре».
«Вы знаете это не хуже меня…»
«не хуже меня…»
«хуже…»
Снова солнечная буря на Ило-Соло.
Слова Ксантиппы зловеще повторились эхом, и смялось ее изображение в кубо-кубо.
Петре Браге растер грудь в области сердца.
На его коленях сидел ребенок, и ради него нужно было продолжать жить.
Через минуту, долгую, как вечность, связь наладилась.
Изображение снова отчетливое. Кса, заговорщицки кивнув – мол, приготовься! – наклонилась вперед и затараторила скороговоркой, которую эти двое изобрели в юности, шифруясь от ненужных свидетелей их молодых сердечных бесед:
«…рамммаламматарраатаммаа…»
«Петре, подумай сам, зачем им возвращаться? Что ждет их здесь? Следствие, судебное разбирательство, ничтожная возня чиновников всех мастей, озабоченных, что делать с чужой личной свободой? Один корабль пропал, два угнаны. Договорим после». Она протараторила это в одно мгновение и замолчала. Знала, что сказала достаточно и теперь полковнику надо хорошенько поразмыслить над услышанным. Но Ксантиппа не была бы Ксантиппой, если бы не умела притворяться. В молодости она так умело прятала смыслы перед теми, кто по долгу службы подсаживался на их канал связи, пытаясь выяснить, о чем говорят пилот и белошвейка, что этот канал оставили за ними до сих пор. Петре Браге говорил ей при встречах: «Уверен, если на нас заведена отдельная база данных, то проходим мы под грифом „Полковник-визуофоб и его манерная примадонна“».
Госпожа улыбнулась с экрана неподражаемой улыбкой, чуть повернув лицо, скосив глаза и покачивая головой: у нее всегда получалось очень лукаво. Когда-то она поставила на прикол сердце полковника этой своей улыбочкой. Ксантиппа неспроста принялась за старое: что-то назревало.
Браге, не в состоянии предвидеть ее следующий ход, тем не менее ликовал: заговорщики живы и Ксантиппа вот-вот намекнет, где они сейчас!
Старик и Рейнясу отсмеялись в ответ на улыбки и подмигивания Ксантиппы. Мальчик – задорно и беспечно, а седоусый дед – с небывалым облегчением. Ксантиппа сумела все обставить самым невинным образом: это выглядело, как забавы ласковой бабушки с малышом.
А Ксантиппа не унималась. Она, к удовольствию мальчика, покрутила пальцами, словно изображала длинные напомаженные усы Браге. Рейнясу снова звонко захохотал, взглянул на Петре и повторил жест. Петре, наоборот, насторожился: Кса собиралась устроить «штучку» – в молодости они называли этим словом сложные розыгрыши. Ксантиппа сказала:
– Полковник Петре, вы не забыли: на днях вам нужно заказать памятную песню? Вы каждый год заказываете ее в годовщину смерти отца Тимоха – и каждый раз просите меня напомнить вам об этом. Так вот, я напоминаю. Текст песни у вас? Что вы отошлете в бланк-заказе на канал «Орфей»?
– Кса, прости, я забыл.
– Надеялся на меня?
– Да, опять и снова… – пристыженно пробурчал Браге, стараясь потянуть время, а сам лихорадочно соображал, к чему она клонит?
Тимох всегда справлялся сам, заказывая поминальную песню по умершему отцу. Петре Браге был пассивным слушателем в День Памяти усопших и ностальгировал, обложившись солеными орешками с разных планет, длинными ломкими центаврийскими хрустами и банками с пивом.
– Кса, ты не помнишь слова песни? – взмолился он, не в силах разгадать предложенную головоломку. Ксантиппа явно добивалась от друга не просто исполнения ритуала, но чего-то еще.
– А поискать не пробовал? – уколола его старая и единственная любовь.
– Теряюсь, где можно поискать… Год назад я заменил домработника на новую модель…
«Хорошая отмазка, нечего сказать!»
В памяти домашнего робота Петре Браге, что старого, что нового, никогда не было ни одной любимой песни его покойного друга Рея Гвена.
– Так и быть, помогу и в этот раз! – смилостивилась госпожа. И добавила, обращаясь к Рейнясу:
– Малыш, у тебя очень забывчивый дедушка!
И снова взглянула на полковника:
– Я хорошо помню слова и отправлю вам текст, полковник Петре, а вы позаботьтесь, чтобы памятную песню повторили двенадцать раз за сутки: сколько лет отмечаем по покойному. Надеюсь, это вы не запамятовали?
Рыжая лисица Ксантиппа снова покрутила пальцами, изображая усы, послала привет мальчику и торопливо закрыла канал, экономя кредитки Браге – оплату за прямую связь с «Галерой».
Значит, условия игры заданы. Петре Браге осталось включиться в действие: получить послание с таинственной песней и посмотреть, что же затевалось?
И вот в кубо перед полковником всплыл странный текст, самая что ни на есть настоящая сага о первопоселенцах на Ило Семилунном. Но эта сага отлично ложилась на музыку известной песни «Магелланов парус» и могла быть исполненной в память незабвенного друга. Ему пришлось перечитать песнь Ксантиппы несколько раз, пока не срослись, наконец, все смыслы и до Петре дошло содержание вполне прилично срифмованных строк. На самом деле это была не песня, а инструкция. Ксантиппе предстояло обеспечить коридор к планете для челнока второй мастерицы, «Иглы‐2». Вторая белль должна была вывести корабль из прыжка в нужном месте и в нужное время, а полковник, обосновавшийся на Ило Семилунном, должен помочь с точным определением момента и координат. Прекрасный Ило очень негостеприимен в ночное время. Ксантиппа требовала указать подходящий схрон, в котором остановятся беглецы. Эти бункеры, оставшиеся от первопоселенцев, забытые, затерянные в дебрях иланского леса, сейчас были никому не нужны. Они еще пригодны для жизни, и, самое важное, в них безопасно ночью, когда ворожит фиал.
Единственное, что не открылось пониманию Петре Браге – из зоны эпсилон челнок доставит на Ило Семи-лунный даже не четырех, а пять пассажиров.
Однако он воодушевился и в самом приподнятом настроении повторял про себя: «Впервые из эпсилон вырвался корабль! Величайшая победа человечества над тайнами природы!»
Но победителей, как предупредила Ксантиппа, по возвращении не ждет ликование толпы, торжественные приемы и пресс-конференции. Их вообще ничего хорошего не ждет. Выход для заговорщиков один – затаиться. Большие крейсеры скоро отправятся на Фомальгаут и дальше, куда поведут Звездный флот дороги большого космоса. Все должны забыть о трех малых кораблях, принадлежавших эскадре в то время, когда Содружество гостило в системе Ило-Соло.
Патрульный корабль «Певень» не просто исчерпал свой ресурс, корабль был выжат. Системы жизнеобеспечения отказали. Тимох с Ветером облачились в скафандры для открытого космоса, а Мрия с новорожденной ушла, чтобы запереться в сфере «Иглы‐1».
До этого Тимох не мог знать, что рабочие сферы белошвеек служат еще и защитным коконом своей хозяйке. Мрия собиралась повторить действия, которые он подсмотрел у Анны. Она распустит волосы, обнажится, прижмет к себе новорожденную, и сфера примет их в себя. Для внешнего наблюдателя это будет выглядеть, как если бы мать и ребенок расплавились в сиянии.
Тем временем пилот осторожно выводил «Певень» из зоны эпсилон. Челнок второй белошвейки уже ждал его в точке невозврата: Анна контролировала его патруль-ник, и Анна вытянула их всех. Вернее, втянула в привычную вселенную.
Тимох испытал невероятное облегчение.
Если бы с Анной что-то случилось, у него не хватило бы своего, человеческого ресурса перенести это.
Ему хотелось вытереть холодную испарину на лбу, но не в скафандре же. Он чувствовал, что смертельно устал и ни на что не способен. Тимох видел, что с попутчиком происходит такая же странная ломка, словно им обоим заново приходится вживаться в привычный мир.
Пилот представил, как уходил из схем «ЮНа» последний наноампер, а с ним и жизнь корабля… Нужна энергия. Но подключать «ЮН» к «АДРОНу», ведущему челнок Анны, бессмысленно, разные поколения электронного интеллекта не могут быть взаимозаменяемыми, как лом и зубочистка не могут заменить друг друга. И, значит, «Певень» придется оставить.