Ночь всех проверит

Осмелев, он положил свои ладони поверх сцепленных пальцев Анны и вслушался в то, что над самым ухом говорила белль, обращаясь к кому угодно, но явно не к пилоту.

Оказывается, Анна знакомила звезды с ним.

– Этот человек полетит вдоль нити на границу мира и дальше. Он летит за Мрией! – решительно заявила белошвейка.

Сфера рванулась навстречу всеми звездами, скоплениями, парсеками пустоты, квазарами и туманностями – они вдвоем летели обратно, но страха уже не было. Когда крохотное солнце Ило-Соло снова засияло в дюйме от лица, Тимох понял, что все во вселенной вернулось на свои места и пришло в равновесие.

– Уф-ф! – облегченно вздохнула Анна, выдергивая пилота из сферы так же быстро, как затолкала внутрь звездной проекции. Она продолжала поддерживать его сзади: пилот покачнулся, не сразу восстановив равновесие.

Тимох, которого слегка подташнивало, отметил показания часов на борту челнока. По ощущениям, падение длилось несколько мгновений и таким же секундным было возвращение, на деле же полет в пустоте обернулся четвертью часа реального времени, и ему пора возвращаться на «Певень».

Белошвейка сказала:

– Хорошее начало! Офицер Тимох Рей, я оставляю эскадру Звездного флота и последую за вами. Я буду наряжать «Певень» столько раз, сколько понадобится для того, чтобы осторожно вторгнуться в эпсилон. Если вы сохраните нить, я придумаю, как вернуть вас обратно.

Тимох, ошалевший от внезапного приключения, плохо слышал ее напутствие.

Он разглядывал губы белошвейки и крупный жемчуг зубов. Он помнил горячее кольцо ее рук и подумал, что не прочь провалиться в звездную бездну еще раз. Только чтобы снова – в обнимку…

Опомнился, когда Анна указала ему на выход:

– Офицер, вам пора. Мне надо работать.

До Тимоха не сразу дошло, что это – все.

Оказавшись перед входной мембраной, он обернулся и понял, что не уйдет. По крайней мере не сейчас, когда хозяйка, забыв о госте, стоит к нему спиной.

У ног белошвейки лежала снятая юбка-колокол. Под юбкой оказалась еще одна: тесные складки, обшитые чем-то волнующе пышным, похожим на перья с брюшка иланских лебедей. Вторая юбка тоже пала долу, открыв взору то, что привело Тимоха в полное восхищение. Анна расстегнула застежки на плечах, и остатки одежды скользнули вниз. Белошвейка вошла в звездную сферу, нетерпеливо пульсировавшую, словно любовник, в томительном ожидании.

«Стоять!» – приказал себе патрульный. «У тебя есть время! Времени у тебя – навалом!» – за сердце весело отчитался пульс пилота.

Девушка в сфере расплела косы, мотнула головой, и каскад волос плеснул, рассыпаясь, закрыл плечи, лопатки, ложбинку вдоль позвоночника. Полукружия ягодиц совершенной формы мелькнули и исчезли за ширмой волос. «Какая жалость!» Волосы стали наэлектризовываться – иначе трудно объяснить то, что теперь каждый по отдельности волос, словно волнистый луч на эмблеме, исходил из общего центра – головы мастерицы, испуская свет. Тимох убедился, что эмблема на кораблях белошвеек, знакомая каждому пилоту, – абсолютно реальное изображение, хоть принято считать ее символической.

Тело второй мастерицы стало вращаться вокруг оси, и вот она уже неразличима в сиянии лучей-волос.

Вскоре в сфере блистало солнце по имени Анна.

Тимох вышел в задумчивости. Он на всякий случай проследил, закрылся ли входной люк. Люк закрылся.

Тревожный зумм заставил насторожиться. «Внимание! Корабль готов к старту!» – предупредили системы челнока. Тимох поспешил уйти подальше от причала номер семнадцать; здесь не предусмотрены многослойные защитные барьеры…

Бравый «Певень» с обновленным ресурсом, готовый к вылету, ждал с противоположной стороны гигантской базы белошвеек.

Но кто попал на «Галеру», там и умрет.

Тимох умер, едва разблокировав вход в свой корабль.

Глава четвертая

Рывок в эпсилон

Что-то толкает в левое плечо. Тупо, настойчиво, молча. Толкает. Голове больно, больно плечу. Я ерзаю на скользкой закругленной поверхности, съезжаю вниз, чувствуя, что ступни поднялись выше головы, и от перемены положения тела мне стало легче. Сколько времени я валяюсь здесь?

Левое колено уперлось во что-то; опора подо мной рывком приходит в движение, я резко опрокидываюсь на бок, тело само реагирует на изменения: снимаю ладони с краев гладкой поверхности, группируюсь, а на меня наезжает тяжелое, твердое, теснит справа, наваливается, грозясь расплющить. Движущаяся поверхность подо мной снова дергается и опрокидывается. Я вываливаюсь, как из чаши, инстинктивно откатываюсь, освобождая место, куда немедленно падает тяжелое и твердое, наехавшее на меня.

Открываю глаза.

Мрак.

Во мраке видна лишь пара узких светящихся дуг, да и то их перекрывают большие и малые геометрические силуэты, слабо угадываемые в темноте. Знакомые запахи. Странно, сколько их, разных, собралось в этом месте! Меня решительно и в полном молчании ощупывают. Есть что-то нелепое в хватании человека за самые неожиданные места на теле, я догадываюсь, что многопалая мягкая клешня принадлежит складскому роботу. И окончательно прихожу в себя. По желобу погрузчика я попал внутрь корабля.

Вопрос: какого корабля?

Осторожно пробираюсь к светящимся щелям – там дверь, и она не закрыта. А не закрыта, потому что бортовым системам не объявлена готовность на старт, и у меня есть последний шанс выйти из грузового отсека и удивить хозяев корабля. Или лететь в темном чулане в компании припасов и всевозможных запасок на случай собственного или чужого ЧП. До тех пор, пока пилоту не заблагорассудится заглянуть сюда. Учитывая, что хранилищ на любом корабле предусмотрено несколько, заглянуть могут не скоро. Дверь закроется герметично, вентиляция в грузовых отсеках не предусмотрена – да я сдохну здесь от удушья!..

На четвереньках, ощупью пытаюсь бесшумно пробраться к выходу и едва не падаю, наступив на офицерский хлыст, болтающийся на запястье. Мне оставили хлыст, значит, налетчик был из местных; на «Галере» вряд ли известно назначение этой цацки, иначе, если бы знали, – первым делом отняли бы хлыст.

Возле выхода натыкаюсь на знакомый ребристый контейнер, знакомый, потому что сам ставил его сюда…

Я на «Певне»!

Меняю тактику: осторожно просовываю лезвие ножа под дверь, дверь мало-мало отъезжает вглубь, и этого достаточно, чтобы слышать разговор в рубке и даже видеть собеседников.

Голос льдинки, то есть второй белль:

– Ветер, это незаконно. Я отказываюсь наряжать захваченный корабль!

Незнакомец, занявший мое пилотское кресло, отвечает молодым баском:

– Ты в курсе, что это не блажь? Я лечу за Мрией! В твоем наряде или без наряда – я лечу за моей женой! Пропади ты пропадом, ты! Ты не захотела помочь! Все, разговор окончен!

Незнакомец раздражен.

На экране кубо-кубо лицо Анны с ресницами в горизонтальном положении.

– Ветер, я бессильна что-либо сделать. Торсионы перестанут отзываться в любую минуту. Это может случиться сейчас, а может – на подлете к зоне. А может за границей мира – когда угодно. И мне никогда не узнать, что именно я сделала не так. Ты поможешь Мриечке, если вернешь этому кораблю его пилота, а мне – уверенность в том, что наши помыслы чисты.

По движениям рук незнакомца я понимаю, что он проверяет сигнатуры перед стартом. Отмечаю: его учили управлять кораблем. Не великий мастак, но и не профан в летном деле. Но, съешь тебя цветочек, ведь не запустишь «Певень»! Хлыст со мной, а у офицерского хлыста секретов не перечесть; он еще и блокирует системы корабля!

Верзила шарит по голограмме приборной доски, недоумевая. Оглядывается на застывшее изображение Анны в кубо-кубо и продолжает сочным молодым баском:

– Этот картавый капитан – да он повернет корабль обратно, стоит только увидеть потухшие звезды! Ты веришь, что он уйдет в эпсилон? Ради кого? Кто ему Мрия? Что ему белошвейки? Обслуга полетов, одной больше, одной меньше – вот как они там думают! А он – оттуда!