Страница 10 из 11
– Ах, как бы мне хотелось, чтобы поскорее наступил вечер, – вздохнул мальчик, с тоской глядя на солнце, успевшее пройти едва ли четверть назначенного ему пути. Наконец, сгустились сумерки, и пастух со стадами поспешил в долину. Мальчик недолго оставался в доме. С большим куском хлеба и мяса в руке он взобрался по крутой лесенке на сеновал и, к своей радости, увидел там старика, со смиренной благодарностью ожидавшего его. Ганс, не теряя времени, лег спать, чтобы поскорее наступил час ночного путешествия; и когда глаза его потревожил яркий свет, тут же вскочил. Но разбудил его не блеск волшебного зеркала, а луч утреннего солнца. Он с удивлением огляделся; он спал так крепко, что проспал желанное путешествие. Уже совсем рассвело, козы громко призывали своего пастуха. Он бросил быстрый взгляд на своего спутника, все еще спавшего глубоким сном. Спал ли он так со вчерашнего вечера, или отдыхал после ночных трудов? Ганс этого не знал. Он быстро спустился по лесенке во двор фермы, где все уже проснулось; взял свой пастушеский мешок, висевший за дверью, с запасом пищи на весь день, и поспешил с нетерпеливо ожидавшим его стадом в горы.
Он снова смотрел вниз, сидя на своем высоком скалистом сиденье, – на цветущие луга, и видел в отдалении маленького человечка с волшебным зеркалом; он решил не смыкать глаз всю ночь. Но когда наступил вечер, и он расположился на своем ложе рядом со стариком, глубокий сон смежил его веки, и он открыл глаза, только когда их коснулись солнечные лучи. Робость мешала ему разбудить старика и высказать свое желание еще раз увидеть волшебную страну; каждое утро он отгонял коз в горы, унося с собой это свое невысказанное желание. Так прошло лето, и когда однажды утром первое холодное дуновение осени коснулось лица мальчика, за скалой, на которой он сидел, послышался шорох, и перед ним предстал старик, столько месяцев бывший его товарищем. Сумка на его плече была полна, а в руке он держал посох, словно собирался возвращаться в свой далекий дом.
– Я пришел, сын мой, – серьезно произнес маленький человек, – чтобы поблагодарить тебя за пищу и кров, и спросить, есть ли у тебя какое-нибудь желание, которое я мог бы исполнить.
Ганс воскликнул от радости, но старик предостерегающе поднял палец; казалось, он читал в самой душе мальчика.
– Никогда не пренебрегай священными обязанностями из-за праздного любопытства, – произнес он наставительно, и мальчик покраснел. Ганс вспомнил о своей доброй матери в долине, мимо чьего домика он проходил каждое утро и каждый вечер, и видел бедную женщину стоящей у окна, чтобы прошептать слова любви, материнское благословение своему единственному ребенку. Но сегодня утром ее глаза были затуманены тревогой, и когда он спросил, что случилось, она со вздохом ответила:
– Ничего, милое дитя мое, что ты мог бы изменить; я просто думаю о приближении зимы, о том, как холодный ветер будет пронизывать мой ветхий домик, о том, что у меня нет теплой одежды, чтобы защититься от него.
Все это молнией промелькнуло в голове мальчика; он с трепетом сжал руки, и мольба о помощи сорвалась с его губ.
– Правильно, сын мой, – ласково сказал старик, протягивая мальчику мелкую монетку. – Не презирай ее за жалкий вид, и никогда не используй по глупости; и когда я вернусь в следующем году, пусть сердце твое будет так же чисто, а душа доброй, какими я нашел их сейчас. Прощай.
Он ласково кивнул мальчику, снял с плеч плащ, расстелил его на камне, уселся на него с посохом в руке и закинул за спину тяжелую сумку. Плащ тут же поднялся и завис перед изумленными глазами мальчика. Старик помахал на прощанье рукой, затем указал посохом на юг, и волшебный плащ быстро, как стрела, понес его к далекому дому. Мальчик наблюдал за этим, благоговейно сложив руки. Подобно взмахам орлиных крыльев, темное одеяние двигалось сквозь белые облака; маленький человек прекрасно сохранял равновесие, направляя полет посохом, который держал в левой руке, в то время как волшебное зеркало в правой сияло в лучах утреннего солнца, подобно диадеме из карбункулов на голове королевы змей. Наконец, последняя вспышка погасла, и мальчик снова остался один на своем скалистом сиденье, мечтательно глядя на золотую монету в своей руке. Очевидно, она много раз переходила из рук в руки, потому что требовался острый глаз, чтобы хорошенько рассмотреть изображенное на ней: с одной стороны лев Святого Марка простирал свои царственные лапы и, вскинув голову, охранял Венецию, Королеву моря, чьи ноги целует своими ласковыми волнами Адриатика, каждый год обручаясь с ней кольцом дожа. На другой стороне было отчеканено имя одного из правителей этой гордой республики. Оно было едва различимо; его давно затмила слава более поздних правителей.
Мальчик не понимал смысла изображения и надписи, но был уверен, что это очень ценный дар, несмотря на его жалкий вид, а потому бережно убрал монету в карман. Сегодня он обрадовался больше обычного, услышав звук вечернего колокола, произнес молитву с большим, чем прежде, пылом, и как на крыльях поспешил за своим стадом.
– Ты только взгляни, матушка, что я тебе принес! – радостно крикнул он в окно хижины, показывая подарок старика. – Не смейся, – горячо взмолился он, увидев улыбку матери, – это подарок доброго, могущественного человека. Положи его вместе со своими сбережениями и посмотрим, что из этого выйдет.
Когда он говорил это, глаза его так ярко светились радостью и доверием, что добрая матушка не могла позволить себе огорчать его своими сомнениями; она пообещала убрать золотую монету в ящик стола и с ласковой улыбкой пожелала сыну спокойной ночи.
Десять весен пролетели над горами и долинами Тироля, за это время многое изменилось. Молодые деревья выросли и покрылись листвой; дети стали взрослыми. Ганс пас уже не козье стадо, а стал сеннером, как называют в Тироле горных пастухов, и теперь все стада фермера были вверены его заботам на все время пребывания их на высокогорных пастбищах, куда он отгонял их ранней весной. Заходящее солнце освещало высокий ледник, его лучи струились на пастбище и золотым покрывалом накрывали сосны, под широкими ветвями которых стада располагались на ночь. Но Ганс не торопился ложиться; он стоял перед своей хижиной, в которую в первый раз вошел как сеннер, и осматривал доверенных ему животных.
Долины дремали в вечерних сумерках, но вершины ледника пылали пурпуром и напоминали молодому человеку образ, который он долго носил в своей душе с тайной тоской; он думал сейчас, как не думал уже много месяцев, о розовом саду перед хрустальным дворцом, и о маленьком человеке, который был его товарищем на сеновале фермера каждый год, который каждую осень взбирался на гору, чтобы попрощаться с ним, а затем с сумкой, полной золота, возвращался на своей волшебной мантии в далекий дом. Он ни разу не попросил у старика позволения заглянуть в горное зеркало с тех пор, как получил серьезное предупреждение насчет праздного любопытства, и воспоминания о владениях короля Лаурина постепенно поблекли. Но его почтение к странному старику не изменилось, и каждый день он делил с ним ужин из благодарности за прощальный подарок, который Ганс давным-давно отнес домой своей матери. С тусклой старой монетой маленького человека в бедную хижину пришло благословение, и денег в ящике никогда не становились меньше. Их всегда оставалось немного, даже когда на месте полуразрушенного домика возвели крепкий и удобный дом, а после этого купили много необходимой мебели и теплой одежды на зиму. Теперь уже не было нужды тайком пробираться в дом фермера, чтобы получить лишний кусок хлеба от добросердечной фермерши, без ведома ее скупого мужа. Сначала они держали одну корову, потом две, а потом – Ганс радостно оглядел дремлющее стадо – теперь там спали четыре прекрасные коровы, собственность его матери, которую ему разрешили отвести на горные пастбища и пасти вместе со скотом хозяина. Грубый фермер, правда, никогда не удостаивал его этой милости, но прошлой осенью он уснул вечным сном, и глаза, которые теперь сияли в его доме, были так кротки и прекрасны, что ему было приятно повиноваться их взгляду. На что были похожи эти глаза? Ганс пытался вспомнить, глядя на ледник, пурпур которого сменился бледно-розовым оттенком. Да, да, теперь он знал это. Глаза Аннели, которую он любил с детства, как свою родную сестру, были точь-в-точь как у той прекрасной девушки, что гуляла в розовом саду рядом с королем гномов, и это вернуло его к его воспоминаниям.