Страница 5 из 10
Как отец, я пытаюсь понять взаимоотношения Сталина с дочерью, ведь наши девочки оказались в одинаковом положении, беззащитными под отцовским прессом и страдающих от отсутствия матери, с которой говорить можно о сокровенном, чисто женском, о том, что никогда девочка не скажет отцу.
Я вспоминаю слова дочери-десятиклассницы, сказанные об однокласснице, у которой она любила бывать: «Как я завидую Лене, что у неё есть мама, с которой она всем делится», – и понимаю: эти же слова могла произнести Светлана Сталина, завидуя Марфе Пешковой, однокласснице и соседке по парте.
И хоть у Светланы была няня, в детские годы во многом заменившая мать, а у моей дочери в утешительницах – младшая сестра жены, – замены неравноценные. Обе дочери были под отцовским контролем, качели не были уравновешены, и перевес всегда был в сторону властного родителя, единолично принимающего решение.
Когда у моей дочери наступил переходной возраст, у нас начались проблемы в общении, но точно такие же проблемы возникли и у Сталина со Светланой из-за её первой и второй влюблённостей.
Привыкший повелевать (сыновья его побаивались и не были строптивыми), Иосиф Виссарионович не смог совладать с собой, когда дочь вышла из-под его влияния. Конфликт с дочерью из-за её влюбленности, начавшийся в день семнадцатилетия, завершился инсультом у отца в день её двадцатисемилетия. Возможно, это случайное совпадение. А возможно, тот давний конфликт, несмотря на примирение, продолжавшийся десять лет, – никто никому ничего не простил, оба были с характерами, – спровоцировал у Сталина скачок артериального давления, он ведь не сумел переломить себя, обуздать гнев и поздравить с днём рождения дочь, добивавшуюся в день своего рождения разговора с отцом. Её день рождения стал последним сознательным днём Сталина. Отцы и дочери – это из другой категории, нечто иное, чем тургеневские отцы и дети, – подразумевается, сыновья.
Дороги наших дочерей, столь схожих по детским судьбам, кардинально разошлись.
Асенька – член ассоциации иммиграционных адвокатов Америки. Адвокатскую присягу у неё принимал Уильям Генри Гейтс II – отец Уильяма Генри Гейтса III, более известного как Билл Гейтс. Фотография в семейном альбоме запечатлела принятие присяги: сидящий на сцене Уильям Генри Гейтс II и Асенька, поднявшая обращённую к нему ладонь правой руки. Её адвокатский офис находится неподалёку от штаб-квартиры компании Microsoft. У Асеньки трое детей, первенец – сын, затем дочери; старшая дочь, Лорочка, названа в честь вечно молодой бабушки.
У Светланы также родилось трое детей; сына, первенца, чтобы задобрить отца, недовольного её замужеством, она назвала Осей (Иосифом) – впрочем, и второго дедушку, Гришиного отца, звали Иосифом; ни одна из дочерей в память о маме не названа Надей. Скрытой подоплёки искать не надо. Не в каждом замужестве женщина командует семейным парадом.
Светлана Сталина, имевшая, казалось бы, всё, о чём в предвоенные годы мечтал советский ребёнок, которой завидовали сверстницы, после её появления с отцом на трибуне Мавзолея, благодаря воспоминаниям об отце ставшая миллионершей, забытая детьми и внуками, одиноко завершила свой путь в доме для престарелых в маленьком американском городке штата Висконсин. Вокруг её имени и подробностей личной жизни незаслуженно нагромоздилось огромное количество лжи и несправедливостей, множество спекуляций, инсинуаций и домыслов. Нелегко, оказывается, нести на себе бремя любимой дочери Иосифа Сталина.
Светлана прожила пять жизней, в трёх из них она была Сталиной. Первая и вторая прошли в Зазеркалье: одна – до самоубийства матери, вторая – до 17-летия, до размолвки с отцом. Третья, в которой она жила вне Зазеркалья, но всё ещё оставалась Сталиной, продлилась до 27-летия, похорон отца. Четвёртая жизнь, в ходе которой она взяла фамилию матери – Аллилуева, продолжилась до 1967 года, отъезда в Индию, после чего она стала «невозвращенкой»; пятая, прошедшая в скитаниях по странам и континентам, с кратковременным возвращением в СССР, – завершилась в маленьком глухом городке штата Висконсин, предположительно 22 ноября 2011 года.
Она трижды меняла имя, пять раз выходила замуж (официально – четыре, пятый брак – гражданский, советским правительством неразрешённый – завершился смертью супруга), родила троих детей, с которыми не поладила, меняла религиозные конфессии, побывав в церквах: православной, римско-католической и христиан-евангелистов, увлекалась индуизмом, дважды эмигрировала из СССР, несколько раз уезжала и возвращалась в США и в Англию, жила в Грузии, в Швейцарии, во Франции…
Но нельзя судить её строго, не побывав в её «шкуре» – любимой дочери всесильного генералиссимуса.
С мыслями о двух разных девочках я берусь за нелёгкий труд – размышления о жизни Светланы Аллилуевой, – вспоминая всякий раз Пастернака:
Я понял, что напишу эту книгу, когда горлом пошли первые строки.
Светлана Сталина родилась 28 февраля 1926 года. Позже эта дата дважды станет для неё роковой. Двадцать восьмое февраля 1943 года запомнится на всю жизнь – она впервые целовалась с взрослым мужчиной, кинорежиссёром Каплером. На другой день она надолго рассорилась с отцом. Через десять лет в её день рождения у него случится инсульт, и у постели умирающего отца одинокая двадцатисемилетняя женщина, успевшая дважды побывать замужем, вновь будет вспоминать Каплера, репрессированного разгневанным Сталиным.
В возрасте шести лет и восьми месяцев (в детском возрасте каждый месяц имеет значение) она осталась без матери, которую знала лишь по рассказам. Но ей всегда казалось, что самое светлое в её детской жизни было связано с мамой, которая, конечно, поддержала бы дочь, когда та повзрослела и впервые влюбилась. Она верила, что мама защитила бы её от гувернантки, рывшейся в её портфеле и письменном столе, и от мелочных придирок отца, диктовавшего ей, какой надевать берет или какой длины носить платья. С каждым годом взросления, когда Светлана из маленькой девочки превращалась в подростка, из подростка – в молодую женщину, она всё острее осознавала свою трагедию, всё больнее чувствовала одиночество, и её первые литературные опыты, написанные школьницей, были посвящены маме.
…Летом 1963 года в подмосковном посёлке Жуковка, куда Светлана вывезла на отдых детей Осю и Катю, за тридцать пять дней, с 16 июля по 20 августа, она залпом написала книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу», которая по эмоциональной насыщенности, пожалуй, одна из лучших эпистолярных книг, когда-либо прочитанных мною.
«Это я тебе говорю, несравненный мой друг, тебе – чтобы ты знал. Ты всё хочешь знать про меня, всё тебе интересно, – так знай и это. Ты говоришь, что тебе всё интересно, что касается меня, моей жизни, всего того, что я знала и видела вокруг себя. Я думаю, что много интересного было вокруг, конечно много. И даже не то важно, что было, а что об этом думаешь теперь. Хочешь думать вместе со мной? Я буду писать тебе обо всём. Единственная польза разлуки – можно писать письма. Я напишу тебе всё, что и как сумею, у меня впереди пять недель разлуки с тобой, с другом, который всё понимает и который хочет всё знать. Это будет одно длинное-длинное письмо к тебе»[4].
Она писала эти письма, не думая ни о публикации, ни о читателях, и позднее сама очень чётко оценила достоинство эпистолярного жанра: «У лирических писем другой масштаб, чем у исторических мемуаров; они скорее поэзия, чем история». Обращалась она в письмах к близкому другу, деликатно нигде не называя его по имени, нежными словами «несравненный мой друг» (почти пушкинскими: «мой первый друг, мой друг бесценный») или «милый мой друг», напоминающими мопассановское обращение: «мой милый друг». Из-под её пера действительно вышла «скорее поэзия, чем история».
4
Аллилуева С. И. Двадцать писем к другу. – М., 1990.