Пробел

И вот однажды Кай не вернулся. Уже наутро я понял, что это конец. Но ни голод, ни одиночество не заставили меня попытаться выбраться из подвала. Я просто сидел и ждал, когда получу настоящее освобождение. Прекрасно понимая, что без крови я буду долго и мучительно высыхать, пока не истлею окончательно, морально настраивался на это. Или охотники найдут меня раньше, но я не окажу им сопротивления. А если меня начнут пытать, то я никогда не выдам имя своего создателя. Пусть Кай живет, если он еще жив.

Дверь скрипнула через несколько дней, кратковременная полоска света и шаги. К тому моменту я уже был готов ко всему, но только не снова увидеть Кая. Тот даже не шел, а перекатывался, сильно хромая и прижимая к груди искалеченную руку – она была почти вырвана из плечевого сустава. Я вскочил с того места, которое и не рассчитывал уже покинуть и подбежал к другу. Такие раны залечиваются долго – возможно, потребуется несколько дней при нормальном питании, но это уже не было основной проблемой. Я был рад, впервые по-настоящему рад после своей смерти, увидев его живым. Поэтому и спросил:

– Ты зачем вернулся?

Кай улыбнулся болезненно:

– Я оторвался от них… Это были вампиры… не охотники, поэтому мне удалось… Эй, тебе нужно уходить. Очень скоро они найдут…

– Ты не должен был возвращаться! Надо было бежать! – крикнул я, заметив, что Кай употребил слово «тебе» вместо «нам». Но тут же взял себя в руки. – Послушай, ты просто отлежишься несколько дней. Я достану крови. Я справлюсь.

– Я знаю, что справишься, – уже укладываясь на холодный пол, ответил тот. – Но что дальше? Теперь, когда они напали на наш след, они будут преследовать нас. Они знают, что в городе несанкционированный вампир – те убийства не оставляют сомнений, они ищут тебя. Я просто попал под руку. И я не мог им позволить схватить себя, потому что тогда бы они нашли… это место.

Да, если Война закончена, то его могли бы и отпустить. Кто знает, какие мирные договоры уже подписаны и кто теперь союзник, а кто враг? Но только не в том случае, если он создал и столько лет покрывал монстра. Я сглотнул и переспросил тише о том, что уже стало понятно:

– Ты вернулся, чтобы убить меня? – самое логичное – стереть меня из своей биографии.

Но Кай просто помотал головой, а потом потерял сознание.

Вампиры – самые жестокие существа на планете. Ни одно животное не может сравниться с ними в этом. Вампиры – самые благородные существа на планете. Ни один человек не может сравниться с ними в этом.

Я проснулся, глотая кровь. Кровь вампира. Река, заполняющая нутро, слова, заполняющие мысли:

– Я – Мастер. Ты – Дитя. Ты слышишь мой приказ? Я приказываю тебе жить. Не причиняй вреда смертным без нужды, пусть твой голод никогда не затмевает твой разум. Приказываю держать инстинкт под контролем. Убей меня, чтобы мой приказ обрел достаточную силу. Слышишь меня? Я приказываю тебе выжить! Любым способом. Дитя… доживи мое бессмертие за меня.

Как это похоже на Кая – поставить на кон все ради очередной абсурдной идеи! Связь двусторонняя, дело тут не только в Дитя, Мастер тоже может повлиять на нее, вложив в свой приказ все без остатка, заставить Дитя ответить на такое безумство, не оставить выбора, кроме как принять ее. Я принял. И тогда впервые ощутил эту бесконечность. Его всепоглощающую любовь и мою всепоглощающую боль.

– Стой! Стой, я сказала! Наркоманка чертова! Деньги верни, которые ты у меня вытащила!

Истошный крик, к которому соседи давно привыкли и уже не реагируют. Я тоже не реагировала, продолжая завязывать шнурки на старых кроссовках. Ежедневный ритуал. Ну, ежедневный – слово слишком громкое для того, кто дома бывает далеко не ежедневно.

Мать вылетела в прихожую и встала напротив двери, перекрывая выход раскинутыми руками.

– Вот мало я тебя била! Пороть надо было, как сидорову козу, чтоб всю дурь из тебя выбить!

Я выпрямилась, но отвечать не спешила. Что вообще на это прикажете отвечать?

– Верни деньги и катись, куда хочешь! – снова заверещала женщина. Она когда-то была очень красивой, но теперь об этом бы никто не догадался. Опухшее лицо, грязные свисающие волосы, сожженные химзавивкой, рваный и месяцами не стираный халат.

– Пусти. Ты это бабло все равно пропьешь, – с чуть нарастающим раздражением ответила я.

– Да пусть тебя хахали твои спонсируют, шлюха малолетняя! – ввернула свой обычный козырь пьяная родительница.

Я сжала кулаки и зашипела сквозь зубы. Да, шлюха. Да, наркоманка. Да, воровка. Да, использовала все способы, чтобы выжить! Я и не помню, не знаю, как жить иначе.

Возможно, раньше все было по-другому. У меня был хороший папа, да и мать тогда не пила. Хотя, быть может, просто память уже подводит, ведь это свойственно человеку – забывать все плохое. Папу убили, когда мне было восемь. На моих глазах, прямо на улице. Мы шли втроем, держась за руки, счастливая семья. Болтали о чем-то неважном. А потом папа сильно дернул рукой. Я позже всем дядькам в форме объясняла, что это была не собака. Это был очень страшный человек с красными глазами, а потом появился такой же, тоже очень страшный человек, но именно он налетел на первого, бил его, утащил куда-то. А я истошно орала, пока не сорвала голос, глядя, как мой папа лежит на земле окровавленным куском мяса. Мне, конечно, никто не поверил. Да и теперь я уже понимаю, что просто пережитый ужас окрасился детской фантазией. А мать вообще ничего не могла сказать милиции. Неизвестно, что она увидела в своей фантазии. Но мне было восемь! Это я была пострадавшей, я – сломанной куклой, которую нужно было починить. И что сделала мать? Повела к психологу, окружила заботой, подбегала по ночам, когда я просыпалась от кошмаров? Ничего подобного. Она нашла утешение в бутылке. Пока бабушка не умерла, я еще как-то справлялась. Потом сердобольные соседи или престарелая учительница временно брали заботу обо мне на себя. Но рано или поздно это заканчивалось, у людей была своя жизнь, и их доброты не хватало на то, чтобы повесить на себя ярмо в виде чужого ребенка на всю оставшуюся жизнь. Воровать я начала в четырнадцать. Тот, кто считает, что воровство – это плохо, никогда не сидел голодным по три дня. Иногда меня ловили, но отпускали после побоев. Вероятно, им было тоже меня жаль. Колонию для несовершеннолетних я благополучно пропустила. Благодаря раннему развитию и привлекательной внешности в семнадцать я нашла новый способ выживать. Нет, я не работала проституткой, это было бы слишком пошло. Просто встречалась с парнями, иногда с мужчинами гораздо старше себя взамен на возможность перекантоваться. Секс с ними не был обязательным условием, просто я точно знала, что за все надо платить. А платить мне больше было нечем. Не сойти с ума помогали друзья и случайный косячок. В мелочах мне вообще везло – я не попала в колонию, меня не отдали в детский дом, я не залетела и не подцепила ничего букетного, меня не изнасиловали и не убили, я даже, что самое удивительное, не подсела на герыч. Да, мне везло. Наверное потому, что жизнь моя и без того катилась в тартарары.

Сейчас я собиралась пойти к одному из своих постоянных приятелей-наркош. Украденные у матери деньги позволят протянуть несколько дней, а уже потом подумаю, что делать дальше. Я вообще никогда не загадываю дальше, чем до послезавтра. К своему нынешнему «хахалю», как изволила выразиться любящая мать, возвращаться не стану. Дедка поперло уже на извращения. Нет, до такой степени я не чувствовала себя ему обязанной.

– Если бы твой отец был жив, он бы быстро поставил тебя на место, – ну вот опять. На этот раз почти жалобно, обреченно. Я даже смягчилась, увидев слезы на обезображенном бесконечным пьянством лице. – Наташка, что ты…

– Нет, мам. Понимаешь, дело не в нем, дело в нас самих. Это мы с тобой уроды.

Сломанные куклы.

Глава 2

Урок Мастера: Никогда не останавливайся. Только так можно выжить.