Страница 7 из 63
Собратья Люция отправились на битву в разномастной броне мародеров — одна из немногих реалий для тех, кто вел бесконечные войны Легионов внутри Ока Ужаса. Несмотря на то, что их броня представляла собой композицию из разных марок и моделей, его братья перекрасили чужие боевые доспехи. Керамит каждый воин покрыл по своему вкусу, в цвета старого легиона: королевский пурпур и золото. Некоторые, как заметил Люций, умудрились придать лоскутной и асимметричной броне некую утонченность. На любовно оскверненных и ритуально покрытых шрамами нагрудниках других все еще красовался начищенный Палатинский орел. Воины лениво кидали взгляд с одного из своих собратьев на другого, водя по темному пространству капсулы голубыми линзами своих шлемов.
Коготь Ужаса покачнулся, поднимаясь в воздух на звеньях прочной черной цепи, раскачиваясь, в то время, как массивные лебедки тянули его на позицию, чтобы запустить его на поверхность демонического мира из «Диадемы». Люций окинул взглядом своих неутомимых собратьев, прежде чем повернуться к Чезаре, который сидел рядом.
— Ну что, брат мой? — промурлыкал Люций, кивая в сторону других воинов в Когте Ужаса. — Что ты приготовил собратьям на пороге этой самой славной битвы?
Из вокса апотекария донесся тихий звук: не то вздох, не то рычание. Он потянулся к своему снаряжению, извлекая горсть тонких пузырьков из патронташа на груди. Палатинские Клинки подались вперед при виде фиолетовой жидкости внутри сосудов, следом за этим последовал скрип натянутых ремней.
— Это одни из последних, что у нас остались, — предупредил Чезаре, — мы должны ограничить использование до тех пор, пока я не пополню наши запасы смеси. Без достаточного количества материала, я не смогу её синтезировать, — фыркнул он, — если вообще будет что синтезировать после.
— Будет, — ответил Люций, почти его не слушая. Он выхватил один флакон из рук Чезаре. Апотекарий посоветовал бы Вечному подождать до самого начала битвы, а не потакать своим желаниям, в итоге потеряв эффект в середине боя, но прекрасно понимал всю бесполезность этих слов. Люций помахал тонким цилиндром со стороны в сторону, посмеиваясь, пока другие воины жадно за ним следили. Откинувшись назад, он вставил флакон в интерфейсный порт на своей перчатке и ввёл содержимое в кровь.
Прерывисто дыша, Люций перенесся назад во времени. В те времена, когда его нервы пылали от восхитительных ощущений, когда каждый порез от его клинка, и каждая рана, которую он получал, заставляли его пошатываться от овладевающего им восторженного удовольствия. Исчезло и оцепенение, которое иссушало его разрушенные синапсы, чтобы он мог принять с распростертыми объятьями все дары самого молодого бога.
Люций чуть не заплакал от удовольствия, с треском откинув голову в шлеме назад на трон, где он был зафиксирован. Медовые волны радости растекались от языческих боевых барабанов его сердец и неслись по всей плоти. Голоса, что кричали в голове, стали приглушенными, далекими и он снова сосредоточился. Его чувства обострились, как будто завеса тумана, под которой он провалялся всю жизнь, поднялась. Запахи окружения вернулись — он ощущал букет из озона, железа, масла и притирочного порошка. Ощутил вкус собственного пота и запекшейся крови, что липла к его языку.
Со сверхъестественной ясностью он слышал, как говорил Чезаре, его уши слышали все так, как никогда прежде: от резонирующих вибраций его голосовых связок и крови, что пела в его транчеловеческих венах до отдельных деталей его брони, щелкающих и скрипящих в своих керамитовых оболочках.
— Может, я и остальным нашим братьям раздам, Вечный?
Люций разразился тихим смешком, наслаждаясь тем, как заостренные зубы терзают его скользкие губы.
— Конечно, мой дорогой брат, раздай пожалуйста.
Остальные космодесантники напряглись и жадно попытались дотянуться до Чезаре, который бросил им оставшиеся флаконы. Ухватив ампулы дрожащими перчатками, легионеры впрыснули их себе в доспехи. В один миг их летаргия испарилась, сменившись устойчивым спокойствием и острой сосредоточенностью.
Руку в перчатке у одного легионера свело судорогой, когда он схватил свой флакон. Ампула выскользнула из пальцев, сверкнула и, упав на пол, разбилась вдребезги. Легионер замер, молча наблюдая за тем, как содержимое медленно стекает по его сабатонам.
— Рубитайль, ты идиот! — прорычал Чезаре.
— Нет, — пробормотал Рубитайль, его шлем задергался, когда он поочередно начал смотреть то на Чезаре то на бледно-фиолетовую лужу рядом с осколками битого стекла. — Нет. Мне нужна амброзия. Нет!
Фиксаторы Рубитайля застонали. Он вырывался, размахивая руками и царапая когтями пол. Люций услышал тихий скрежет изнутри шлема легионера. Он пытался проглотить стимулятор через маску. Он так отчаянно нуждался в ясности, в тепле чувств, дарованных наркотиком, что не понимал, как унизительно выглядит.
Остальные же, были слишком погружены в состояние наркотического опьянения, чтобы заметить хоть что–нибудь, они даже не обратили на него внимание. Из всего, что утерял III легион во время падения, жалость была одной из первых. Рубитайль закричал и механический вопль исходящий из его шлема заглушил глубокий, металлический лязг отразившийся эхом от стен, в момент, когда Коготь Ужаса приготовился к запуску.
В сознание Люция вернулся голос ребенка, разливаясь, как холодное масло, за его глазами.
+Пусть великолепие Того, Кто Жаждет Удовольствий успокоит твоё сердце экстазом, мой повелитель,+ пропел ангельский голос.
Люций откинул голову назад, потерявшись в красоте грохочущей десантной капсулы и безумии своего брата. Он закрыл глаза и наслаждался этим. Крики были похожи на музыку, изысканную симфонию, когда Коготь Ужаса бросил воинов Когорты Назики вниз к славной битве.
— Да будет так, Кларион, — ответил Люций Вечный, со смехом отправляясь на войну.
I.IV
Звездный город разбился вдребезги о землю. «Бойцовая псина» ударилась о поверхность демонического мира с разрушительной силой циклонной торпеды. Если бы реактор корабля не превратился в тлеющие угли, холодные и замершие из–за пренебрежительного отношения и неугомонного хищного образа жизни его команды; если бы его корпус был чем–то большим, чем грохочущий металлолом, или нос корабля смотрел в сторону поверхности, а не претерпел боковое падение, в тот момент, когда корабль тянуло вниз гравитационным полем планеты, он мог бы ударить с такой силой, которая смогла бы расколоть поверхность на континенты. Неожиданное появление планеты и остановка масс-конвейера в пустоте, по причине взрыва главных двигателей, лишили катастрофу какого–либо сильного кинетического момента. Даже сама поверхность мира посодействовала и вобрала всю энергию, сминаясь, подобно губке, прежде чем рассеять грозовое сияние в пустоте. Но, не смотря на это, удар всё еще был достаточно сильным, для того, чтобы корабль разбился о поверхность планеты и превратился в перекошенную гору искореженных зубчатых стен и сломанных железных костей.
Кризитий моргнул, возвращая себе четкость зрения в тот момент, когда он поднялся на колени. Он боролся с кратковременной амнезией, обволакивающей его головокружительные и сбившиеся ощущения вызванные ударом, но не смотря на это он продолжал удерживать пришедшую боль, словно бережно охраняемую тайну. Он знал, что шоковое состояние быстро пройдет. За все годы войны ему было не в первой испытывать удовольствие от подобных катастроф.
Разбитый пустотный корабль маячил в нескольких десятках метров от него, наполняя небо столбами грязного дыма и рябью огненного тумана. Воин посмотрел вниз, наблюдая за тем, как тусклые разноцветные волны, расходятся от его ладоней по причудливой почве. Он мельком увидел опаленные, разорванные тела на земле, окруженные цветными аурами, которые быстро становились серыми.