Страница 11 из 13
«– Танкисты устоят», – говорит капитан Баскаков.
– Надо, чтобы пехота удержалась. Нам без нее всегда туго.
– Не допускайте немецкие танки на наши позиции, а с их пехотой мы справимся, – заверяет его командир мотострелкового батальона капитан Шестак.
Боевое настроение и у командира мотоциклетного полка майора Федорченко. Но и у него такая же просьба – сдержите танки…
Туман рассеялся. С наблюдательного пункта опять просматриваются окраины Калинина, ближние деревни, поля, перелески. За Волгой грянули артиллерийские выстрелы, и вокруг нас взметнулись столбы земли. Начался огневой налет. Следом за ним в небе появилась авиация. Дальше непременно последует танковая атака.
Так и получилось. К району обороны роты старшего лейтенанта П. В. Недошивина начали продвигаться вражеские танки и пехота. Встретили их дружным огнем и сорвали атаку. Потеряв два танка и до двух десятков пехотинцев, немцы отошли на исходный рубеж. Постепенно грохот боя начал сотрясать весь участок обороны полка и его соседей – от села Брянцево на севере до деревни Черкассы на юге.
Мой танк за боевым порядком первого батальона. Его командир капитан Гуменюк – человек новый, и меня, конечно, волнует, как он организует управление боем, сумеет ли сориентироваться в быстро меняющейся обстановке.
А она накаляется с каждой минутой. Не считаясь с потерями, гитлеровцы идут вперед, стремятся пробить брешь в нашей обороне и прорваться вдоль Ленинградского шоссе в сторону Торжка.
При отражении одной из атак мой танк вырвался вперед и попал под артиллерийский обстрел. Вражеский снаряд пробил лобовую броню. Был тяжело ранен в грудь механик-водитель Иван Августинович. Я продолжал отстреливаться, а сержант Сергутов, собрав все имевшиеся у нас индивидуальные пакеты, перевязывал товарища.
Но рана оказалась смертельной. Навсегда остался в моей памяти этот красивый светловолосый парень – сын калининского железнодорожника, опытный механик-водитель, отважный воин.
Оказавшись в подбитой машине, я не мог управлять полком. К тому же гитлеровцы заметили поврежденный танк, и большая группа пехоты стала подбираться к нему. Пришлось отстреливаться. Выручили нас соседи. Три танка из 46-го мотоциклетного полка рассеяли вражескую пехоту. Тем временем подошли танки нашего полка и взяли мою машину на буксир. Повреждение было устранено, и командирская тридцатьчетверка, механиком-водителем которой стал сержант А. Н. Павлов, заняла свое место в строю…
Удерживать занимаемые позиции нам становится все труднее. Превосходство в силах и средствах явно на стороне противника. Немцы потеснили нас от Горбатого Моста, усиливают нажим вдоль Ленинградского шоссе. Капитан Баскаков докладывает:
– Пехота и танки противника обошли роту лейтенанта Фролова и продвигаются к Никола Малице.
А ведь там командный пункт бригады… Не теряя времени, выделил группу танков.
Ее возглавил и повел к Никола Малице только что прибывший в полк мой заместитель майор П. Ф. Вишняков. Вот что доложил он потом о событиях, развернувшихся в районе командного пункта бригады:
– К Никола Малице мы шли на полной скорости, но немецкие танки уже ворвались в село. Настигли их, когда они приближались к церкви. Шедший в голове взвод лейтенанта В. П. Богатырева с ходу развернулся и завязал бой на коротких дистанциях. В этой схватке было сожжено три вражеских танка, раздавлено два противотанковых орудия, уничтожено до взвода пехоты. Командир танка заместитель политрука В. А. Вотинцев захватил фашистскую машину с прицепом, груженную боеприпасами. Остальные танки и пехота гитлеровцев поспешно откатились…
Пока группа Вишнякова вела бой в Никола Малице, положение на участке полка еще более осложнилось. Танков у нас осталось мало, и немцы не замедлили воспользоваться этим, усилили нажим.
Батальон Баскакова пришлось отвести на запасные позиции. Но, отходя, мы все время контратаковали противника.
Используя подвижность тридцатьчетверок, надежную броневую защиту тяжелых танков КВ, их огневую мощь, наши малочисленные роты упреждали прорывы гитлеровцев, наносили им чувствительные удары. Немецким танкам все же иногда удавалось проскакивать в стыки между ротами и батальонами, пробиваться на наши фланги, выходить даже в тыл.
В эти часы жаркого боя район Никола Малица, Медное, Брянцево представлял своего рода «слоеный пирог». Группы советских и немецких танков растекались по полям, сталкивались в коротких схватках. Быстро маневрируя, наши экипажи отбрасывали противника или уничтожали его.
Во время одного из прорывов вражеских танков и пехоты к Никола Малице работникам штаба бригады пришлось взяться за оружие. В этом бою погиб начальник штаба бригады майор А. М. Любецкий. Мы тяжело переживали эту потерю.
Близился вечер. Ни та, ни другая сторона не добилась серьезного успеха. Мы лишь немного отошли от Калинина, но по-прежнему седлали Ленинградское шоссе. Немцы, предпринявшие множество танковых атак, так и не смогли прорваться в направлении Торжка.
На командный пункт полка неожиданно приехал на броневичке комиссар бригады Н. В. Шаталов. Докладываю ему обстановку:
– Одна танковая рота вместе с пехотой 934-го стрелкового полка ведет бой севернее деревни Черкассы, две роты с мотострелковым батальоном бригады продолжают отражать атаки немцев вдоль Ленинградского шоссе, одна рота вместе с 46-м мотоциклетным полком удерживает рубеж на левом фланге у села Брянцево, две роты в Комсомольской роще – они составляют подвижную группу, которая дважды ликвидировала прорыв гитлеровцев в наш тыл…
Шаталов поднимается на броневик, укрытый в кустарнике, в бинокль смотрит в сторону Калинина, Октябрьской железной дороги, Ленинградского шоссе. Там продолжают бой наши роты. Несколько вражеских машин неподвижно стоят недалеко от железнодорожной насыпи, три догорают у Горбатого Моста.
Шаталов насчитал пятнадцать подбитых немецких танков.
«– Хорошо поработали», – сказал он.
– Против нас уже действуют не передовые подразделения, а крупные силы танков и пехоты противника, – заметил я.
– Броневик Червоткина там? – спросил комиссар, показывая рукой в сторону Горбатого Моста.
– Там, товарищ комиссар. Эвакуировать его с поля боя так и не удалось.
– Жаль, – вздохнул Шаталов. – Такие люди… Они достойны песен и легенд…
Комиссар немного помолчал и, как бы подводя итог своим мыслям, сказал:
– Здесь решается многое.
Удержимся на этих рубежах, сумеем отбросить немцев от Калинина – облегчим положение защитников Москвы и Ленинграда. Каждый подбитый танк, уничтоженное орудие или пулемет уменьшает шансы врага на окружение Москвы…
«– Силы слишком неравные, товарищ комиссар», – говорю я.
– Против нас и наших соседей гитлеровцы сегодня ввели в бой более 80 танков с мотопехотой. Два десятка мы сожгли и подбили, а 60 продолжают наваливаться на нас, да и новые могут подойти. А в полку осталось всего девять тридцатьчетверок и КВ, остальные легкие.
Двинуть их в контратаку против средних немецких – значит погубить…
– Не переоценивайте силы врага, – не соглашается со мной комиссар. – Гитлеровцы только что прорвались сюда из-под Ржева.
Крупные силы они перебросить еще не могли, тылы наверняка отстали. Так что держитесь. Люди у вас опытные, обстрелянные, им и превосходство противника не страшно…
Разговор зашел о людях.
«– Третьи сутки не выходит из боя рота старшего лейтенанта П. В. Недошивина», – говорю я комиссару.
– Сейчас ею командует политрук Ф. Г. Тарасов, Недошивин ранен. Когда немцам удалось обойти роту с флангов, Тарасов организовал круговую оборону и призвал воинов «драться до последней возможности, но не пустить фашистов на Торжок».
Только сегодня рота тридцать раз открывала огонь по танкам противника. Люди устали до предела, и следовало бы им дать возможность хотя бы несколько часов отдохнуть, привести в порядок себя и машины. Но сделать этого я не могу – заменить роту некем, особенно сейчас, когда вражеские атаки следуют одна за другой.