Страница 4 из 9
В семинарском хоре в этом типе исполнения прославился ученик Свечников Александр, обладатель лирического тенора. Его приглашали на «гастроли» в этом направлении даже в другие хоры.
К знакомым мне композиторам прибавились новые имена: Архангельский, Беневский, Соколов, Степанов, но лидером среди них в смысле того, чьи произведения чаще исполнялись, был Архангельский, и это придавало хору вид единого стиля исполнения произведений духовной музыки.
Как и в Камышловском духовном училище, семинарский хор и отдельные его певцы принимали участие в другой области музыки – светской и пользовались заслуженной популярностьго даже в городе. Петь вообще было стихией, постоянно окружавшей семинарию и бушевавшей внутри её. Песня начиналась где-либо стихийно, как пожар начинается от брошенной горящей спички. Раздался один голос, к нему присоединился другой, третий, а там, подобно снежному кому, обрастающему снегом при его вращении, выходит на сцену полный хор в каком-либо классе в перемену между вечерними занятиями и раздаётся:
«Сторона-ль, сторонка,
Сторонка родная.
Темными лесами поросла,
покрылась
Широка, просторна ты, страна
родная!»
Весной во время экзаменов вечером группа семинаристов, любителей пения, собиралась в саду на беседке-ротонде, с которой открывался вид на Каму, усеянную огнями от пароходов, и пели свои любимые песни кто чем мог: кто тенором, кто басом, а кто и просто чем Бог послал. Песня неслась на Каму, гуляла по её широкому и спокойному лону, и люди знали: это поют семинаристы.
В хор отбирались лучшие голоса и энтузиасты пения, а из них Элита – солисты. Это были те, кто составлял гордость семинарии и кто демонстрировал своё искусство на семинарских вечерах.
Вечера устраивались редко, зато с исключительной подготовкой. Для меня, не участвовавшего в хоре и пока что скрывавшего свои певческие способности, эти вечера, точнее, исполнительская часть их – были «университетами», которые формировали мои эстетические эмоции. В моей памяти сохранились, например, такие песни, которые после первого исполнения на вечере, спускались в массы и становились составной частью нашего обычного песенного репертуара.
Сумрак ночи пал на землю (исполнялось в унисон)
ХОР: Пора нам, пора нам всем на отдых
Сумрак ночи пал на землю (унисон)
ХОР: Всем пора на отдых
Звездной ночью на просторе
Нам привольно отдыхать,
Будем песни мы лихие
Братья дружно распевать.
Пусть напевы молодые
Наше сердце веселят (исполняет стаккато)
Сумрак ночи пал на землю,
Всем пора на отдых (унисон)
Эта песня исполнялась однородным мужским хором в величественном тоне.
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты,
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец
Живу пустынно, одинокий
И жду – придёт ли мой конец.
Эта песня исполнялась solo под немое сопровождение хора, как исполняются теперь «Грёзы» Шумана. Любопытно, что эта сугубо пессимистическая песня находила отзвук у некоторых сторонников «мировой тоски» в духе байротизма, но больше она привлекала к себе внимание оригинальной формой своего исполнения.
ДУЭТ. Звёзды блещут, точно очи,
Соловей в лесу поёт.
И подругу в сумрак ночи
На свидание зовёт.
И счастливый, и довольный,
Он порхает перед ней.
Мне завидно птичке вольной -
Милый друг, приди скорей.
Этот дуэт исполнялся всухую, т. е. без аккомпанемента.
Любопытно, что его сентиментальное содержание допускалось к исполнению в духовном учебном заведении, но следующий дуэт такого же характера был разрешён для исполнения лишь при условии если его заглавием будет «Привет весне».
Привет тебе, красавица,
Но где же ты?
Я полон грёз и пылких ожиданий.
Мой друг, приди ко мне!
Репертуар хора и солистов обновлялся и пополнялся через знакомства с представителями музыкального мира Перми. Одним из тех был известный музыкальный деятель А. Д. Городцов, бывший оперный артист. А также пополнение репертуара и формы исполнения песен и романсов шли через преподавателей пения семинарии. Так, в одном году преподавателем пения был регент архирейского хора Потеряйко, украинец, и он пропагандировал украинские песни. Особенно же большое влияние оказал учитель пения в 1906-1907 уч[ебном] году Николай Васильевич Пиликин, кончивший консерваторию и сам композитор. Он же выдвинул из среды семинарского хора певцов-солистов, исполнявших романсы под аккомпанемент фортепьяно. До него, как легенду, передавали о том, что один ученик – Захаров однажды на вечере пел Ave, Maria под аккомпанемент пианино.
Зимой 1907 г. в семинарии был устроен грандиозный вечер со следующей исполнительcкой программой:
1. Однородный мужской хор под управлением Н. В. Пиликина пополнил:
а) «Ноченьку» из оперы «Демон» Рубинштейна при участии пианино, причём украшением хора был октава ученик Александр Меркурьев;
б) «Жук и роза»;
в) «Прощание с лесом» Клауэра;
г) «Дощик», украинская песня – смешанный хор под управлением Н. В. Пиликина при участии дискантов и альтов, мальчиков духовного училища.
2. Смешанный хор под управлением ученика М. В. Попова, регента семинарского хора, исполнил:
а) «Как во горнице-светлице» из оперы Даргомыжского «Русалка»;
б) Народную песню «Ай во поле липонька»;
в) «Слети к нам тихий вечер», музыка Николая Васильевича Пиликина.
Солисты, подготовленное Пиликиным, исполнили:
а) ученик Чирков романс Пасхалова «Нет, за тебя молиться я не мог»,
б) ученик Ласин – романс Денца «Вернись»
в) ученик Свечников – романс Денца: «Я не любим тобой».
Это была полная концертная программа.
На этом вечере присутствовала известная в Перми артистка оперы М. Л. Василенко-Левитон, которая потом стала меценатом талантливых певцов-семинаристов. К указанным уже выше певцам, ставшими кумирами, присоединились потом имена – Иваницкий Пётр, Шестаков Пётр и др. Популярности этих певцов способствовало то, что они выступали в любительских концертах в городе и в качестве хористов, и в качестве солистов. В частности, они выступали на вечерах в женской гимназии Барбатенко. Для меня увлечение их пением не прошло мимо, о чём будет сказано ниже.
Во время революции 1905 г. отдельные импровизированные хоры возникали в семинарии то там, то здесь, а точнее сказать – вся семинария превратилась в один хор. Ноты расписывались конспиративно, а репертуар был подчинён моменту. В него входили: «Интернационал», положенный для исполнения развёрнутым хором, «Варшавянка», «Отречёмся от старого мира», «Похороны рабочего». Любимой песней была:
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно,
Дни и ночи часовые
Стерегут моё окно.
Как хотите стерегите,
Я и так не убегу.
Мне и хочется на волю –
Цепь порвать я не могу.
Ах, вы, цепи, мои цепи,
Вы железны сторожа
Не разбить вас, не сломать вас,
Крепко держите меня.
Когда в семинарии была объявлена забастовка, то здание было запрещено отоплять, чтобы выморозить всех и отправить по домам, и когда оставшиеся последними, чтобы не замёрзнуть ночью, прикрывали себя горой тюфяков, инспектор иронизировал над ними и говорил: «Вам в тюрьме темно, так убирайтесь поскорей домой».
Особое место в жизни семинаристов имел оперный театр, который разрешалось посещать без особых ограничений. В Перми этот театр был на славе на весь Урал, а пермяки были завзятыми меломанами. Я много наслышался об этом театре и артистах его ещё до поступления в семинарию от старшего брата, всегда чем-либо увлекавшегося. Я, например, знал, что в этом театре когда-то пел баритон Круглов, и что он приводил зрителей в восторг, когда он исполнял партию Демона в одноимённой опере А. Рубинштейна. Я виде у одного из братьев в нотной тетради дуэт из оперы П. И. Чайковского «Пиковая дама» «Мой миленький дружок». Я знал, что когда наши старики пели «В старину живали деды» – это был отрывок из оперы Верстовского «Аскольдова могила». Я знал, что это их пение было данью их увлечения в молодости этой оперой.