Неизвестность

– Кричи, кричи, малец, – говорили они, шлёпая его по месту, которое и попкой назвать, было сомнительно.

Но он не заплакал и после того, как его освободили от удушливой пуповины. Она, как удав обвила малюсенькую шею и четырьмя узлами свисала с измученного родами тельца. Надя понимала, что удары были лёгкие, но тогда у неё до боли сжалось сердце.

– Не бейте его, – еле проговорила она, суетящейся акушерке и врачу.

– Конечно, хочешь, чтобы помер, молчи уж, зря мучилась, носила в себе что ли? – не сердито ответил ей кто-то из них.

Он запищал своим тоненьким таким родным голоском, когда его помыли под краном и сделали спринцевание, прочистив нос и ротик. Этот голосок она узнала бы из тысячи голосов, ревущих младенцев.

– Очухался! Всё, мамка радуйся, живой твой сын! Да, столько петель на шее, как не задохнулся? Долго жить будет. Живучий твой сынок. Давай, малыш, громче кричи, жизнь приняла тебя!

Жизнь приняла малыша, широко раскрыв свои объятия. Она подарила ему возможность слышать, видеть, двигаться. В его сердце жизнь, как заботливая фея вложила любовь. Ангел-Хранитель зорко наблюдал с небес за своим подопечным и ни на минуту не упускал его из виду, горстями осыпая малыша счастьем.

– Живучий, – вспоминала Надя слова акушерки, – живчик, – добавляла она.

А сын и вправду был живчиком, как говорят о бойких непоседливых детях. На месте ни секунды. Это сейчас психологи, психоаналитики быстро поставили бы диагноз – гиперактивность. А в те далёкие годы…

Надя часто думала: учёные чего только не открывают. Новые планеты, галактики, аппараты, которые подскажут, какие металлы на этих планетах, есть ли на них вода. Изучение космоса – это здорово, впрок, как говорится. Это пригодится. А сколькими ненужными, опасными для человека открытиями набиты их умные головы? Оружие, всё никак не навоюются, всё власть никак не поделят. Раньше были революции, восстания рабоче-крестьянские, а теперь? Криминальные переделы, заговоры олигархов, какие-то цветные революции. И на всё это тратятся баснословные деньги, деньги. Эх, ученый люд, хотя бы раз взбунтовался, для чего в ваши головы боженька талантища напихал?

Утихомирил бы своим открытием всю эту свору, отожравшуюся на ворованных деньгах. Да придумал бы, для людей, действительно нужную вещь – машину времени. Да наводнили бы этими машинами мир, как компьютерами и мобильниками. Жизнь так коротка, но только, когда ничего нельзя в этой жизни исправить, понимаешь – действительно жизнь, что миг во вселенной. Обидно за зря истраченную возможность побывать на земле воплоти. Ещё обидней осознавать, невозможность исправить то, что сама накрутила во имя любви, счастья своего ближнего.

Почему так бывает, хотим счастья своим любимым, неважно кто они вам: дети, муж, родные, а своей чрезмерной любовью, всепрощением сотворяем зло. И вроде всё делаем по божьим заповедям: обидные слова глотаем, нас бьют, в ответ подставляем другую щёку, и любим, любим ближнего своего. Только в нас, как камни летят – ложь, предательство, воровство, осуждение. А в конце жизни, глотаем слёзы от разочарований. Зачем жила? Зачем пришла на этот свет? Уходить в неизвестность с открытыми вопросами очень не хочется. Хочется везде, где положено поставить точку.

Нет, машина времени просто необходима человечеству. Тогда Надя всю свою жизнь фиксировала бы на машине. Каждое действие, каждый шаг. Она внимательно анализировала бы каждый прожитый день и, сделав ошибку, возвращалась и исправляла каждую. Когда она стала терять сына? Этот вопрос мучил её ежеминутно.

Надин мозг отдыхал от постоянно мучивших её мыслей только на работе. Она ответственно относилась к своим обязанностям, брала дополнительную работу. Оставалась сверхурочно и проверяла, перепроверяла бухгалтерские отчёты. Её рвение начальство оценивала премиями и повышением на службе, а девочки из отдела считали Надю трудоголиком, не ведая о том, что как только она выходила из мира цифр, в её сознание, как пчёлы в улей слетались вопросы-мучители. Но главное, она сразу начинала копаться в своей жизни, вспоминать числа, даты, события. Когда, когда она стала терять своего мальчика.

В три года, когда малышу всё позволялось, потому, что, несмотря на малый возраст, уже несколько раз врачи чудом вытаскивали его с того света? Нельзя нервировать отказом ребёнка, так она считала тогда. Возможно, в пять? Когда муж привозил из-за границы дорогие игрушки для сына, а он тут же ломал их и терял к ним интерес, требуя от отца привезти другие. Зачем ругать мальчика за желание посмотреть, что внутри игрушки. У него конструктивное мышление.

А возможно они с мужем упустили его в десять лет, одевая «с иголочки», когда многие другие дети донашивали чужие, розданные в школе, как материальная помощь малоимущим семьям, привезённые «гуманитарные» вещи? Или в двенадцать, когда отпускали вместе с ровесниками из английской спецшколы в туры по миру?

Но Надя отлично понимала: многие балуют своих болезненных детей. Но они не вырастают эгоистами. Многие дети имеют дорогие игрушки и также ломают их, но дети, не обирают своих матерей, став взрослыми. Кого в наше время удивишь поездками за границу? Но вырастают нормальные добрые к родителям и благодарные дети.

В соседнем подъезде живёт семья. Родители алкоголики. А трое детей… Себя обслуживают сами, ещё и за родителями, как за детьми ухаживают. Старший сын и отучился и работает и за младшими смотрит. Неужели, чтобы сын рос ответственным, и ей надо было начать пить? Чушь, конечно, чушь.

Сын первый раз убежал из дома, как раз после возвращения из тура по Европе. В двенадцать лет. Где только они с мужем его не искали. По каким вокзалам не бегали. Вскоре после этого из семьи ушёл муж. Ушёл к другой, с которой жизнь спокойней и ему стало не до сына, не до его побегов и не до Надиных переживаний.

С уходом отца сын стал исчезать из дома чаще и надолго. Он мог пропадать месяцами. Она бегала по стройкам, местным подвалам в его поисках. Беспризорных детей в это время было так много, что Надя возвращалась домой опустошенная, с невыносимой болью в сердце. Ей было жалко всех. Маленьких, грязных уже курящих и полупьяных чьих-то сыновей, дочерей. Иногда находила сына среди них, грязного, в чужих вещах с запахом курева и блуждающими глазами то ли от алкоголя, то ли от клея или ещё чего хуже. Приводила домой, силком проверяла руки, ноги в поисках следов от уколов. Как могла, учила уму-разуму. Отшлёпает ремнём, потреплет за вихры. Накричится вдоволь. Ему хоть бы что.

– Ладно, мамуль, давай мыться. Больше не буду.

Прижмётся к ней, скажет ласковое слово, материнское сердце примет любое объяснение, поверит всему, лишь бы был рядом здоровым, живым. Сколько раз Надежда отдраивала сына от бродяжьего запаха, сколько раз просила, умоляла не убегать из дому. Сколько раз просила объяснить ей, почему он убегает, зачем, что ему не хватает? Что надо ей сделать, что бы он жил нормальной жизнью, как все.

– Я и живу как все. Отец, что не пьёт, не курит, не убежал из дому? Чего ему не хватало? Всё, мамуль прости, я так тебя люблю. Сын толком так и не смог объяснить ей, почему и зачем он покидает дом.

А Надя, после таких откровений, казнила мужа, за уход из семьи, себя за то, что не смогла удержать его, хотя бы ради сына. Хотя отлично понимала, что не в этом дело. И наличие отца в доме не остановила бы сына от бродяжничества. Откуда у него такая тяга к грязи? Была бы тяга к путешествиям, это ещё понять можно. Куда раньше мальчишки убегали из дома? Мир посмотреть. В голодуху за хлебом, в войну на фронт. А теперь что одно осталось неизведанным – самое низкое, самое грязное дно с отбросами, помойными ямами, крысами? Чистенькому извалять себя в помоях и почувствовать удовлетворение, полноту жизни? Или это подсмотренный пример из телевизора – игры богатых дядек, которые по выходным сидят в переходах, нищенствуют для прикола, для остроты ощущений. А он, сын, почему спускается в эту клоаку. Почему ему не интересно жить.