Сандалики

– С чего ты решил, что я красавица? Ты же меня не видишь? Может, я старая, кривая, беззубая, пахну лекарствами и кислой капустой.

– Как хочу, так и представляю. Будешь принцессой Несмеяной. Мне показалось, что ты улыбнулась.

Лёля возмущенно засопела.

– С чего ты взял? Улыбку невозможно услышать.

– Ещё как возможно, – категорично отрезал приятный голос. – А ты меня как будешь представлять?

Лёля задумалась, на секунду отодвинула от уха трубку, удивляясь самой себе. С чего вдруг она вообще беседует с этим странным человеком, почему не сбросила звонок сразу же? Сюрреализм какой-то. Он ведь действительно может быть кем угодно, да хоть маньяком или просто ненормальным. Она решительно вознамерилась нажать отбой, но услышала голос из телефона.

– Несмеяна, ты ещё здесь?

Лёля включила громкую связь и положила телефон на подушку рядом с головой. Глядя на расцвеченный огнями потолок, задумчиво проговорила.

– Я представляю тебя похожим на принца Патрика.

– Это который пел песню о голубой розе? – послышался изумлённый голос.

– Да. Из сказки «Не покидай…»

Невидимый собеседник снова рассмеялся. Искренне и заразительно. Лёля поневоле улыбнулась и тут же подумала, что завидует такому красивому смеху и лёгкости с которой незнакомец выражает эмоции.

– Да ты и правда старая, беззубая и кривая. Эту сказку не помнит никто из нынешнего поколения.

– Ты забыл, что я ещё пахну лекарствами и капустой, – мрачно добавила Лёля, решив, что её собеседник скорее всего ещё школьник. Говорливый и прямолинейный. Голос казался взрослым, но кто их современных старшеклассников разберёт?

В мобильнике стихла фоновая мелодия и послышался отдалённый голос радиоведущего, а сквозь него раздалось постукивание ложки о край чашки.

– Ладно, запиши меня в телефоне, как Патрика. Я действительно похож на принца. Высокий, голубоглазый, в меру скромный блондин. Расскажешь, какой козёл тебя обидел?

Лёля скосила взгляд на трубку, лежащую на подушке, тяжко вздохнула.

– Я плачу от общей несправедливости мироздания.

– Э-э-э… Мирозданию я не смогу накостылять.

Лёля хмыкнула и поймала себя на мысли, что чувствует улыбку собеседника. Именно так – чувствует. Ею овладели необъяснимая смелость и желание поделиться гнетущими мыслями.

– Вот, ты же мужчина?

– С утра был.

Лёля легла на бок, подложив под голову локоть и обратилась к телефону, словно к живому существу.

– Тогда объясни мне: почему мужчины изменяют? Это на самом деле врождённая полигамность, задуманная природой? Как можно целовать кото-то без любви, просто потому что захотелось? А потом ещё одну, через несколько дней – другую.

Телефон молчал, но Лёля слышала дыхание собеседника. Видимо её вопрос оказался слишком интимным и призывал к откровенности, к которой смешливый незнакомец не был готов. Она уже подумала, что он не будет отвечать, но всё-таки спросила:

– Почему молчишь? Слишком личный вопрос?

– Я просто жевал булку. Не хотел, чтобы ты слушала моё чавканье. Погоди, ещё кофе глотну. Сейчас будет жутко раздражающее прихлёбывание. – В трубке раздался намеренно громкий глоток, полный блаженства.

Лёле почудилось, что она унюхала аромат кофе.

– Любишь кофе?

– Не меняй тему. Мы же о поцелуях говорили. – Он понизил голос до интимного шёпота, но в следующей фразе не было и капли дурашливости. – Я не понимаю, почему некоторым так сложно не изменять, и почему их тянет целовать кого не попадя. Для меня всё просто: кого любишь, того и целуешь, остальных просто не хочется.

Лёля затихла, обдумывая такую элементарную истину. Мобильник снова ожил громким смешком.

– Несмеяна, ты там уснула что ли?

– Нет, но между прочим пора.

– Пора, – нехотя согласился собеседник. – Можно задать один единственный вопрос, но самый важный? Ответ на него откроет всю правду о тебе, я сразу пойму, что ты за человек.

Лёля взволнованно закусила губу, судорожно перебирая в голове возможные неудобные вопросы, которые замыслил Патрик. Вдруг он спросит о её первом поцелуе, или о самом необычном месте, где она занималась сексом, или ещё хуже: есть ли у неё шизофреники в роду?

Она с опаской придвинула телефон и, чувствуя, как горят уши, разрешила:

– Спрашивай.

– Какого цвета у тебя носки?

Лёля изумлённо переспросила:

– Трусы?

Незнакомец снова заразительно рассмеялся.

– Какая, однако, ты испорченная старушка. Ай-ай-ай. Разве я что-то спрашивал про трусы? Я спросил: какого цвета у тебя носки? Не те, что ты надеваешь на работу или в люди, а те, что ты носишь дома.

Лёля перевела взгляд на шкаф, будто могла увидеть полку сквозь закрытую дверцу.

– Оранжевые, – призналась она с таким трудом, будто действительно поведала сокровенную тайну.

– Я тебе ещё позвоню. – уверенно пообещал собеседник, словно информация о носках на самом деле подтолкнула его к этому решению. – Спокойной ночи, Несмеяна. Не плачь, а то лицо завтра опухнет как у чукотского пчеловода. В твоём возрасте нельзя реветь и нужно высыпаться.

– Спокойной ночи, Патрик.

Раздался короткий писк, оповещающий о разъединении, Лёля ещё какое-то время смотрела не телефон и глупо улыбалась. Не заметила, как задремала, погружаясь в сон как в объятия.

4 глава. Семья

Поездки в родной дом Лёля воспринимала, как лиса возвращение в капкан, из которого та выбралась, откусив себе лапу. Уже прошёл месяц, с тех пор, как она в последний раз навещала семью. Телефонные атаки мамы учащались с каждым днём. Лёля реагировала на все вызовы, бросаясь к мобильнику, и разочарованно опознавала мамину физиономию на экране. Она не сразу призналась самой себе, что ожидает звонка ночного собеседника. Но после удивительной близости, возникшей ночью четыре дня назад, он больше не позвонил ни разу. Она нарекла незнакомца Патриком, сохранив номер, часто ловила себя на мысли, что вспоминает его реплики, перебирая их в памяти, как драгоценные камни.

Укладывая в машину сумку, Лёля бросила обеспокоенный взгляд на детскую площадку. Соседка, уже раскачивалась на качелях с таким видом, будто выполняет монотонную приевшуюся работу. Сверху растрёпанные волосы приминали объёмные наушники: школьница предпочитала музыку, а не общение с ровесниками. Кода во дворе оказывались другие ребята, она никогда не присоединялась к их компании, даже не останавливала качели. Бабушки во дворе прозвали девушку псих-одиночка, настоящее имя помнили разве что родители этой странной особы.

Лёля зябко передёрнула плечами: погода не располагала к прогулкам. Кудрявые облака заволокли небосвод, как пенка капучино, уже третий день белые тучи обещали разродиться снегом и висели угрожающе низко. Воздух застыл, насытившись влагой в ожидании первого в этом году настоящего снегопада.

Юркнув в выстуженный салон, Лёля повернула ключ зажигания. Автомобиль сначала вредничал: трясся, как в лихорадке, даже как будто рыдал, но всё-таки завелся. Видимо не обойтись без поездки на СТО, иначе в один прекрасный день она останется наедине с трупом своей машины, без шансов на реанимацию.

По дороге в отчий дом Лёля набиралась терпения, уговаривала себя не реагировать на замечания мамы остро, слушать, но не вслушиваться. Но уже с порога наращённый защитный панцирь рухнул и осыпался осколками у ног.

Нина Валерьевна критически оглядела дочку, аккуратно заправила выбившиеся пряди волос за уши и только потом обняла.

– Ты не в том возрасте, чтобы пренебрегать полноценным сном.

– Да я высыпаюсь.

– Я вижу.

Лёля побрела вслед за мамой, почувствовав себя нашкодившей ученицей. Как только она переступала порог родительского дома, возникало ощущение будто вернулась в прошлое, ей снова пятнадцать и каждый шаг требует одобрения.

Квартиру в многоэтажке Нина Валерьевна давно уже сменила на частный сектор. Подработка репетитором пришлась очень кстати и ускорила процесс накопления средств на двухэтажную мечту с балконом.