Анархия

САККО. Я зарабатываю на жизнь. Потому и работаю. Чтобы кормить детей и жену. Кто теперь будет кормить моих детей и жену? Как я могу их кормить, если меня посадили под замок?

РИС. Вы изготавливаете обувь. Я пишу истории. Вы работаете с кожей. Я использую слова. Я писал о войне на Кубе, и меня уволили, потому что я говорил правду. Я писал о войне во Франции, и меня увольняли дважды, потому что я говорил правду. Майор Керли из Бостона ударил меня, потому что я написал правду и назвал его вором, и меня уволили. Ладно, сначала я ударил его, а уже потом меня уволили.

САККО. Вас часто увольняли, мистер.

РИС. Я хочу только одного – написать правду о вас и вашем друге Ванцетти. Это все, чего я хочу.

САККО. Вы говорите мне, что не считаете нас виновными?

РИС. Я не знаю, виновны вы или нет. От той стороны я услышал предостаточно. Теперь хочу выслушать вас.

САККО. И вы это напишите?

РИС. Я напишу все, что вы мне скажете, а люди смогут это прочитать и решить, кто есть кто. По-моему, это справедливо.

САККО. В этой стране нет ничего справедливого.

РИС. Нигде нет ничего справедливого. Вы хотите, чтобы люди вас услышали, или нет?

САККО. Вы действительно врезали этому ублюдку Керли?

РИС. Сломал нос. Господи, этот парень умеет ругаться. Готов отдать ему должное. Уродливый, как грех, продажный, с моральными принципами змея, тупой, как столб, набитый дерьмом, как выгребная яма, но ругается виртуозно, как Шекспир.

САККО (легкая улыбка, лицо вновь становится серьезным, короткая пауза). Я никого не убивал.

РИС. Тогда почему вы солгали полиции?

САККО. Там, откуда я приехал, в Италии, полиции лгут всегда.

РИС. Здесь не Италия.

САККО. Я – итальянец. И привожу Италию, куда бы ни приехал. В себе. Я пытаюсь везти со собой только хорошее, но, когда куда-то приезжаю, плохое уже там. Где бы ты ни оказался, власть у говнюков.

РИС. То есть вы солгали полиции не потому, что вина лежала на вас, а по привычке?

САККО. Знаете, что они сделали с моим другом Сальседо? Хорошим человеком. Анархистом, как и я. Добропорядочным человеком. Он всегда говорил правду. Для него это было делом чести. Они арестовали его, что допросить. Сказали, что по подозрению в радикальных действиях. Это означает, что он, будучи итальянцем, оказался не в том районе. Поздним вечером моего друга Сальседо привели на верхний этаж здания. А утром девушки, идущие на работу, обнаружили тело Сальседо на тротуаре, с расплескавшимися по бетону мозгами. Этот человек никогда не совершал никаких преступлений. Разве что думал не так, как власть предержащие, вот его и выбросили их окна седьмого этажа. Они говорили, что он, должно быть, поскользнулся, а может, взмахнул руками и попытался улететь в Италию, потому что всем известно, какие итальянцы безумные. Вот что они сделали с моим другом Сальседо, который всегда говорил правду.

РИС. Вы солгали полиции, потому что они убили вашего друга?

САККО. Они сказали, его преступление – левацкая литература. Книги. У моего друга были книги. Его преступление состояло в том, что у него были книги. Да что это за страна, если здесь человека убивают за то, что у него есть книги? У нас всех были эти книги и брошюры, которые мы раздавали людям, чтобы знакомить с нашими идеями. Но узнав, что сделали с Сальседо, мы подумали, что нам лучше избавиться от этой литературы, а не то они убьют и нас. Но книг и брошюр было много, поэтому нам понадобился автомобиль, чтобы вывезти все и выкинуть где-нибудь подальше. Автомобиль был у Боды. Вы пошли в гараж, чтобы взять его, но женщина сказала, что автомобиль ремонтируется, и нам нужно зайти позже. А в трамвае, когда мы возвращались домой, полиция арестовала меня и Ванцетти. И что нам было делать? Полиция выбрасывает из окна человека за то, что у него были те самые книги, от которых мы намеревались избавиться. Мы могли сказать полиции, для чего нам требовался автомобиль? Или назвать им имена наших друзей, чтобы их тоже выкинули из окон?

РИС. Но вас арестовали не за это.

САККО. Откуда нам знать, за что нас арестовали?

РИС. Они не назвали вам причину?

САККО. Не требовалась им причина. Нас арестовали, потому что мы – итальянцы.

РИС. Никто не объяснил вам ваши права?

САККО. Мы – бедные люди. Нет у нас никаких прав.

РИС. Это Америка. Права у вас есть.

САККО. Тогда что мы делаем в этой чертовой крысиной норе? И кто будет кормить мою жену и детей, пока я здесь? И что они будут делать, если меня поджарят на электрическом стуле? Кто тогда позаботится о моих детях? Да, прав у меня выше крыши, мистер. Я имею право быть убитым за то, что у меня есть книги. Вечером, после того, как вы придете домой в теплый, уютный дом, сядете за стол, пообедаете, подумайте о моих правах, и о праве моей жены и детей умереть с голоду в холодной и сырой квартире, в которой хозяин дома отключил отопление, потому что, сидя в тюрьме, я не оплачиваю счета. Все знают, что итальянцы – сплошь гангстеры, а любой, кто не может хорошо говорить на английском, наверняка глуп. А если кто использует свои мозги для того, чтобы думать не так, как ему положено, так он преступник. Напишите о моих правах, потому что я хочу стать следующей причиной, по которой вас уволят. Это мечта остатка моей жизни.

(САККО встает и уходит. РИС смотрит ему вслед).

(В круге света МИССИС ДЖОНСОН, сидит в свидетельском кресле в зале суда).

МИССИС ДЖОНСОН. Я сразу поняла, с этими людьми что-то было не так.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как вы могли это понять?

МИССИС ДЖОНСОН. Это же очевидно. Они итальянцы. Вели себя, как итальянцы. Вы понимаете. Такие тихие. Вот почему я могла все понять. Потому что они были такими тихими. Когда итальянцы становятся тихими, берегись. Это очень подозрительно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. То есть эти итальянцы вели себя так, что с самого начала вызвали у вас подозрения?

МИССИС ДЖОНСОН. Абсолютно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И что вы сделали после того, как они пришли за автомобилем Боды?

МИССИС ДЖОНСОН. Я велела им подождать, а потом пошла и позвонила в полицию.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И все это время итальянцы вели себя подозрительно?

МИССИС ДЖОНСОН. Очень подозрительно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что они делали?

МИССИС ДЖОНСОН. Им не терпелось уехать.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Они нервничали?

МИССИС ДЖОНСОН. Очень нервничали.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как вы определили, что они нервничали?

МИССИС ДЖОНСОН. Как-то стояли очень нервно. Словно хотели побыстрее уехать на этом автомобиле. Это было очень подозрительно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы опасались за свою жизнь?

МИССИС ДЖОНСОН. Да, определенно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему вы опасались за свою жизнь?

МИССИС ДЖОНСОН. Потому что так они себя вели. Потому что очень они нервничали. Снова и снова спрашивали, где их автомобиль, почему они никак не могут его получить. И не вызывало сомнения, что они вооружены.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы видели их оружие?

МИССИС ДЖОНСОН. Нет, оружия я не видела, но в штанах сто-то выпирало. И они итальянцы. У одного были усы. Не вызывало сомнений, что какие-то они странные. Спрашивали и спрашивали, когда получат автомобиль. Они очень хотели уехать. Я задерживала их, как могла. Наконец, сказала, что автомобиль в ремонте.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И как они восприняли эту новость?

МИССИС ДЖОНСОН. Особой радости не выказали.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. В тот момент вы боялись, что они вас убьют?

МИССИС ДЖОНСОН. Да. Очень боялась. Но я задержала их, насколько смогла. Чувствовала, что это мой гражданский долг. И теперь я не понимаю, почему мне до сих пор не выплатили положенное вознаграждение? За их арест назначалось вознаграждение, и я эти деньги заработала. Я хочу сказать, эти люди могли убить меня в любой момент. Изнасиловать и убить, прямо в гараже.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы такая храбрая женщина, миссис Джонсон. Такими и должны быть граждане Америки. Просто стыд, что на самом деле большинство американцев совсем другие.