Марионетки

  Крамер вздохнул. Он не любил бравировать ученой степенью, но сегодня ему пришлось это сделать во второй раз:

   - Я думаю, да. Я здесь самый умный. Кандидат наук, этнограф.

   - Че-е-е? - бас молодого человека выражал крайнюю степень недоумения.

   - Этнограф. Этнография изучает быт и нравы населения, а также пережитки прошлого, традиции и обряды... Ну, не важно. Ваши нравы, в любом случае, оставляют желать лучшего...

   - Уйди, мужик, - к месту действия приблизился второй парень, и положил руку на плечо Крамера.

   - Руку убери!!! - неожиданно вызверился Крамер.

  Его спокойное, интеллигентное лицо вдруг превратилось в хищный оскал. Как-то по-особенному ученый перехватил лопату, сверкнув ее остро заточенной кромкой...

   - Да ну его на хрен, пацаны... Псих какой-то! - прогудел "кавалер". Товарищ его попытался заехать ученому с правой по очкам, но после резкого взмаха черенка лопаты, ахнув, схватился за ушибленную руку. Ситуация разрешилась быстро: зашипели открывающиеся двери, и три товарища, матерясь и оглядываясь, покинули вагон.

  Крамер уселся, снова поставив лопату между коленей и переводя дыхание.

  - Спасибо вам, - проговорила вдруг девушка.

  Голос был мелодичный и звонкий. Она откинула капюшон, и Крамер восхищенно замер: до того она была хороша, синеглазая и золотоволосая, с аккуратненьким чуть курносым носиком, пухлыми губками и изящной маленькой родинкой на щеке.

  За окном грохотало.

   Девушка вдруг встала, несколькими быстрыми шагами пересекла разделяющее их расстояние и села рядом с Крамером.

   - А почему вы решили мне помочь?

   - Я человек старомодный... Привык поступать так, как считаю правильным. Ну, и навязчивое, хамское поведение по отношению к одинокой девушке - это уж точно неправильно...

   - А я вот всю свою жизнь пыталась быть свободной и делать, что вздумается, а в итоге поняла - свобода - недостижимый идеал, иллюзия. Каждый из нас - раб чьих-нибудь желаний. Своих или чужих... - вздохнула девушка и вдруг резко сменила тон: - Но вам не стоило вмешиваться. Я знаю этих парней, они работают на моего хозяина, он попросил их присмотреть за мной.

  Крамер прищурился, внимательно всматриваясь в кажущиеся знакомыми черты ее лица, и сказал, что называть человека "хозяином" - это значит признавать свою полную от него зависимость. А она ответила, что, пожалуй, так и есть, и так уж сложилось, что она вынуждена подчинятся именно этому человеку, и, с другой стороны, она ему всем обязана и вообще - он ее спас от смерти. Так что у нее нет выбора.

   - Выбор есть всегда, - сказал Крамер, - просто иногда он кажется нам неприемлемым. Мы всегда делаем так, как нам хочется. Вам ведь проще слушаться своего "хозяина", чем сделать что-то решительное и кардинально всё поменять?

  Девушка задумалась, а потом медленно кивнула.

   - Вот видите? Значит, мы с вами, по сути, ничем не отличаемся. Мне было проще вмешаться, чем смотреть, как они вас достают, вам - проще всегда возвращаться к нему... Это очевидные вещи, так ведь?

   - Просто... Иногда мы настолько зависим от других людей, что связующие нас нити порвать нельзя, не рискнув при этом слишком многим...

  Всё это было таким многозначительным и загадочным, что Крамер почувствовал себя героем фигового голливудского фильма. Усмехнувшись своим мыслям, он выдавил из себя то, что подходило для данной ситуации:

   - Это, конечно, не Бог весть что, но... Если я могу чем-то помочь...

  Она глянула на него из-под пушистых ресниц, и он снова подумал о том, что она диво как хороша: и эти глаза, и губы, и родинка - всё!

   - Нет-нет, не стоит вам! Вы не знаете, о чем говорите!

  Этнограф снова прищурился, поблескивая стеклами очков:

   - Может быть, и не знаю...

  Прервал этот странный диалог бодрый голос из динамика, возвестивший о том, что следующая станция - "Садки". Поезд вырвался на поверхность из туннеля, ослепив пассажиров последними лучами закатного солнца. Тут был уже далекий пригород, не было смога, многоэтажек и потоков грязной воды.

  Аккуратные дачные домики, полураздетые деревья с красно-желтыми теплыми кронами, ковер опавших листьев на земле...Осенняя красота увядания!

  Девушка засобиралась выходить. Подойдя к двери, она взмахнула рукой, и на какое-то мгновение широкий рукав ее пальто опустился к локтю. Крамер увидел изящную ладонь и запястье. Запястье окольцовывал страшный, все еще красный шрам. Мужчине даже показалось, что он видит следы ниток, скрепляющих кисть и предплечье.

  Она поняла, что он увидел, и он понял, что она поняла... Девушка быстрым, летящим шагом вышла из вагона, и ее силуэт мелькнул в начале подземного перехода.

   - Осторожно, двери закрываю... - начал голос из динамика, а Крамер уже схватил лопату и выскочил наружу на завершающее "..ться".

  Прислонившись к стене, он дождался, пока фигурка девушки в темном пальто появится из перехода и двинется по дорожке, ведущей в сторону леса. Она оглянулась, провожая взглядом уходящий поезд, и Крамер вжался в свое укрытие.

  Обождав немного, он рванул в переход, простучал подошвами ботинок по лестнице, метнулся к выходу и короткими перебежками, укрываясь за стволами деревьев, рванул по лесу, стараясь не терять из виду мелькающий впереди девичий силуэт.

  Смеркалось. В дачных домиках на опушке зажигались огни, лес заполнялся ночными шорохами. Тропинка вывела Крамера к большим деревянным воротам и довольно высокому дощатому забору. За ним виднелись две башенки особняка, похожего на старинный терем. В окнах горел свет.