Школота

Лекарь печально вздохнул и попытался наклониться поближе к карающей деснице императора:

– Я ставил ментальные блокады егерям в свое время. Конечно, себе пыток не пожелаю, поэтому всего лишь придется остановить сердце. Пятнадцать секунд – и мне будет уже плевать на любые угрозы. Тем более, что вы все равно хотите меня повесить.

– Говоришь, был профессором в университете? И за что поперли?.. Только не ври. Если уж ты хочешь со мной договариваться, то давай будем вести дела честно.

– Слабый человек подвержен разным страстям и порокам. Чуть-чуть выпить. Чуть-чуть уделить внимания красивым студенткам. Чуть-чуть потратить кафедральных денег для этих мелких житейских радостей. За что и был изгнан с позором.

– Да?.. Подожди, что-то вроде было такое... – Докси развернулась к боевикам, которые продолжали сидеть на машинах: – Татушка, поройся в памяти, вроде ты рассказывала анекдот про нашу главбухшу, у которой дочку-корову в Универе драли всей кафедрой ради хороших оценок?

Гренадерских размеров деваха, вся покрытая цветными татуировками, легко соскользнула с мотоцикла и подошла поближе. Внимательно разглядела Пилюриуса, затем заржала:

– Слушай, это действительно он! Говорят, дико запойным был в яйцеголовом клоповнике. Гнал бормотуху вагонами. Всей кафедрой квасили, ширялись и бабки университетские на развлечения пускали. А потом еще туповатеньких студенток к делу пристроили. Типа – если умная, то нормально зачеты сдашь. А если в башке одна кость – то работай передком. И да, ректор их спалил по наводке нашей главбухши, когда вместе с комиссией ввалился прямо на шабаш. Голые девки на столах пляшут, бухло в спортивных победных кубках, групповуха на поваленной на бок кафедре. Короче – отжигали во всю. Старикана там на месте не прибили лишь потому что он реально в свое время класно мозги правил воякам. Те и отмазали. Выперли с работы, из столицы пинком под зад. Оказывается, здесь осел, гигант половой...

Докси удовлетворенно кивнула и показала Татушке на веревку. Та одним взмахом ножа перерубила несостоявшееся орудие казни, после чего командир карательного отряда поманила вздрогнувшего лекаря к себе поближе:

– Так что там про всякие полезные фактики, которые ты можешь мне поведать?

– Лучше отойти чуть в сторону, досто...

– Короче, старый хрыч.

– Просто если местные услышат, придется их зачищать.

Оглянувшись на резко побледневших козоебов Докси соизволила отойти со стариком к забору. Через пять минут она вернулась и приказала:

– Лепиле десять минут на сборы. Затем в повозку и выдвигаемся. Заглянем еще раз в Клоповку, зальем баки по полной и с собой возьмем. Нам надо быть в Тагатусе как можно быстрее.

– А этих?

– А что – этих? – удивилась любимица императора. – Верные слуги короны. Оказали всю возможную помощь. Если у них есть желание какие-то местные разборки с бывшим хозяином сараев устраивать – так пусть, нам до этого дела нет.

И кавалькада оживших ночных страхов так же стремительно умчалась в лучах всходящего солнца и клубов пыли, как недавно стремительно появилась. Вот были еще здесь – и уже нет, только рев моторов, долетающих с севера. И всхлипывания Кага, с ужасом разглядывавшего размочаленные колени.

Кирдык-бульдык-херак-пиздык... Как голова болит... Но раз болит – то еще жив. Или мертв?

И эти кирдык-бульдык... Разговаривает кто-то рядом, будто дети балуются. Придумали свой “секретный” язык и давай друг перед другом понтоваться. Уроды. А то, что человек валяется на куче соломы и ему херово – так детям насрать. Дети – они обычно циничные себялюбивые суки, которые уважают лишь собственные интересы и спокойно идут к поставленной цели, наплевав на разную херь типа “истинные ценности цивилизации”. Можно сказать, что дети еще не успели превратиться во взрослых, которые прячут дерьмовое нутро под красивыми улыбками и наработанными привычками манипулировать окружающими. В самом деле, твое взросление можно оценить не прожитыми годами. Нет – идиотов великовозрастных хватает. Твое взросление – это отрощенная скорлупа, умение мимикрировать и рвать глотки окружающим, если уж мягкой силой не получилось принудить к выгодному тебе миру.

Да заткнутся они или нет?

Володя приоткрыл глаза и попытался сообразить – что, где и как вообще он опять оказался в жопе?

Сено? Да, точно. На полу. Охапка сена. И он на этой охапке, во все тех же брезентовых штанах, уже изрядно потрепанной рубахе и тапочках, в которых умудрился натереть ноги. Все это целиком находилось в клетке, установленной в конце вагона, большую часть которого занимали какие-то коробки и ящики.

Сбоку от клетки покачивались табуретки, отмечая очередной тук-тук поезда. На одной сидела Маша, прихлебывая из кружки какую-то вонючую бурду. На другой – гном. Правда, какой-то неправильный гном. Будто пристукнутый сверху чем-то тяжелым и теперь раздавшийся вширь. Гном почему-то походил на рыбака – в бурых добротных штанах, сапогах, плаще-накидке и огромной шляпе с мокрыми безразмерными полями, которую хозяин сдвинул на макушку. При этом коротышка отростил себе черную бороду до пояса, мохнатые брови и нос-картошкой. В левой руке держал трубочку-носогрейку, в правой большую глиняную бутылку, к которой периодически прикладывался.

И эта парочка вовсю о чем-то своем тараторила, будто заведенная. И не обращала никакого внимания на пленника, который медленно сел и начал ощупывать несчастную челюсть, принявшую столь жесткий удар. Вроде переломов не было, хотя показалось, будто зубы чуток шатаются. А может – действительно показалось...

Дыр-быр-тыры-ры... Вот же сороки. Оглянувшись Володя заметил и Картера. Мохнатая жопа только что выбралась из щели между ящиками, просочилась между толстыми прутьями решетки и уселась рядом со школотой, явно влипнувшей в какие-то новые неприятности.

– Чего они мне в рыло долбанули? Вроде я в бородатых не стрелял, – спросил у кота бедолага.

– Некромантов не любят. А ты весь разрисован под них. Черепушки, зомби всякие.

– Да? Что, у вас тут и мертвецов поднимают?

– Не, это дорого очень. А вот наслать какую порчу, армейцев прихлопнуть, если пытаются их логово выжечь – это бывает. И самое главное, раньше эти упыри часто по катакомбам гномов шарились. Удобно – под землей попробуй их еще найди. И рабов из гномов набирали. Кстати, поводки – это их изобретение, черепушечников. А как приехали, так Мараэлла и запела: “Я рабыня, окольцована, нихера сделать с этим не могу”. Ну Додо и вломил тебе.

– Додо?

– Их старший, с кем ты так удачно познакомился.

– И что теперь?

– Теперь едем в Тагатус. Вроде как к вечеру будем. Сейчас утро, кстати. И там тебя сдадут церковникам. Тем в радость некроманта на публике спалить. Додо чем-то перед жульем в рясах провинился, хочет подлизаться. Тебя – в костер. Ему – отпущение грехов. Все довольны.

– А Маша, значит, меня и сдала в итоге.

– Женщина, что хочешь, – флегматично озвучил всемировую истину кошак и начал снова надраивать яйца.

Минут через десять наемница подошла к решетке и постучала по прутьям кружкой:

– Слышь, ты, ущербный. У нас был уговор. Я тебя вытащила, в город к вечеру прибудешь. Снимай эту дрянь с моей шеи.

– Город? Где меня на костер поволокут?

Женщина недобро покосилась на котяру:

– Кто-то слишком много болтает... Но у тебя зато есть выбор. Доедешь до места целиком, или кусками. Потому что...

Володя поднялся:

– Ты слишком долго давала Фашиду. Так долго, что он тебе все мозги выебал и дерьмом вместо мозгов набил... Это вы оба хитро-верченые. Каждое слово – с тройным смыслом. И верить вам нельзя, потому что как у нас британцы: “Слово джентльмена принадлежит джентльмену. Как дал, так и может забрать обратно”... Но я не такой. Я дома никакогда сукой не был и здесь данное обещание сдержу... Замри и не шевелись...