Страница 5 из 12
Под знанием об обществе нынешней Японии тоже мощная база. Когда в ХIХ в. там разрабатывали большую программу модернизации («реставрация Мэйдзи»), то изучали исторические документы, чтобы сконструировать подходящие социальные формы для этой программы. Остановились на принципах межсословных и межклановых контрактов между самураями, крестьянами, ремесленниками и торговцами, которые действовали в ХI в. Принципы межсословных контрактов, взаимная ответственность сторон, практика и результаты их применения были так глубоко и полно изложены, что этим знанием оказалось возможным воспользоваться и через 800 лет. Значит, уже в ХI в. в Японии были хорошо развиты понятийный аппарат, логика и способ формализации знания в обществоведении – настолько, что это знание можно было легко перевести на современный язык и приложить к современным проблемам.
До нашего времени дошел большой свод кодексов, детально регулирующих общественную жизнь. Российский японовед А.Н. Мещеряков упоминает знаменитый «манифест Тайка», изданный в 645 г. В этом указе были объявлены радикальные реформы прежней системы социально-политического устройства, такие как отмена частной собственности на землю и введение надельной системы землепользования, ликвидация личной зависимости, в которой находились некоторые категории населения, и др.
По словам А.Н. Мещерякова, интенсивные письменные коммуникации в Японии «обеспечили высокий уровень культурной гомогенности, не достигнутый ни в одной из крупных стран современного мира». И условием для этого было то, что уже в ХI в. Япония была страной с небывало высоким уровнем грамотности.
Таким образом, знание об обществе и в Западной Европе, и в больших культурах Востока накапливалось и систематизировалось очень долго. Конечно, основной массив этого знания по своему типу относился к традиционному знанию, накапливаемому во всех слоях общества, особенно чиновниками, правителями, военачальниками. Однако существенная часть этого знания к ХVII в. уже относилась к протонаучному знанию, готовому к совмещению с требованиями научной рациональности. Это – очень важный фактор. Заменить длительный процесс «созревания» определенных интеллектуальных навыков в большой части общества форсированными программами очень трудно.
Россия оказалась именно в таком положении: создание обществоведческих трактатов и реальное их обсуждение в обществе и государственном аппарате начались только в ХIХ в. О крестьянах, составлявших главный социальный тип, который «держал» Россию, стали писать только после реформы 1861 г. Традиционное знание, основанное на длительном опыте государственного строительства и общественной жизни, накапливалось так же, как и в других цивилизациях. Однако требовались чрезвычайные усилия, чтобы подготовить массивы этого знания к соединению их с научным методом. На это просто не хватило времени, и образованная часть общества не успела совершить мировоззренческого перехода, необходимого для создания научного обществоведения. Характер развития российского обществоведения определился во второй половине ХIХ в., когда русская интеллигенция создавала его первые современнее структуры.
Наука – или натурфилософия?
Вспомним, как шло на Западе становление научного обществоведения. В Средние века основной формой общественного сознания была религиозная. Рациональная форма знания была сопряжена с религиозными представлениями, в лоне этого мировоззрения и вырабатывались инструменты познания. Возрождение означало большой сдвиг в познавательной деятельности, общественная мысль стала плюралистичной, допускался даже атеизм. Возник новый тип знания, который назвали натурфилософией.
Но натурфилософия не была наукой в строгом смысле слова. Натурфилософия как тип знания была тесно связана с ценностями, а в мировоззренческом плане следовала холизму, целостному представлению о мире вещей, связанных воедино, – натурфилософии было присуще космическое представление о мире[4]. Наука, родившаяся в ХVII в., была принципиально другим типом познания и порождала иной тип знания. Она отошла от эссенциализма натурфилософии, т. е. от поиска сущности, таящейся в каждой вещи. Наука имела целью выявить в каждом явлении или вещи общую закономерность, превращая конкретный предмет в модель. При этом реальное воплощение объекта было несущественно, он был для исследователя лишь носителем знания о том явлении, которое в данный момент было предметом исследования.
Конечно, и в натурфилософии, как вообще в мышлении человека, обладающего разумом и воображением, создавались модели реальности, но структура этих моделей сильно отличалась от структуры моделей науки. Наука в своих моделях старалась вывести в отдельное пространство иррациональное («идолов») – потусторонние силы, эмоции и необъясненные традиции, не поддающиеся объяснению явления. Всех этих идолов ученый должен был держать под контролем в особых «камерах». Он испытывал их влияние и даже тайком использовал его, но не был им подвластен – таково кредо.
С точки зрения обыденного сознания, прежнее знание было более продуктивным, оно лучше описывало видимую реальность. Так, физика Аристотеля лучше описывала обыденный мир человека, чем законы механики Галилея, – камень действительно падал быстрее, чем перышко. Галилей сделал радикальный шаг – он абстрагировался от побочных факторов, которые в данный момент его не интересовали, и вместо камня или перышка он видел материальную точку, вес и форма которой не были важны. А в реальности вес и форма определяют скорость и траекторию падения: перышко падает медленно, потому что сопротивление воздуха препятствует его падению.
Наука низводит явление до абстрактной элементарной сущности. Познание, которое ищет элементарные явления, отрицает космизм и холизм. И самое главное – это знание, которое освобождается от ценностей. Вещи теряют для ученого свой тайный смысл, свою выраженную в имени сущность, они не связаны воедино невидимыми струнами в божественный Космос.
В этом и была суть конфликта Галилея с Церковью. Он требовал разрешения познавать ради знания, независимо от его отношения к добру и злу. В религиозном мировоззрении знание и ценности были сцеплены – или ты познаешь во славу Бога, или ты познаешь с темными замыслами. Галилей провозгласил знание беспристрастное (объективное), знание как самоценность. Миссия науки – познать то, что есть, независимо от того, как должно быть.
Это был драматический разрыв непрерывности в развитии знания. С наукой возникло новое мировоззрение, новая картина мира. Строго говоря, сама картина мира возникла потому, что художники Возрождения изобрели перспективу и представили человека как субъекта, наблюдающего мир. Раньше человек не отделялся от этой картины, не было и субъектно-объектных отношений между человеком и миром. Человек был связан с Космосом «невидимыми струнами». Натурфилософия и наука вышли из Возрождения по двум разным траекториям, а мы в школьной истории ошибочно представляли их как последовательные этапы одного пути. Как теперь говорят, наука – это не дочь натурфилософии, а ее сестра.
Но для нас здесь важно, что на Западе обществоведение сразу стало формироваться как часть науки. Складывались новое общество, новый тип государства и новый тип хозяйства. Религиозные или моральные трактаты не могли дать адекватного описания этих процессов. Ученые сразу стали применять новый метод познания к человеку и к обществу. Сразу стали создаваться научные, хорошо разработанные модели. Они стали инструментом познания и в то же время мощным средством воздействия на общественное сознание и процесс легитимации грядущего общественного порядка.
Примером служит Гоббс – уже типичный ученый периода научной революции, с математическим сознанием. Он разработал модель человека, нового общества и государства. Человек Гоббса – атом, свободный самодостаточный индивид, который находится в непрерывном движении и не изменяется при столкновениях с другими индивидами. Гоббс взял то представление об атоме, которое было выведено из интеллектуальной тени именно обществоведами, причем в отношении человека, а не материи.
4
Виднейшие представители натурфилософии Возрождения – Николай Кузанский, Леонардо да Винчи, Джордано Бруно, Томмазо Кампанелла, Парацельс.