Не вернуться назад...

Добытые Натальей Михайловной сведения о воинских частях, гарнизонах, аэродромах, передвижениях войск, об обстановке передавали радиограммами каждый раз после ее возвращения из города. Передали и свое предположение об объекте в районе села Коло-Михайловки. Но точно еще сказать не могли, не хватало данных. Нужно было еще и еще работать над этим вопросом, использовать для этого и другие источники информации…

Партизан Сашко Кваша был родом из села Бондари и поэтому охотно откликнулся на просьбу Варова побывать в родных местах и выполнить ответственное задание.

Поначалу Сашко не знал, зачем его вызывает командир отряда, но когда вошел в землянку и увидел за столом, кроме командира, еще какого-то представительного дядьку, сразу понял, что дело серьезное. Командир сказал:

— Вот, Сашко, знакомься. Василий Тимофеевич хочет с тобой поговорить. Выслушай внимательно, как следует запомни и выполни все так, чтобы мне за тебя не пришлось краснеть.

— Есть, — громче, чем нужно, сказал Сашко.

— Ну, вы тут беседуйте, а я пойду, — сказал командир. — Разведчиков сейчас отправляю на задание, надо проверить готовность.

Крепко пожав протянутую руку Василия Тимофеевича, Сашко сел рядом, на табуретку, где только что сидел командир.

Василий Тимофеевич говорил тихим голосом, внимательно глядя в глаза Сашка. Он поинтересовался, где Сашко родился, где жил, кто его родители, давно ли в отряде, какие выполнял задания. Сашко подробно рассказывал о себе. Родился он в Бондарях, вернее, на хуторе около Бондарей. Жил с отцом и матерью, ходил в школу, а после школы пас коров — свою и тетки, родной сестры матери. Окончил семь классов. Учебу продолжил в Виннице, потому что в селе только семилетка. А хотелось после школы поступить в институт, выучиться на агронома. Но тут началась война, и все пошло кувырком. Оккупанты начали что-то строить в лесу, рядом с Бондарями и Коло-Михайловкой. Стали всех выгонять из села. Брать разрешали только то, что унесешь. Отец что-то заспорил. Тогда фашист наставил автомат и дал очередь. Убил сразу отца и мать. Сашко не было дома, он купался на речке. Когда прибежал домой, отец и мать лежали во дворе, соседи накрыли их рядном. Ночью он с хлопцами похоронил своих родных, поплакал на их могиле и ушел куда глаза глядят. Дня три бродил по лесу сам не свой, потом подался в Гайсин, к дядьку. Дядько и привел Сашка в партизаны. Вначале он колол дрова для кухни, носил воду. Был ездовым. Но потом Сашко добыл себе автомат и гранаты, спрятал их, чтобы не отобрали. Раз поехал с одним партизаном за водой для кухни, не утерпел, сунул автомат в солому на повозке. По дороге наткнулись на двух фашистов, те возились с мотоциклом, схватились за автоматы. Одного пришлось прикончить, другого вместе с мотоциклом привезли в отряд. Дядько — он уже стал командиром — похвалил обоих и приказал выдать Сашку винтовку, Сашко засмеялся и сказал:

— Не треба, дядьку, я уже достал оцю штуку, — вынул из повозки автомат.

— Ох, выпросишь ты у меня, Сашко, по одному месту, — хмыкнул дядько в усы, а потом добавил уже строго: — Больше я тебе не дядько, а товарищ командир…

Что было потом? Потом Сашка стали брать на задания. Взорвали несколько мостов, пустили под откос один эшелон. Вели бои с карателями. Как-то раз Сашка взяли в разведку, так и закрепили его за разведчиками. Страшно? Было страшновато вначале, а потом притерпелся, страх прошел.

— Ну хорошо, товарищ Кваша, — сказал Василий Тимофеевич, не подозревая, что по фамилии Сашка еще никто не называл в отряде. — Задание, которое мы вам поручаем, очень ответственно. Согласны ли вы выполнить его? Подумайте хорошенько. — Василий Тимофеевич как-то уж очень тепло посмотрел парню в глаза, положил свою большую ладонь на его плечо.

— Я согласен, Василий Тимофеевич, — твердо ответил Сашко.

Сашко долго не возвращался. На одиннадцатый день, на рассвете, он пришел в отряд. Коротко доложил командиру о результатах и, позавтракав, мгновенно заснул в землянке. Лишь поздно вечером Сашко встретился с Василием Тимофеевичем на дальнем маяке. Проговорили до самого утра. Василий Тимофеевич исписал целый блокнот, а когда прощались, он обнял Сашко, как сына, и расцеловал.

Всю дорогу в отряд Сашко напевал песни. Несмотря на бессонные ночи, валившую с ног усталость, у него было отличное настроение. С заданием он справился, по словам Василия Тимофеевича, прекрасно. Хотя Василий Тимофеевич и не говорил ему, кто он, но Сашко не такой уж простак, чтоб не догадаться. И вопросы его интересуют не простые: воинские части фашистов, штабы и даже штаб-квартира самого Гитлера. Сашко, конечно, не знал, но вполне допускал, что Василий Тимофеевич прибыл сюда или от командования фронта, или даже из Москвы.

А Варов в это время делился своими впечатлениями от поездки с Натальей Михайловной и Клавой.

— Откровенно говоря, — размышлял он, — я не ожидал, что этот Сашко так сработает. Ведь мальчишка еще. Ну сколько ему? Шестнадцать?

— Мал золотник, да дорог, — улыбнулась Наталья Михайловна.

— Дорог, — подтвердил Варов. — Ну что, радиограмма готова?

— Готова. — Наталья Михайловна передала Варову исписанные листы.

— Как там у нас с питанием, Клава?

— Питание пока есть, Василий Тимофеевич, но на всякий случай надо запросить, чтобы прислали со следующим самолетом.

— Хорошо. Тогда за дело?

Когда суммировали данные, собранные Варовым, Сашко и Натальей Михайловной, увидели, что получилась неплохая картина.

Прежде всего добытые данные свидетельствовали о том, что гитлеровской штаб-квартиры в самой Виннице нет. По всем признакам она находилась в запретной зоне, в восьми километрах севернее города, в лесу, близ села Коло-Михайловки. Подтвердить, что именно находится в этом лесу, могли только пленные. Но такого пленного еще предстояло захватить. С этим и отправился Варов к партизанам, взяв с собой справку и другие разведданные, которые улетавший на рассвете самолет должен был доставить по назначению, в Центр.

В справке по гитлеровской ставке были подробно изложены все данные, касающиеся запретной зоны и истории ее возникновения.

Вскоре после оккупации Винницы, примерно во второй половине августа 1941 года, рядом с селом Коло-Михайловкой появилась специальная группа гитлеровских военных специалистов. Спецы осмотрели лес и прилегающую к нему местность, провели съемочные и планировочные работы. В лесу и на опушке наметили строительные площадки.

Жителей окружающих сел, которые раньше пасли скот, косили траву, собирали в лесу сушняк для топлива, ягоды и грибы, не пускали даже на опушку. Но работавшие в поле крестьяне могли видеть, что делали в их лесу чужие люди. Пронырливым мальчишкам удавалось проникать и в лес.

В начале сентября прибыла большая команда оккупантов в черных мундирах с черепом и скрещенными костями на пилотках и фуражках. Это были эсэсовцы. Они заняли лучшие дома в селах, лес и прилегающую местность объявили запретной зоной. Жителей села Бондари переселили в Стрижавку. Затем пригнали крупную, в несколько тысяч, партию военнопленных из винницкого лагеря, которых загнали в скотные дворы колхозов Коло-Михайловки и Стрижавки. Там они и жили под открытым небом — оборванные, обросшие, голодные, под усиленной охраной. Крестьяне попытались было чем-нибудь их подкормить, дать что-нибудь из одежды, но охранники в черных мундирах не подпускали и близко к заборам с колючей проволокой, за которыми находились пленные.

На работу военнопленных выгоняли часов в пять утра, возвращались они в одиннадцать вечера. Ходили слухи, будто бы строили они какие-то убежища, укрепления, подземные сооружения, бункеры. Многие не выдерживали, от голода, непосильно тяжелой работы, жестоких побоев гибли ежедневно десятками. Умерших на телегах свозили к силосным ямам на окраине Коло-Михайловки и туда сваливали. Ямы оставляли открытыми. Их не успевали закапывать, так как туда непрерывно шел поток погибших. Около двух тысяч военнопленных были погребены в силосных ямах за время строительства. Потери постоянно пополнялись за счет военнопленных винницкого и других лагерей. В разгар строительства на работах было занято около десяти тысяч военнопленных.