Страница 11 из 24
– Эх, промёрзнем мы здесь, ожидая невесть чего, – вздохнул Степан Дергунов, едва они влезли на колокольню, – водки нужно было взять с собой.
– Кому чего, а Стёпке выпивка, – засмеялся самый младший из них, восемнадцатилетний Коляня Андреев.
– Ничего, на ветру промёрзнешь, перестанешь зубоскалить, – Стёпка поднял воротник своего пальто и сунул руки в карманы.
Казаков они заметили ещё в начале Долгоруковской улицы. У одного из них была шашка в руках, у других ружья.
– Ну, ребята готовь бомбы, – весело сказал Тимофей и потёр замёрзшие руки, – этот с шашкой в руках, наверно офицер, – тем временем, офицер взмахнул шашкой, и казаки выстрелили по баррикаде.
Андрей Балакирев выстрелил, затем передёрнул затвор своей винтовки, поднял её стволом вверх .
– Намётом марш! – крикнул хорунжий Иванов.
Андрей нагайкой, которая была у него в левой руке, легонько шлёпнул по крупу своего Орлика. Казачья команда понеслась по Долгоруковской улице к баррикадам. Андрей успел на скаку один раз выстрелить, стал передёргивать затвор винтовки, тут справа от него взметнулось огненное пламя. Орлик завалился на бок, и Андрей, ударившись о землю, выронил из рук винтовку.
Раздалось ещё несколько взрывов, но Андрей не мог сказать где. Его конь встал на ноги и понёсся на баррикады, при этом он пронзительно кричал, словно человек. Левая нога Андрея застряла в стремени, он волочился за конём по мостовой, отчаянно пытаясь высвободить ногу.
Когда казаки начали атаку, Валентина Холмогорова была вместе с дружинниками на баррикаде. В бревно телеграфного столба рядом с Валькой шлёпнула пуля, но ей не было страшно, от того, что не верилось, что могут убить. Ещё не было убитых и раненных, и не пришло осознание опасности.
Казаки неслись на баррикаду, стреляя на скаку. Зрелище было не для слабонервных! Ещё несколько секунд и они будут рядом. Однако, когда они поравнялись с Никольской церковью, раздалось несколько взрывов, прямо в казачьей лаве. Это Тимоха Воробьёв с товарищами кинул с колокольни бомбы в казаков. Пятеро казаков попадали на землю, двое из них вскочили на ноги и побежали назад вслед за своими лошадьми. Казаки так же повернули своих коней и отступили. На земле остались лежать трое казаков и одна лошадь. Убиты они были или ранены, этого Валька сказать не могла. Впрочем, она всего лишь миг смотрела на них. Валькино внимание привлекла казачья лошадь, которая обезумев от взрыва, неслась на их баррикаду. Сзади лошади по мостовой волочился казак. Нога его застряла в стремени, и казак отчаянно пытался выпутаться. Ещё когда казаки начали атаку, Валентина заметила, что казаки были с бородами, а она знала – это могут быть только уральцы.
«Андрей!» – подумала Валька,гладя на казака, вочащегося за лошадью, у неё от страха сжалось сердце.
Папаха слетела с головы казака, пока он вслед за лошадью волочился по мостовой, и Валька видела, у него светлые волосы, но была борода или нет, разглядеть не могла. В метрах двадцати от баррикады, казаку, наконец, удалось освободить ногу из стремени, и он, проехав по снегу, ударился о стену дома и остался лежать на мостовой. Конь его, доскакав до баррикады, развернулся и понёсся в противоположную сторону под свист дружинников.
– Сейчас я казачка подрежу, – сказал Стёпка Никифоров и стал целиться в лежачего казака из револьвера.
Валька подскочила к нему и схватила за руку, грохнул выстрел.
– Ты чего сдурела?! – взъярился Стёпка.
– Он лежит, может, даже убит, а ты на него патроны тратишь, – ответила Валька.
– Верно сестрёнка, патроны нужно беречь, – подхватил подошедший Владимир Холмогоров. Он оглядел баррикаду и крикнул: – Братцы экономим патроны, стреляем только тогда, когда нас атакуют.
Валька заметила, что лежащий казак вскочил на ноги и юркнул в ближайшую подворотню. Андрей это был или нет, она так и не узнала.
Балакирев дворами и переулками добрался до Селезнёвской улицы, где и наткнулся на свою казачью команду.
– Эх, видно зря говорят: «Казак лучше жизнь потеряет, чем шапку или шашку», – усмехнулся вахмистр Ползунов глядя на Андрея. Он указал рукой на шашку Балакирева и продолжил: – Хорошо хоть Босорылый ты шашку не потерял.
– Я Поликарп Демьянович чуть было голову вместе с папахой не потерял, – вздохнул Андрей.
– Однако жив и то ладно, – кивнул вахмистр. Он вздохнул и добавил: – Троих убили. Стёпку Леонова, Сашку Нилова и Ваньку Усова. Ваньку жалко. Снарядили мы охотников, что б казаков вытащить, так Ванька ещё жив был. Здесь уже помер.
Вахмистр Ползунов перекрестился.
Атаку сотни есаула Колотова, восставшие на баррикадах, так же отбили, потеряв пятерых убитыми и восемь ранеными, Колотов дал приказ отходить.
План центра по подготовке восстания был таков: зажать Садовое кольцо в тиски и дождаться присоединения к восставшим взбунтовавшихся воинских частей. Однако офицерам удалось удержать солдат в казармах. Их усиленно поили водкой, водили в казармы гулящих девок. Тем временем градоначальник Москвы адмирал Дубасов телеграфировал в в Петербург, умоляя прислать войска.
Не было у восставших централизованного управления. В первый же день восстания, эсеры сцепились с большевиками в спорах: кто главный? Они так и не смогли договориться и к пятнадцатому декабря центр по управлению восстания развалился. Теперь боевые дружины эсеров и большевиков воевали обособленно, не координируя свои действия. По городу пошла волна грабежей, и было не понятно, кто это – восставшие или просто уголовники воспользовавшиеся ситуацией.
В ночь с 14 на 15 декабря в Москву по Николаевской железной дороге прибыл Семёновский полк под командой полковника Мина. Свой штаб Мин организовал на Николаевском вокзале. Он тотчас же отправил батальон подполковника Римана усмирять железнодорожных рабочих на Казанской железной дороге. Батальон Римана погрузился в вагоны и отправился в путь. Два других батальона полковник Мин отправил в город подавлять восстание с приказом: «Патронов не жалеть! Пленных не брать!»
Третий батальон Семёновского полка под командой подполковника Римана действовал так жёстко, что с тех пор семёновцев в армии стали презирать, называя их «мясниками». Останавливаясь на станции, солдаты хватали без разбору человек по тридцать железнодорожных рабочих и тут же их расстреливали. После чего велели остальным железнодорожникам приступать к работе. Расстреляв людей на одной станции, батальон Римана ехал к следующей. Слухи о зверствах батальона Римана вмиг разнеслись по всей Казанской железной дороге, и железнодорожники прекратили забастовку. Как только Казанская железная дорога заработала, в Москву тотчас же прибыла 3-я Гренадёрская артиллерийская бригада и Ладожский пехотный полк.
В Москве разгорелись сильнейшие бои, однако восставшие с револьверами и охотничьими ружьями не могли противостоять пушкам. Войска довольно быстро освободили от восставших центр Москвы. Армия упёрлась в Пресню. Именно её градоначальник Дубасов определил как центр восстания, потому полковник Мин, руководивший всеми воинскими частями, приказал на Пресне действовать особо жестоко. Три дня войска окружали Пресню, пытаясь войти туда с разных сторон. Однако на узких улочках и в переулках заканчивающихся тупиками, солдаты натыкались на засады и даже на минные поля, неся потери. Тогда полковник Мин приказал: « Артиллерии сжечь Пресню!»
17 декабря в 4 часа утра начался артиллерийский обстрел Пресни. Он длился шестнадцать часов. Во время этого обстрела загорелась мебельная фабрика Шмидтов. Кроме лаков и красок, там хранились бомбы и боеприпасы. Всё это стало взрываться.
Взрывы на фабрике Шмидтов для большевистского военного центра означало одно – конец восстания. Поступил приказ: рабочим дружинам спрятать оружие и разойтись по домам. Николай Шмидт снабдил деньгами и паспортом руководителя восстания на Пресне Михаила Николаева и его помощника Алексея Колокольцева, те выбрались из города.