Найти, чтобы потерять

– Если у тебя родится сын, я назову его Чезаре, – сказал он, отщипывая ягоду от принесенного винограда.

– А если это будет девочка?

На что годятся девочки! Их выдают замуж в двенадцать лет, и они рожают еще девочек, а если повезет, то и мальчиков, и к двадцати пяти уже становятся старухами. Ему тридцать семь – только тридцать семь, – и впереди у него еще много времени! Хватит на все: и чтобы иметь сыновей, которым он передаст свое имя, и чтобы стать папой. Убить бы дядю Альфонсо прямо сейчас… Незаметно надавить на выступ рядом с камнем, передавая дяде чашу с вином. А потом сидеть рядом и смотреть, как старик начнет задыхаться, синеть, хватать ртом с багровым, распухшим языком воздух и как он наконец поймет…

– А если девочка? – вновь спросила она.

– Назовешь ее сама, как тебе захочется! – Он усмехнулся, вновь раскусывая виноградину и наслаждаясь ее вкусом и ароматом. У него уже есть одна дочь, Изабелла. Имя как виноград… черный виноград. Но на что годятся девочки? На что годится и она сама, эта Роза? После родов она наверняка потеряет привлекательность, во всяком случае для него. Кожа у нее будет дряблой, груди обвиснут, а бедра утратят упругость и станут рыхлыми, как переспелые груши. Сразу после родов, когда он заберет у нее своего мальчишку и отдаст ребенка кормилице, он отошлет эту отцветшую простолюдинку из Рима обратно в провинцию… она ему будет уже не нужна.

Родриго Борджиа был бы весьма удивлен, если бы кто-то поведал ему прямо сейчас, что Роза Ваноцци проведет рядом с ним долгие пятнадцать лет – в качестве официальной наложницы – и ее положение будет гораздо более влиятельным, чем если бы она стала его женой. Жениться на ней он все равно не смог бы, потому что и в самом деле станет Папой Римским Александром Шестым, а папы не женятся. Но он будет любить всех четверых детей, рожденных им и Розой… Троих мальчиков и одну девочку. Девочку, которую он, вопреки всему – и даже здравому рассудку, – будет любить больше всех.

Сегодня, сейчас. Почти мертвый писатель и Желтая Уточка

– Очень приятно, – говорит та самая невидная девица с утиным профилем, с которой мне этим утром выпало тренироваться вместе. Невооруженным глазом заметно, что мое общество ей неприятно. Однако ничего не попишешь, инструктор поставил нас в пару – наверное, потому, что она, как и я, пока почти ничего не умеет.

– Лев Вадимович, – представляюсь я.

– Ирина Павловна, – кисло улыбается девица, обряженная в ярко-желтый брючный костюм, и я внезапно понимаю, кого она мне напоминает. Да она же, со своей запавшей переносицей, вздернутым носиком и выпяченными накрашенными губками, вылитая Желтая Уточка!

Мы слушаем инструктора, который бьется с нами положенные два часа, не добившись ни малейших успехов. Я почему-то все время мажу, а Желтая Уточка, она же Ирина Павловна, играет еще хуже меня. Карикатурно отклячив зад, как того требует правильная постановка гольфиста, она раз за разом либо вообще бьет мимо мяча, либо промахивается мимо лунки с расстояния в пять сантиметров. Впрочем, я не лучше. Нисколько не лучше! Наконец наше время истекает. Все, включая тренера, вздыхают с облегчением.

– Может быть, выпьем кофе? – проявляя воспитанность, предлагаю я, уверенный, что Ирина Павловна непременно откажется. Ей явно нужно переодеться – Желтая Уточка изгваздалась в траве и земле, вспотела, а ее макияж понес значительные потери.

– Давайте, – внезапно соглашается она. – Только лучше чай. Зеленый.

Делать нечего. Мне отчаянно хочется в душ, но вместо этого я веду Ирину Павловну в салон, где заказываю ей чай, а себе кофе… два кофе, а еще лучше – три! Слава богу, в помещении прохладно – в отличие от уличного пекла, где солнце бьет все температурные рекорды.

– Тридцать два в тени! – глубокомысленно замечаю я, не зная, о чем еще можно говорить с Уточкой. Ну и, кроме прочего, погода – это почти единственная приличная тема для светской беседы. – А на солнце… просто страшно подумать сколько!

– На солнце – мильен градусов! Или даже три мильена, – вдруг огорошивает меня Ирина Павловна. – Действительно, даже подумать страшно! – И она так же внезапно улыбается.

– В самом деле?.. – сиплю я, от неожиданности давясь кофе и недоуменно взирая на девицу, которая зачем-то согласилась составить мне компанию и даже шутить с незнакомым мужиком изволит, – хотя почему же я незнакомый? Два часа совместного позора – это почти что близкое родство!

– Точняк! – говорит Уточка и дует одновременно на чай и на выбившуюся из прически прядь блеклых волос. – Три мильена как минимум! – подтверждает она. – Кстати, вы никогда не задумывались о том, что люди – весьма холодолюбивые создания?

– Разве? – снова удивляюсь я. – Честно говоря, я не люблю холод… но и такая жара, как сегодня, совсем не по мне. Вот градусов двадцать пять… или даже двадцать два – самое оно!

– В том-то и дело. – Ирина Павловна заправляет непослушную прядь за отчетливо оттопыренное ухо. – Мы, то есть люди, чувствуем себя комфортно в очень узком температурном диапазоне. При десяти тепла нам холодно, при тридцати – уже жарко. Нам постоянно нужно то охлаждаться, то согреваться. И при этом по температурной шкале Вселенной, где абсолютный нуль – это минус двести семьдесят три градуса, а верх теряется в невообразимых воображению миллионах, а возможно, даже в триллионах, мы со своим белковым строением явно ближе к абсолютному нулю. Смешно, что при этом мы еще и ищем каких-то мифических братьев по разуму, представляя их почему-то в виде этаких зеленых человечков с огромными глазами! И непременно таких же белковых, как и сами! Ну не нонсенс ли? Я думаю, разум во Вселенной – это скорее какие-нибудь плазменные образования… совершенно без глаз, и которым на нас, собственно, наплевать. Мы им неинтересны. И им у нас очень холодно к тому же…

Я потрясенно взираю на Желтую Уточку, будто со мной заговорило нечто разумно-плазменное… глас из купины огненной?

– Вы биолог? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – говорит она. – Я занимаюсь финансовыми потоками. Но иногда меня посещают всякие мысли… особенно в такую жару! Могу я в свою очередь поинтересоваться, чем занимаетесь вы, Лев Вадимович?

– Я писатель, – бормочу я, чувствуя себя несколько неловко перед представительницей финансовых рек и водоворотов.

– О! – восклицает Уточка. – Никогда еще не видела живого писателя! Впрочем, мертвого тоже, – добавляет она и улыбается. Улыбка у нее хорошая, хотя глаза при этом становятся еще меньше. «Ежели бы немного уменьшить ее уши, а глаза, наоборот, увеличить… – думаю я, исподтишка разглядывая сегодняшнюю партнершу по гольфу и интеллектуальной беседе, – она была бы поинтереснее… да и челюсть у девушки тяжеловата! И ноги коротковаты… И…»

Я не успеваю додумать, что еще с Ириной Павловной не так, потому что она требует мороженого и внезапно перескакивает с разума во Вселенной на современную литературу, – наверное, думает, что эта тема мне как-то ближе. Мне тоже приносят вазочку с пломбиром, фруктами, шоколадом и карамелью, и, пока я уничтожаю все это, моя собеседница успевает поговорить об Анне Гавальде, Аготе Кристоф, Люко Дашвар и Бернхарде Шлинке. Попутно я узнаю, что она любит Улицкую и не любит Дэна Брауна, не читает детективов (и слава богу!), хотела поступать на исторический (ух ты!), но потом послушалась папу (хорошая девочка) – и пошла по семейной линии. Я тоже люблю историю и истории и пишу детективы, но сейчас мне интереснее слушать, потому что говорит Ирина Павловна куда лучше, чем играет в гольф. Не знаю, какой она финансист, но образование и интересы у этой коротконогой пигалицы настолько обширны, что я забываю о тающем десерте и остывшем кофе, – о, эти нестабильные белковые соединения, которые стремятся к температуре окружающей среды или же, наоборот, хотят сохранить свою собственную температуру! – не суть важно. А важно, что мы сидим и болтаем обо всем: об исторических казусах и непризнанных гениях, а также о гениях, вполне признанных; об аудиокнигах, которые, оказывается, лучше слушать, когда руки заняты какой-нибудь работой, например вязанием носков; о том, что вязание принесли в мир мужчины, – ох уж эти мужчины, вечно они во всем хотят доказать свое первенство! А местами даже и первородство, хотя уже доподлинно доказано, что человечество произошло именно от женской особи!..