Страница 48 из 60
Но, то, что изначально было рассчитано лишь как способ помочь подруге, резко вышло из-под контроля. Потому что она ответила мне. Она, мать вашу, ответила мне!. Сначала неловко, словно сомневаясь в правильности своих действий. Но затем Данчук словно сорвало предохранители — возможно, этому поспособствовал алкоголь. Да, о чём я, стопудово это был он! Аня прижалась ко мне вместо того, чтобы вырываться, а её руки, которые недавно лупили меня по всем частям тела, обвили мою шею, а пальцы зарылись в волосы на загривке, посылая по всем моему телу мириады мурашек.
Краем уплывающего сознания я понимал — это неправильно. Нельзя, фу, стоп, прекрати, место, Юлик — вот что я должен был себе говорить. Я выпил, Данчук вообще была в неадеквате, и я молчу про то, что она — моя лучшая подруга. И у меня всё ещё была девушка.
И я честно пытался. В какой-то момент я отстранился от Ани и пробормотал:
— Нет. Это неправильно.
Чуть приподнявшись на цыпочки, девушка шепнула:
— О чём ты?
Я вам так скажу, дышать на ухо — это как делать массаж всего тела, не дотрагиваясь. Такие мурашки, что можно грохнуться. В обморок. Пару раз. И я был близок к этому, как никогда. Но всё же, удержавшись, я хрипло произнёс:
— Ты пьяна, я тоже не совсем в себе. Мы об этом пожалеем.
— Я — нет, — Данчук замотала головой так сильно, что я испугался за сохранность её шейных позвонков, — Пожалуйста, Юлик. Мне так плохо, что просто хочется на луну выть. Прошу тебя, помоги мне. Мне это нужно.
И я сдался. Не знаю, почему — потому что заметил блеснувшие в её глазах слёзы, или на меня повлияли её слова. А, быть может — и это самый верный вариант — потому что я сам этого хотел. Очень давно. Так сильно, что не смог быть благородным.
Наши футболки были липкие, холодные и мокрые от вина, так что я избавил нас от них без малейшего сожаления. Как и от остальной одежды. И словно последний барьер перед нами рухнул, позволяя нам упасть в объятия друг друга. Её губы и сами пьянили похлеще любого алкоголя — даже абсент нервно курил в сторонке. А кожа была такой гладкой, словно девушка была не человеком, а чёртовым произведением искусства. Как будто её создали греческие боги, взяв по крупице самых совершенных материалов и собрав из них человека. Её, Аню, моего Мышонка, которая в тот момент действительно стала моей.
Я понимал, что ничего из этого Нюта не вспомнит, но мне так хотелось, чтобы хотя бы в ту ночь чёртов алкоголь не сотворил такого с её мозгом. Потому что лично в моём мозгу она отпечаталась навсегда, словно её выжгли огнём. И её руки в моих волосах, губы, которые целовали так крепко, что утром они наверняка будут болеть, зубы, которые прикусывали кожу, словно желая урвать кусочек. И стоны, которые я готов был заучить, как молитву, и вспоминать в особенно дерьмовые дни. Хруст простыней и ветер, врывающийся в окно, подвывавший безумию, что охватило нас двоих, захлестнуло, накрыло.
И утром, когда я уходил, прикрыв уснувшую Аню тёплым одеялом, я понимал одно — я понятия не имел, что теперь делать с нашей дружбой. И своей девушкой.
Глава двадцать вторая
Глава двадцать вторая
Анна
Боже…никогда больше не буду заливать боль алкоголем…С такими мыслями я открыла глаза, которые словно песком засыпало. С первой попытки у меня это сделать не получилось — по всей видимости, я забыла задёрнуть на ночь шторы, и яркое зимнее солнце решило поглумиться надо мной. Голова трещала так, словно норовила вот-вот развалиться на несколько частей, а все мышцы ныли, будто я пробежала марафон.
Что вообще было вчера? Я отчётливо помнила, что мы отмечали день рождения Насти. В какой-то момент я устала притворяться и посылать гостям вежливые улыбки, а потому спряталась в своей комнате. По пути, правда, малодушно прихватив бутылочку вина и одинокий бокал. Первый глоток — и всё, темнота.
С другой стороны — я была рада этому, мягко скажем, недомоганию. Физическая боль отвлекала от того, что творилось в моей душе. Три недели. Двадцать один день. Я жила, будто на автомате, все действия выполняя машинально, а сама думала — за что? Почему именно я? Где я так сильно ошиблась в своей жизни, что вместо первой любви меня наградили… вот этим? Что парень, которому я подарила себя, оказался не просто непорядочным — он, как выяснилось, был тем ещё подонком, который спланировал это с самого начала.
А я то…уши развесила, позволяя навешивать на неё лапшу, порцию за порцией, не замечая, как Давид плетёт свою хитроумную месть. Я до сих пор помнила, с каким выражением лица он говорил все те мерзости со сцены, и как после нам с мамой пришлось оттаскивать от моего уже бывшего парня отца с Юлианом.
Юлик. Я избегала лучшего друга тоже. Не хотела слышать всё то, что он мог сказать, хоть и понимала, что уж он-то точно не смог бы сделать мне больно. Куда уж больнее? И, тем не менее, даже его я не хотела подпускать к себе слишком близко, держа на расстоянии. Кораблёв, к счастью, проявил всю свою выдержку и в душу ко мне не лез, позволяя ковыряться в этой ране самой.
Если бы мне кто-то сказал раньше, что первая влюблённость может обернуться вот этим — я бы триста раз подумала, прежде чем вообще к себе кого-то подпускать. Да, знаю — из проб и ошибок собирается опыт, который делает нас сильнее и лучше, но знаете что? Имела я в виду такой опыт. Может, я слаба для всего этого и не готова к взрослой жизни, хотя так отчаянно пытаюсь не быть ребёнком. Не выходит…
Устав от этих мыслей — я после такого вечера давались они мне в разы труднее — я, охая и кряхтя, как бабушка, сползла с кровати. Занятно — я спала, оказывается, абсолютно голой, что было не совсем в моём стиле. Как бы отец не убеждал меня в своё время, что по ночам тело должно отдыхать, а любая ткань или резинка от того же нижнего белья мешает этому, пусть и частично, но перекрывая ток крови, я упрямо стояла на своём — пижама, и точка! Ну неуютно мне было, когда на мне не было ничего! В конце концов, у каждого свои причуды.
По всей видимости, я напилась до такой степени, что моих сил хватило лишь на то, чтобы раздеться, а вот нырнуть в пижаму — тут, увы, мои батарейки сели. Ладно, в конце концов, дома никого не было — ну, не должно было быть — так что до ванной я могла добежать и так. Точнее, доковылять, то и дело хватаясь за ноющую голову.
Душ не принёс облегчения, на которое я так рассчитывала, но, по крайней мере, я стала мыслить чуть более чётко. Например, в моей голове оформилось некое подобие плана, одним из пунктов которого был сытый, жирный завтрак. Я слышала, что это помогало при похмелье. Видимо, пришло время проверить это на практике.
В спальне я нашла свои джинсы, которые валялись возле кровати. Рядом обнаружилась и футболка, которая была заляпана чем-то красным. Принюхавшись, я скривилась — вино. Похоже, я была не самым аккуратным алкоголиком. Несколько капель были и на полу, рядом с нижним бельём. М-да, всё оказалось ещё хуже, чем я думала — добавилась плюс одна комната в список тех, где мне предстояло убираться. Что гости ушли, предварительно наведя порядок в доме, верилось с трудом.
Подхватив лифчик и трусики одной рукой, остальную одежду — второй, я направилась обратно в сторону ванной, как вдруг застыла. Медленно обернулась, глядя на свою разворошенную после сна кровать. Одеяло, простыни, подушки — всё это было так безнадёжно измято, как будто я не знаю, чем занималась во сне. И во сне ли?
Нахмурившись, я прикусила губу, копаясь в памяти, но без всякой надежды — знала, что с моим мозгом делал алкоголь. Как вдруг зацепилась за какую-то мысль. Маленькое воспоминание, оно напоминало ниточку, за которую нужно было всего лишь потянуть — и истина бы открылась мне. Что я и сделала…
*****
— Мне это нужно… — шептала я, вцепившись в плечи Юлиана и рвано дыша.
Мои губы всё ещё чувствовали тепло его рта, и больше всего мне хотелось снова поцеловать его. Но парень сопротивлялся и боролся с собой — и чувствовала, как его руки сжимали мою футболку, словно он пытался то ли разорвать её на мне, то ли просто направлял силу в другое русло, чтобы не совершить…что? Ошибку? Ох нет, чем-чем, а ошибкой я происходящее точно не считала. Это казалось…правильным. Словно мы наконец-то оказались там, где нам суждено было быть. В объятиях друг друга.