Страница 3 из 60
Ответом мне было сдавленное хихиканье, донесшееся из другой комнаты. Бинго.
— Убью! — громогласно воскликнул я, бросаясь в сторону соседней двери.
Та, однако, распахнулась раньше — при этом едва не впечатавшись в моё лицо, что грозило мне некоторыми неприятными ощущениями, и оттуда выпорхнуло нечто, что считалось моим ближайшим родственником.
— Папочка! — заверещала моя младшая сестра, пытаясь найти защиту у единственного мужчины, который считался для неё авторитетом, — Меня Юлька обижает!
Я рыкнул:
— За Юльку ответишь!
Из ванной выглянул отец, при этом вытирая лицо полотенцем. Мелкая, не будучи дурой, тут же юркнула ему за спину. Родитель же, мигом оценив расстановку сил, нахмурился:
— Юлиан, прекрати задирать сестру.
— Но она забрала мой медиатор! — пожаловался я, как маленький, кивая в сторону довольной Владки, которая при этом умудрялась еще и рожицы мне корчить.
— Медиатор этот, прежде всего, мой. Я его тебе подарил, — напомнил мне отец, — И могу точно также его отобрать.
— Это нечестно, — буркнул я недовольно, — Где твоя мужская солидарность? Почему ты позволяешь женщине манипулировать твоим сознанием? Мы должны объединиться — и прижать тут всех к ногтю! А не вот это вот всё, — обвел я красноречивым взглядом коридор.
— Так, завоеватели, — из кухни выглянула мама, — Завтракать идите. Иначе я вам тут устрою такое, что Ледовое побоище покажется вам просто милой зимней прогулкой.
— Она может, — со вздохом кивнул отец, — Юлик, Влади — не злите маму. И не ругайтесь, — наставил он нас, как малышей.
Мы с сестрой одинаково поморщились. Наши имена нас, мягко говоря, раздражали. Идея назвать своего первенца Юлиан пришла в голову моей маме. И я честно не знаю, чем эта мудрейшая в мире женщина думала в тот момент, девятнадцать лет назад. Может быть — это ведь не исключено — что в её кровь попадало слишком много того страшного гормона, который выделяется во время беременности. Отец — святой человек! — разумеется, выступил против, заявив, что его сын не будет носить женское имя. Родители страшно поругались, и, кажется, в тот день папа усвоил одну простую истину — злить беременных не стоит. Они ой какие злопамятные. Потому что, выписавшись из роддома, моя матушка, вооружившись помощью подруг и прихватив мало что соображающего меня, отправилась в ЗАГС, где записала меня как Кораблёва Юлиана Артёмовича.
И всё. Взрослые поругались — а мне предстояло мучиться всю жизнь, ненавидя производные своего имени. Юлик (самое невинное и терпимое), Юлька (брррр!), Юлечка (это всё, это провал, господа!), Юля (ну, за это просто плюху в нос).
Но это ещё ничего. Спустя два года моя мама узнала, что отец тоже способен на месть. Причём, вынашивал он её долго, так что насладился ею, по всей видимости, сполна. Иногда мне даже казалось, что он настоял на появлении на свет моей сестры — да и заделал её, если уж на то пошло — только ради одной минуты. Той самой, когда он, улучив момент, записал свою дочь, как Кораблёва Владлена Артёмовна.
Как мама кричала — это нужно было слышать. Какие слова, какие речевые обороты! Честно — я плохо помню тот день, но благодаря тому, что отец умудрился запечатлеть этот момент на камеру, день, когда моя сестра получила в качестве имени сокращение от «Владимир Ленин» стал достоянием нашей семейной хроники. А заодно — неиссякаемым источником шуток конкретно от меня. Серьёзно — я столько цитат и афоризмом нарыл в интернете, что в какой-то момент начал всерьёз задумываться о революции. Правда, потом вышел погулять, подышал свежим воздухом — и меня отпустило.
В общем, мы с сестрой являли собой плод не только родительской любви, но и показывали, что бывает, когда эти самые родители ругаются. Это вам не суп пересолить или тарелку каши на голову опрокинуть — творческие личности предпочитают действовать с размахом.
Я сел за стол, недовольный и проклинающий весь мир. Первое сентября было безнадёжно испорчено. Идти никуда не хотелось, чем-то заниматься — тем более. Хотелось просто выбраться на крышу — и побренчать на гитаре, причитая о том, что я — самый несчастный в мире человек.
Однако у этого самого мира на мой счёт были явно свои планы. На стол рядом с моей рукой опустился маленький женский кулачок, после чего Владка тихо произнесла:
— Я думала, это будет забавно.
Она убрала руку, и я увидел на столе свою пропажу — треугольный кусочек пластика синего цвета с чёрными буквами. Мой талисман. Сжав его в руке, я буркнул:
— Не делай так больше.
— Ну, Юлик, — сестра прильнула к моему боку, преданно заглядывая мне в лицо, — Ну не злись на меня.
При этом она весьма похоже изобразила кота из «Шрека» — с той только разницей, что её глаза напоминали огромные синие блюдца. Но и в них, если присмотреться, можно было найти целую Вселенную.
Вздохнув и прекрасно понимая, что малая вьёт из меня верёвки, но всё равно не имея сил противиться её чарам, я обнял Владку за плечи и уже с улыбкой проворчал:
— Ну, вот и что с тобой делать?
— Любить, кормить и никому не отдавать! — назидательным тоном сказала она и тут же воскликнула, — О, каша! Мама, ты чудо!
Та в ответ только улыбнулась, ставя перед нами тарелки. Я, не разделяя энтузиазма мелкой, покосился в сторону своей порции, всерьёз размышляя, а не нападёт ли на меня овсянка, если я от неё откажусь? Вид у горки, щедро посыпанной орехами и изюмом, был весьма опасный.
— Мам, — протянул я.
Родительница, предвосхищая мои дальнейшие расспросы, покачала головой:
— Никаких замен! Мы договаривались — два раза в неделю ты ешь кашу вместо своего привычного, полного холестерина завтрака. Так что — ложку в руку и вперед, молодой человек.
Вздохнув, я повиновался. Но всё равно не удержался от того, чтобы проделать свой любимый фокус.
— Мам, — ноль внимания, — Мам, — ещё одна попытка, — Мааам. Мам! Мама. Мам. МАМ! Мама.
— Господи, да что? — повернулась та ко мне, сверкая голубыми глазами и, по всей видимости, теряя остатки терпения.
— Я тебя люблю, — с самыми честными в мире глазами признался я, после чего приступил к завтраку, как самый прилежный на свете сын.
Я услышал мамин вздох, но прекрасно знал, что она, как и всегда, не удержалась от улыбки. Вошедший в кухню отец окинул внимательным взглядом стол и, заметив свою порцию, протянул:
— Ксюш…
— Нет! — отрезала мама.
— Ксюш. Ну Ксюш. Ксююююш. Ксюша… — канючил он, как маленький
— Что?! — рявкнула мама, оборачиваясь к своему, без пяти минут покойному мужу.
— Люблю тебя, — ответил папа, присаживаясь за стол.
Мама же, окинув нас возмущённым взглядом, глубоко вздохнула и, выдохнув, негромко произнесла:
— Родственники…
— Есть такое, — кивнул я с довольным видом, — Мне мама как-то сказала «гены пальцем не задавишь!»
Вышеуказанная дама фыркнула, наливая себе кофе:
— Какая мудрая женщина! Познакомишь?
— Ну, не знаю, — протянул я, — Она очень разборчива в связях. Не думаю, что вам будет о чем поговорить.
— Как двинула бы, — покачала головой мама.
— Низзя, я ребёнок, — возразил я, поднимаясь на ноги и ставя в раковину пустую тарелку.
Хм, признаю — было весьма недурно. Просто овсянка — это как-то мелковато. Мясо — вот что должен есть настоящий мужик. Бекон, яйца, мазик — завтрак чемпиона. «И будущего сердечника», — всегда ехидно вставляла моя мама, отбирая у меня продукты и отгоняя от плиты.
— Ты уже выше меня на голову, ребёнок, — хмыкнула мама, присаживаясь за стол.
— И дымит совсем как взрослый, — негромко добавила Владка.
Так, кажется, без крови в то утро всё же обойтись не могло. Правда, еще предстояло решить, чьей именно — моей или сестры.
— Юлиан! — воскликнула мама, — Ты куришь?
— Эм… — почесав затылок, я как можно более убедительным тоном произнёс, — Нет. Влади меня с кем-то перепутала. Так ведь? — спросил я у сестры, округляя глаза.
Та, потупившись, кивнула: