Страница 9 из 14
– Ну и как тебе Кембридж? – спросил Макс на следующий день.
Они ждали на станции ее поезда. А Анне совсем не хотелось уезжать.
Потеплело, и первую часть дня они провели на реке, катаясь на лодках. Постоянно спорившие Макс и Хоуп сидели в лодке, которой управлял Джордж, а лодкой, в которой сидела Анна, управлял Билл. Джордж и Билл то и дело пытались столкнуть свои лодки, и Билл в конце концов свалился в воду. Ему нужно было переодеться, и он пригласил всех к себе (комната Билла находилась в здании колледжа, построенном триста лет назад) на херес. Под расслабляющим влиянием напитка Джордж и Билл страстно умоляли Анну как можно скорее снова приехать в Кембридж.
На платформе становилось все темнее. Анна взглянула на Макса.
– Это было чудесно, – сказала она серьезно. – Просто чудесно!
Макс кивнул:
– Я рад, что ты это поняла.
Несмотря на сумерки, Анна видела, как он доволен. Неожиданно Макс усмехнулся:
– И еще кое-что. Не говори пока маме, но я собираюсь стать лучшим студентом.
Громыхая, подъехал поезд, до отказа набитый солдатами и моряками. Анна протиснулась между сваленными в кучу вещмешками. Когда она открыла окно, чтобы крикнуть: «Макс! Спасибо за чудесные выходные!», поезд тронулся. Было так шумно, что Анна не поняла, услышал ли ее Макс. Один из моряков предложил Анне сесть рядом с ним на его вещмешок, и она просидела так до самого Лондона. Поездка оказалась долгой и утомительной: ехали гораздо дольше, чем в Кембридж. Свет голубоватой лампочки в проходе был слишком тусклым, чтобы читать. И каждый раз, когда поезд останавливался, в вагон входили еще солдаты, хотя, казалось, места уже совсем не было. Когда Анна вышла из поезда на полутемную станцию, она увидела, что Ливерпуль-стрит тоже заполнена войсками. Анна пробиралась между солдатами и гадала, куда это их отправляют.
А потом ей в глаза вдруг бросился газетный заголовок:
«Гитлер вторгся в Данию и Норвегию!»
Глава четвертая
В первый момент новости о вторжении Гитлера в Скандинавию перепугали Анну. Ей тут же вспомнилось, как женщина из Организации помощи беженцам рассказывала, что нацисты кричали им вслед: «мы до вас доберемся – куда бы вы ни сбежали. Мы завоюем весь мир!»
Но ничего особенного не случилось, жизнь шла своим чередом. В Норвегию отправили какие-то войска (Дания сдалась без сопротивления), произошло сражение на море, кто победил, понять было невозможно. Ну и кроме того, Скандинавия все-таки находилась далеко…
Анна начала посещать секретарские курсы, а Джуди и Джинни приехали домой на каникулы. Папу пригласили в Министерство информации и попросили составить текст для листовок – их предполагалось разбрасывать над Германией (первая работа, которую он получил за последние несколько месяцев). Макс и Джордж пошли в поход и прислали ей открытку из молодежного хостела.
Анна хотела только одного – как можно скорее овладеть скорописью, найти работу и начать зарабатывать деньги. Каждый день она приходила в школу секретарей на Тоттенхэм-Корт-роуд и тренировалась писать диктанты с помощью специальной маленькой машинки. Это было очень забавно. Вместо того чтобы нажимать отдельные клавиши, как на пишущей машинке, нужно было нажимать аккорды, как на пианино. И каждый раз машинка печатала слог обычными буквами на бумажной ленте. Слог воспроизводился не по законам правописания, а как слышался. Поэтому, например, сочетание «новостная сводка» выглядело так: «на-вас-ная свот-ка». Но это все-таки было гораздо легче прочесть – в отличие от стенографических записей, из-за которых Анна так мучилась в прошлом.
Ее новое, более высокое положение явно произвело впечатление на Джуди и Джинни. Так что каждое утро Анна без сожалений оставляла их бездельничать на весеннем солнышке, а сама отправлялась упражняться в скорописи. Кроме Анны на курсы ходили еще две эмигрантки. И директор курсов, мадам Лерош (родом из Бельгии), уверяла, что при их знании языков все они могут рассчитывать на хорошую работу. Анну мадам Лерош считала одной из лучших учениц и часто посылала за ней, чтобы продемонстрировать потенциальным клиентам систему обучения.
За неделю до Дня Святой Троицы было тепло и солнечно. И ближе к пятнице Анна уже с нетерпением ждала выходных: школа закрывалась после обеда и не работала до вторника. Вторую половину дня Анна собиралась провести с папой, мамой и маминым кузеном Отто, который приехал их повидать.
Ей уже наскучили упражнения, и она обрадовалась, когда в середине дня за ней прислала мадам Лерош. От Анны требовалось продемонстрировать навыки скорописи чете среднего возраста и их мышеподобной дочке – хотя те и не походили на многообещающих клиентов. Отец полагал, что глупо тратить деньги на какие-то там новомодные методы, девочка смотрела испуганно.
– Ага, вот одна из наших студенток, – сказала мадам Лерош, когда Анна вошла.
То есть Анна думала, что мадам Лерош сказала именно это. Та говорила с очень сильным бельгийским акцентом, и ее было трудно понимать.
Мадам Лерош указала Анне на стул и взяла с полки книгу. Анна оглянулась, ища глазами английскую ассистентку, которая обычно ей диктовала, но ассистентки не было.
– Я сама буду тебе диктовать! – вдохновенно заявила мадам Лерош – по крайней мере, ее так поняли.
Очевидно, скепсис отца девочки уязвил ее и она во что бы то ни стало решила доказать преимущества своей скорописной системы.
Мадам Лерош открыла книгу и произнесла:
– Двои бра де ду глас.
– Что? – переспросила ошеломленная Анна.
– Двои бра де ду глас.
– Извините, – Анна покраснела, – но я не совсем поняла…
– Двои бра де ду глас! Двои бра де ду глас! – начала выходить из себя мадам Лерош. Она стукнула по машинке Анны и крикнула что-то, видимо, означавшее: пиши!
Анне ничего не оставалось, как подчиниться.
Она старательно напечатала на бумажной ленте «Двои бра де ду глас» в надежде, что следующая фраза будет более понятной – но нет! Дальше понятней не стало. Изредка Анна могла опознать какое-нибудь слово, но в целом диктант звучал как полнейшая тарабарщина. А несчастная, пунцовая от стыда Анна сидела и все это записывала. Она всей душой желала, чтобы это скорее прекратилось, хотя знала, что потом будет еще хуже: ей придется читать то, что она записала.
Диктант закончился.
Анна гадала, удастся ли ей пережить следующие минуты. И вдруг ей в голову пришла спасительная мысль: возможно, этот текст не имел смысла! Возможно, мадам Лерош специально диктовала ей тарабарщину – чтобы продемонстрировать возможности системы: система позволяет записывать даже звуки, лишенные смысла. Анна тут же почувствовала себя лучше и начала довольно уверенно читать то, что записала.
– Двои бра де ду глас, – произнесла она, стараясь, чтобы фраза звучала точь-в-точь как у мадам Лерош.
Что-то было не так. Иначе почему отец девочки еле сдерживается от хохота, как будто вот-вот лопнет? И почему хихикают мать и даже мышеподобная дочка? Почему мадам Лерош покраснела от гнева? Почему закричала на Анну? Почему, сунув Анне в руки книгу, машинку и бумагу, вытолкала ее из комнаты?
Дверь захлопнулась. Онемевшая Анна осталась стоять в коридоре.
Из комнаты напротив вышла одна из английских учительниц – должно быть, услышала шум.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Анна.
Учительница взяла у Анны книгу, которая так и осталась открытой.
– «Твой брат Дуглас»? Это тебе диктовали? – спросила она.
– Нет, – ответила Анна.
Текст, который ей диктовала мадам Лерош, начинался с фразы «Двои бра де ду глас». Вряд ли можно спутать ее с фразой «Твой брат Дуглас»…
Или можно? Когда диктует мадам Лерош…
– Ох! Что они все подумали? – воскликнула Анна в отчаянии и посмотрела на учительницу. – Что теперь делать? Они решили, что я передразниваю ее акцент! Может быть, я должна объяснить, что это совсем не так?
Они прислушались: мадам Лерош все еще возбужденно кричала в своем кабинете.