Недоумённый контакт

— Говорит Рикард д`Андрэ, капитан "Неустрашимого". Будучи в отчаянном положении, мы совершили гиперпрыжок по слепым координатам. Наше местоположение выясняется. Непосредственной опасности нет, но всем постам сохранять полную боевую готовность. Командирам боевых частей — доклад о состоянии корабля.

И доклады начали поступать. Реактор продолжал функционировать в штатном режиме — он обладал своей собственной системой гравикомпенсаторов, и там даже не почувствовали отключения щита. Всё-таки недаром реакторный отсек — самая защищённая часть любого корабля. Увы, не во всех местах всё прошло так же благополучно: на орудийной палубе из-за энергетического скачка взорвалось два ламилазера. Четверых канониров убило на месте, ещё человек двадцать отправилось в лазарет с травмами различной степени тяжести. К счастью, остальные сорок восемь ламилазеров остались в полном порядке и могли немедленно открыть огонь.

Доклад Арнольта Афеза, командира космокрыла, не принёс ничего нового. Во время боя с Мятежниками мы потеряли три истребителя, потом мелочёвка вернулась на палубу и в схватке с Инсектоидами не участвовала. Тридцать три пилота по-прежнему были готовы выполнить свой долг и защитить "Неустрашимый" от бомбардировщиков противника.

Собственно говоря, на этом хорошие новости и заканчивались.

Падение щита — это, как правило, катастрофа, после которой корабль долго не живёт. Если уж ему пробили щит, то брони тем более надолго не хватит. Нет, случались и исключения, но во всех подобных случаях кораблю после боя требовался ремонт.

"Неустрашимому" он тоже не помешал бы.

В момент удара Инсектоидов у нас перегорели анобтаниумные катушки, которые, собственно, и генерировали сам щит. Из десяти штук уцелела только одна. Сейчас она обеспечивала лишь жалкие доли процента общей мощности. Механики обещали, что минут через десять, после ручной перезагрузки, щит восстановится, но "от пяти до пятнадцати процентов от максимальной мощности, вы же понимаете, капитан, сэр". Я понимал.

Конечно, катушки применялись не только при постановке щита, но и в стимуляторе гипердвигателя. В принципе, одну-две из них можно было подключить к защитным системам. Радиус прыжка при этом снизится, и координаты высчитывать надо будет точнее, но ничего невозможного. Тем более, что удар штурмового астероида никак не сказался на анобтаниумных катушках гипердвигателя.

Они перегорели чуть позже, во время прыжка.

— Не знаю уж, куда мы прыгнули, капитан, сэр, но это полная катастрофа. В двигательном задымление, вентиляция справляется с трудом. Судя по показаниям приборов, уцелело лишь две катушки из десяти.

— Можно ли переключить одну из них на щит?

— Да хоть обе забирайте. Конечно, гипердвигатель после этого у нас останется лишь для красоты, и лететь после этого мы будем на основном, со скоростью в сто метров в секунду, а в остальном — без проблем.

Проклятье.

— Сейчас гипердвигатель функционирует?

— Ограничено. По системе можем прыгать без проблем, а вот на дальние расстояния… Один световой год. А лучше полгода, если без риска. И по часу ждать стабилизации гипердвигателя.

Всё веселее и веселее.

— А если подключить катушку с щита?

— Считать надо… Ориентировочно — пять светолет.

Понятно. Если нас отнесло довольно далеко, то без посторонней помощи нам не выбраться.

— Керри, когда будет связь со штабом?

Связистка Тома, нервно прикусывая свои бледные губы, сидела на мостике в огромных наушниках и аккуратно подкручивала ручку приёмника.

— Ничего, капитан… На всех частотах гиперсвязи — лишь белый шум. Чтобы связаться со штабом, мне нужны координаты.

Да, кстати, ещё Рамирез доклад не сделал…

— Капитан, нам нужно поговорить. Наедине, — слышу в голове голос навигатора. Кажется, хороших новостей не будет и тут.

Сдаю вахту первому помощнику и иду в комнату отдыха. Так, весь вид Джефсона предвещает плохие новости: чёрные волосы растрёпаны, как будто их несколько раз хватали ладонью, нездоровый блеск в глазах, нервные шаги из угла в угол.

— Что случилось, Джеф? — а ведь случилось что-то такое, о чём нельзя сказать по общей связи…

Навигатор с размаху садится на диван.

— Две вещи. Первое. Мы в другой галактике.

— В смысле — в другой? — пару секунд стою в замешательстве, потом понимаю, — А, мы прыгнули в Лабиринт Риччи?

— Нет. Не спутник Сияющего Тракта. Совсем, совсем другая галактика. Мы настолько далеко от дома, что я даже не уверен, что нам удастся рассчитать координаты в разумный срок.

— Подожди! Сияющий Тракт окружают мощные гиперпространственные возмущения. Никто и никогда не покидал нашу галактику.

— Рииик, — голос навигатора прямо-таки сочится ядом, — я знаю это гораздо лучше тебя. И про возмущения, и про их природу, и про невозможность межгалактических перелётов. Тем не менее, мы находимся в иной галактике, и не факт, что когда-нибудь сможем попасть обратно.

А уж учитывая три исправные анобтаниумные катушки на весь корабль… Проклятье! Ну почему технологии Предтеч всегда выходят из строя в самый неподходящий момент?

Интересно, а в этой галактике были Предтечи? Ведь именно их наследие — гиперреакторы, стимуляторы гипердвигателя, гравикомпенсаторы, ламилазеры, щиты — составляют основу современной цивилизации. Предтечи достигли невиданных высот, о которых мы можем только мечтать, а потом исчезли. Все и сразу.

Даже лучшие археологи не знают, в чём же причина их Падения. Ясно лишь одно: если какая-то сила настолько могущественна, что сожрала Предтеч и не поморщилась, то у нас-то какие шансы? Нам-то что делать? Крепить и умножать флот, разве что…

Поневоле порадуешься, что в галактике существуют ещё и Инсектоиды. Это враг непримиримый и лютый, но возможно, когда придёт срок, Падение хоть на жуков ненадолго отвлечётся.

— Ах да, и это лишь первая новость, — продолжил Рамирез.

— Ну что ещё?

— Я… сам не до конца уверен. Попробуй войти в Транс, тебе наверняка удастся лучше понять происходящее в этой системе.

Сажусь на диван, чувствуя, как на меня накатывает привычная мутная усталость. Нет! Не сейчас! Да, вымотался я за сегодня жутко, заодно совершив то, что считалось невозможным, но сейчас не время останавливаться. Надо выяснить, чем нам грозит эта самая "чужая галактика". Возношу короткую молитву Единственному Истинному Богу и соскальзываю в Транс.

Система была отвратительной. Ни одного астероидного пояса. Никаких полезных ископаемых — на планетах не найти метастали, на газовых гигантах отсутствовал сигма-газ, а уж об анобтаниуме оставалось только мечтать. Единственная более-менее нормальная планета, как в насмешку, обладала атмосферой из аммиака, в которой могли жить разве что дировиане. Дировиан, впрочем, здесь не было. Вообще никакой жизни не было, за исключением…

В системе чувствовалось нечто чуждое. Чьё-то давящее присутствие, чей-то бесстрастный и безжалостный взгляд, чей-то холодный и застывший разум. Это был враг, страшный, расчётливый, коварный. И при этом, несмотря на всю свою чуждость, чем-то неуловимо знакомый.

Инсектоиды? Нет… Там другое. Да и я уверен, что лично с этим врагом не сталкивался. Но вот слышал о нём — это точно. Нам показывали его образ в Академии Имперского штаба? Да. Действительно. И это…

— Гасители, — едва слышно выдохнул Джеф, озвучивая мою невысказанную мысль.

Господь мой и Бог мой, за что…

Один из основных законов Империи, пришедший ещё из времён Императора — "Да не сотворишь ты Машину, разумом подобную Человеку". Этот запрет пришёл к нам из глубины веков, и написан он ужасом и кровью.

Он появился не сразу, далеко не сразу. В глубокой древности людям служили роботы — механические создания, выполняющие тяжёлую и вычислительно ёмкую работу. Они хорошо прятали свою предательскую натуру, делая вид, что служат людям верой и правдой. Поначалу даже Император не разглядел таящейся в них угрозы. А потом, когда из слабых и разобщённых Колоний была создана единая и непобедимая Империя, роботы показали своё истинное лицо.