Пленники тайги

Всю ночь дул ветер и когда утром Клаша отправилась искать шишки, радости не было предела, шишки валялись везде. Она набрала полную охапку и принесла в избушку. Можно было ещё собирать, но очень хотелось спать, да и холодный ветер пригнал откуда-то низкие тучи, повалил густой снег. Клаша решила, что началась зима и снова плакала.

                  ***

Утром, выйдя из зимовья, Клаша увидела белые покрывала, закрывшие полянки между деревьями. Снег был мокрый и очень холодный, сразу замёрзли ноги и расхотелось идти в лес, чтобы искать шишки. Она вернулась в домик, залезла в свой тёмный угол и стала доедать кисточку рябины. Ягодки были горькими, но быстро утоляли голод.

К полудню, когда солнышко поднялось выше деревьев, с крыши побежали струйки воды, потеплело. В лесу снег тоже растаял, почти везде. Клаша снова ходила поблизости от избушки и собирала шишки. Она научилась разбивать их толстой палкой и собирала чистые орехи в кастрюлю. Набралось много, может быть не на всю зиму, но надолго. Правда, жить здесь, в холодной избушке, Клаше очень надоело. Она придумывала разные варианты при помощи которых можно выбраться отсюда, вернуться к бабушке, а ещё лучше, прямо домой, к маме. Это были и разные гномы, и другие волшебники, и расколдованные великаны, и замечательные ковры самолёты.

– Ах, как бы они все обрадовались, если бы я выбралась домой, если бы выбралась.

Снова выпадал снег и снова стаивал. Клаша познакомилась с белкой. При их первой встрече они сильно испугались друг друга, даже разбежались в разные стороны. Но уже на другой день снова встретились и стали вместе собирать шишки. Клаша рассказала белке, что она заблудилась и теперь очень хочет домой. Белка тоже что-то рассказывала, прихлопывая передними лапками по стволу дерева, но Клаша так и не поняла, что. Видимо, у белки тоже были какие-то проблемы, и Клаша жалела её.

Однажды, собирая шишки, Клаша набрела на большие, широкие следы. Она так поразилась своей находке, так обрадовалась, что даже бросила собранные шишки и кинулась по следам с криком:

– Дяденька! Дяденька, я же здесь! Дяденька!

Она же почти взрослая девочка, она же прекрасно понимает, что её будут искать. Её уже ищут, и вот, кто-то, может быть, даже папа, прошёл совсем близко от избушки в которой спала Клаша. И не заметил её. Наверное, он кричал, а она спала и не слышала, ах, какая досада.

– Дяденька! Папа! Я здесь…. Здесь….

Крика не получалось. Из простуженного, больного горла вырывались какие-то визги и сипы. И разговаривала она совсем тихонько, – горло болело.

Клаша решила, что нужно быстрее бежать по следам, чтобы найти, догнать того, кто ищет её. Как могла, бежала, спешила, задыхалась, кричала, снова бежала. Снег начал быстро таять и следы стали исчезать. Только во мху оставались глубокие отметины и девочка пробиралась по ним.

Выскочив на полянку, между огромными, разлапистыми кедрами, Клаша почти рядом, прямо перед собой, увидела большого, рыжего медведя, лежащего на животе и грызущего шишку, зажатую в когтях. От удивления, Клаша даже не остановилась, она лишь пискляво произнесла:

– Миша-а….

И упала на колени.

Медведь подпрыгнул на месте, выпустив очищенную шишку, громко рявкнул и бросился бежать. Скрылся за деревьями.

– Стой! Стой, Миша, стой!

Девочка снова поднялась на ноги, хотя сделала это с большим трудом, протянула вперёд руки и двинулась следом за скрывшимся медведем. Пищала, при этом, сипела и хрипела. Ещё через какое-то время Клаша совершенно выбилась из сил, остановилась, прислонившись к дереву, и уже тихонько, почти шёпотом проговорила:

– Мишенька, не оставляй меня…. Пожалуйста….

Обессилившие ноги девочки подогнулись, и она упала там, где стояла. Может быть, она уснула, от той дикой усталости и слабости, разлившейся по всему телу, или лишилась чувств. Лежала так, раскинув руки и выставив кверху красное, потное от высокой температуры лицо. Лицо было всё измазано смолой, к которой прилип различный лесной мусор. Если бы эту девочку вот сейчас встретил её отец, вряд ли он смог бы узнать её с первого раза.

Медведь осторожно вернулся к поляне, с которой только что убежал. Стоял за деревьями и внимательно изучал обстановку, всматривался в неподвижного человеческого детеныша и ждал, когда появится другой, взрослый человек. Но взрослый человек не появлялся, а детёныш так и лежал неподвижно, хрипло и натужно дыша.

Медведь сделал ещё шаг, проваливаясь в мягкий мох, снова прислушался. Различались только привычные лесные звуки, лёгкий ветерок раскачивал вершины кедров и они перешептывались. Кедровки, радуясь богатому урожаю, пировали по верхам, старались перекричать друг друга. Взрослого человека не было ни слышно, ни видно. Медведь был уже довольно старым, даже зубы начали крошиться и даже выпадать, он многое повидал на своём веку и знал, что человеческий детёныш не может бродить по тайге в одиночестве. Это звери, такие, как волки, олени, медвежата, могут найти себе пропитание в лесу и выжить, а человек…. Нет. Бывали, наверное, какие-то редкие случаи, но, вообще-то человек, маленький человек, совершенно беспомощен. Он даже мышку поймать, чтобы съесть её, не может, не умеет.

Медведь ещё ближе подошёл. Стало видно красное, распаренное лицо девочки, видно как трудно она дышит. Казалось, он о чём-то глубоко задумался, внимательно всматриваясь в бездвижное тельце девочки. Вот она коротко застонала и огромный, с поднятой на загривке шерстью зверь, вздрогнул всем телом, напружинился, чтобы в любой момент отпрянуть, броситься за ближние деревья. Успокоился. Шерсть на загривке улеглась, ещё придвинулся и навис над ребёнком, стал обнюхивать ноги в промокших брючках, курточку, с оторванной верхней пуговицей, лицо…. Губы у медведя вытянулись, вывернулись наружу, обнажая черные, старческие бородавки.

Он совсем надвинулся над Клашей, загородив собой солнышко, нюхал, нюхал, глубоко и медленно втягивая в себя человеческий запах. Чуть прикоснулся языком к распаренному, болезненному лицу, ещё, ещё раз, и уже смелее, увереннее стал вылизывать это лицо, отмывая его от засохшего мусора, смолы, размазанных слёз.

Клаша очнулась и, нехотя, едва шевеля ресницами, открыла глаза. Медведь чуть отстранился, снова напрягся, готовый в любой момент прыгнуть в сторону.

– Мишенька…. Ты меня нашёл….

Клаше казалось, что она говорит, говорит громко и радостно, но на самом деле она лишь едва шевелила губами, а звуки уже не вырывались наружу, оставались лишь в сознании девочки. Она рассказывала, как она ждала, как она верила, что её кто-то найдёт, кто-то добрый и волшебный, найдёт и обязательно спасёт, вынесет домой, к бабушке. И все будут радоваться, все будут хвалить доброго и смелого волшебника. А Клаша побежит в горницу и быстренько переоденется в самое красивое, самое нарядное платье. И все будут смотреть на неё, смотреть с восторгом и немного завидовать. Потом подойдёт к своему спасителю, обнимет его за шею и, при всех, поцелует. Все станут хлопать в ладоши, а медведь превратится в прекрасного принца и сразу поднимет её на руки….

Клаша снова очнулась от прикосновения шершавого, тёплого языка, дотронулась рукой до мягкой шерсти. Это заставило медведя снова насторожиться и, уже в который раз, поднять на загривке шерсть, чуть отстраниться. Девочка беспричинно заплакала, беззвучно скривив губы и моргая длинными ресницами. Слёзы текли по щекам и медведь снова начал их слизывать. Ему понравилось слизывать теплые, соленые слезы.

Клаша тяжело болела и не могла даже подняться, она безвольно лежала на боку и следила за своим новым другом. Медведь ещё долго сидел рядом, время от времени принимаясь обнюхивать девочку, потом чуть отошёл в сторону, нашёл там шишку и начал её грызть. Потом принёс вторую, третью.

Когда солнышко спряталось за деревья, стало совсем холодно. Клаша вся тряслась и кашляла. Она свернулась клубочком и положила руки между коленками. Медведь подошёл и топтался рядом, смотрел, как ребёнок весь трясется от холода. Обошёл с другой стороны и лёг рядом, привалился к девочке, почти накрыв её, укутав своей шерстью.