Страница 15 из 31
Второй достопримечательностью её характера было упрямство. Если данное животное захотело куда-либо отправиться, то непременно туда направлялось. Если ей мешали люди, то она пялила на них свои сволочные глаза, налитые кровью, пускала пену из носа и двигалась в избранном направлении, невзирая на угрозы и даже удары, которые иногда доставались ей от трусливых человеческих особей. Не будь я столь же упрям, как и она и даже больше, то я едва ли управился с ней, имея в те года килограммов двадцать пять живого веса. Однажды она перла меня, уцепившегося ей за хвост, метров триста со всей скоростью, которую она могла выжать из себя с маленьким якорем на хвосте, пока я на ходу не подхватил подвернувшуюся палку и не стал обхаживать её по кофейного цвета телесам со всей своей решимостью и силой и энтузиазизмом. Благо она, как всякое животное, не держала в памяти свои цели и, успокоившись, следовала в том направлении, куда указывала ей моя властная длань.
Теперь след поговорить и о третьей достопримечательности Чернушки, а именно о рогах. Вам скажут, что рога при корове вещь обыденная и ничем не примечательная? Может быть, может быть, но не у Чернушки. Впрочем, внешне они ничем особенным не отличались. Правда, они не торчали вверх, как у зебу, не завивались, как у барана и не ветвились гордо, как у благородного оленя. Они были скрючены и едва не упирались в прекрасный лоб парнокопытной хозяйки своими концами, кроме того, правый рог был несколько меньшим по размерам, так как она нечаянно теряла чехол с него ещё в детстве, а вернее, в юности. Чем же они были достопримечательные? Ничем, кроме умения ими пользоваться их обладательницей. Открыть обыкновенную вертушку для неё было делом секундным и плевым. Вы бы не управились с ней столь скоро, со своими хвалеными руками, как умудрялась делать это она. Более хитроумные защёлки поддавались ей с меньшей легкостью, но не были столь уж непреодолимыми препятствием. Обыкновенная щеколда была открываема со всех сторон с одинаковой легкостью, и мы всегда лицезрели любимую Чернушку орущей на крыльце или в коридоре, куда она, впрочем, засовывала только голову, поскольку по носу там можно было получить запросто. Отпрыски её, тоже овладевали сим искусством, но не столь успешно и не пользовались им так же нагло, как делала это их мамаша. Отец, чтобы удержать непокорную скотину в районе ограды, был вынужден просверлить дырочку чуть выше той щеколды и привязать гвоздик ко столбу, чтобы запирать её намертво, что, однако, не всегда помогало, когда она нечаянно цепляла этот гвоздик за крепкую шелковую привязь. Впрочем, замки и двери, закрытые с другой стороны, она так и не научилась открывать. Ну и бис с ним, что она открывает двери? Это бы всё ничего, если бы двери были только наши, но они бывали и чужими. Вот чужие двери она открывала с той же легкостью, как и свои, даже с большей, поскольку все наивные люди имели дело с не столь интеллектуальными скотами и не придумывали, как мой папа, разных гвоздиков к щеколдам, задвижек с другой стороны забора или не запирали на замок заветных дверей на всякий пожарный случай.
Первыми пострадали от нашествия Чернушки наши соседи по улице Механизаторов, что находились от нас за два дома. В общем-то, это был барак на три хозяина. Было три входа, три ограды, одна из которых была проходной. Как у всех порядочных людей двери двух оград от проникновения всякой сволочной живности, типа собак, коров, коз, кур, гусей, что бродили в те годы в большом количестве, запирались тщательно. Не знаю, какой чёрт донес нашей Чернушки, что хозяин одной из квартир барака закупил пшеницу в премногом количестве и уложил в свою кладовочку. Не знаю, но две двери ограды были открыты с легкостью, достойной мастера, вход в коридорчик, тоже не составил для неё труда, но как она умудрилась открыть дверь кладовой расположенной в узёхоньком коридорчике, где двум человечкам мелким по размерам трудно и разойтись, втиснуться в дверь ещё более крошечной кладовой, открыть ларь и сожрать ведро пшеницы, я так и не пойму до сего дня. Естественно был скандал и изгнание Чернушки с места преступления всеми средствами и силами, точнее моими силами, поскольку слабые хозяева боялись этого шипящего мастодонта расположенного в равных долях между крыльцом, коридором и кладовой всеми своими обильными, но достаточно костлявыми телесами. Точнее сначала было изгнание, а позднее дело дошло до самого скандала. Его отец уладил довольно мирно и без контрибуции, что обычно налагают в таких случаях на владельцев таких непутевых животных, каким была наша Чернушка, кроме, конечно, молока..
На следующий день она опять была в этой кладовой. Непутевое прямо таки животное. Для меня лично это вылилось в две пробежки вокруг всего квартала, с пинанием этого умного скота перед собой, чтобы, не дай бог, она не сдохла от обильного чревоугодия, и отнесением ведро пшеницы ограбленным и обиженным хозяевам. Больше им она не досаждала, но, видимо, проверяла это заведение на предмет нового посещёния. Гонять же после потравы совхозных овсов и пшениц, мне приходилось так часто, что и не стоит их упоминать, как и её аресты совхозными объездчиками, и её выкуп по пяти рублей с ареста с бесплатными назиданиями в наш непутевый адрес со стороны родаков за ротозейство.
Если бы это был единственный случай в её богатой практике, то можно было и не писать даже, но, увы, и ах. Самый разбой наступал осенью. Осенью трава жухнет быстрее, чем та же капуста, что весело развешивает свои уши до самого снега, пока их не прибьёт крепкий сибирский морозец. Жрать сухую чахлую траву Чернушке было просто западло, но, чтобы проникнуть в огород, надо было перелезть через забор или пройти через двери. В её годы лазить по заборам было просто не солидно, то она выбирала двери.
Особенно доставала она одних пенсионеров. Самое неприятное заключалось в том, что данная корова направлялась не домой, а сразу на огород к этим почтенным людям, у которых, по тем временам, что может и не грех признать, мы обирали черемуху или попросту воровали. Открыв ворота, фыркнув на испуганных хозяев, она направлялась прямо в огород, калитку, которой, она открывала едва ли не пинком. Бедные хозяева махали на нее руками, пытались ударить чем попадя, но она фырчала, бычилась и продолжала жрать капусту, плюя на исконных хозяев этого самого фрукта. Благо наши огороды были смежными, а их вопли слышимы на весь квартал. Так что наше героическое вмешательство в дела ее хозяев, укрощали только этого буй тура и успокоили почтенных пенсионеров.
Принятые палочные меры отвадили нашу любимцу от огородов, что, впрочем, не мешало периодически появляться на них, проникая туда неизвестно по каким тропам и ходам, безжалостно топча картошку и прочие плоды земные. Не будь она столь молочная, то уж точно ей бы отец не простил сих проделок и отправил однажды осенью её вместе с её великовозрастными детьми в Заготскот, но дети у неё всегда были упитанные и здоровые, а два ведра молока хорошей жирности в летние месяца давала не каждая корова.
Грабежи огородов совхозников были завершены только тогда, когда мы переехали на новую квартиру. Район новостроек не был столь привлекателен для коровы. Кроме гвоздей, досок и прочего строительного мусора, там ничего подходящего для неё не находилось. Правда, она могла запросто залезть на территорию леспромхоза в дыру, что не превосходила её боков по размерам, предоставив нам многочасовое удовольствие её поисков, когда она, превосходно маскируясь горами опилок, горбыля, строениями, поедала сочный пырей. Или исчезала неизвестно в каком направлении, и являлась уже под самое утро, невинно мотая головой и требуя своего законного доппайка перед дойкой, нагло взирая в мои глаза, словно не была ни в чём виновата. Хотя, кроме меня, на её поиски всегда поднимались все наличные силы, но не убивать же её?
Но как бы мы не любили и не мучились с Чернушкой, но она, как и все подобные ей животины, закончила свои дни на скотобойне. На восемнадцатый год своей жизни она никак не захотела обзаводиться теленком, и участь её была решена одним уж этим.