Страница 9 из 26
– Не важно! Важно другое; одни люди восседают на тронах в роскошных дворцах, а другие пухнут с голода за Эпохальной стеной.
Ольсон выслушал, стараясь не перебивать; все-таки он на рассуждения Гедеона реагировал сдержанно, поскольку относился к нему уважительно и считал, что этот человек имеет право на свое мнение.
Как только Гедеон закончил, Ольсон выдержал паузу, а потом сказал:
– Ваша либеральная модель гласит…
– Я не совсем либерал, – тотчас поправил Гедеон.
– Ну не ваша, без разницы. Либеральная идеология декларирует, что все от рождения равны и у всех должны быть одинаковые права. Это, вне всякого сомнения, абсурд или ты действительно считаешь, что все вокруг равны? Если это так, то в чем тогда смысл и в чем тогда разница между нами? Кто-то выше, кто-то сильнее, кто-то отличается своей красотой, а кто-то умом и набожностью – все это неравенство.
– Это понятно, но перед лицом закона все должны быть равны.
– Как показывают уроки истории и в грёбанном либерализме все были равны, а кто-то равнеё; те же министры, например. Так что чушь все это и никакого отношения к реальности такие декларации не имеют. Написать то что угодно можно, но вот время показывает, что историей правит иерархия, закон власти – подчинения, закон раб – господин и каждый в этой системе должен занять свое правильное место. А на твои недовольства я вправе спросить: разве равен благородный аристократ известного семейства, какому-то оборванцу типа Мелоуна? А равен ли грешник и праведник?
– Разумные рассуждения, – согласился Гедеон, – ну а правительство…
– Ну а что правительство? – с блеском в глаза спросил Ольсон.– Его в Метсе все ругают, а вот сказать – сколько всего оно для нас делает, забывают.
Тут Гедеон с некоторым раздражением бросил:
– Что же она такого сделало, кроме своих узурпаторских законов?
– О чём ты, мой друг? Очнись! Ты немного только вдумайся и сам поймешь! Вот ты, Гедеон, сколько за всю жизнь всего съел? А сколько рубашек износил и носков? Потом ты все выкинул, а то, что съел, в канализацию отправил. Всё потребил. А что же ты сделал? Что произвел своими усилиями?
Задав этот страшный вопрос порицающим голосом, Ольсон остановился, поскольку так заметил, что Гедеон нахмурился и будто бы о чем-то задумался.
Ещё минуты три Гедеон сидел с непроницаемым лицом и стеклянными глазами, в которых ничего кроме недоумения прочитать было невозможно. Внутри же он ощущал неприятный жар, заставляющий его сердце сжиматься в боли. Вызваны эти неприятные ощущения были одним единственным вопросом, который он навязчиво себе задавал: « Что же, кроме сумятицы их домыслов я произвел?»
После этого, такой же оживленной беседы не вышло и Гедеон, допив пиво и попрощавшись со всеми, с мрачным лицом пошёл на выход, а потом скрылся под покровом, освященной светом луны, ночи.
Глава 2. Поиски себя
Гедеон очнулся в сильном исступлении. Только он пробудился, поняв, что он это он, то сразу заметил, в каком некомфортном состоянии он оказался: у него сильно болела голова, в животе было неприятное тупое покалывание, во рту все пересохло, а горло побаливало. К тому же Гедеон за ночь сильно вспотел, но никакого облегчения это не принесло, поскольку это был холодный мерзкий пот, пропитывающий одежду и вгоняющий в состояние некоего переосмысления.
Все эти физические неудобства, ставшие последствием вчерашней пьянки в баре, нашего героя особо не волновали. Он прекрасно осознавал, что никуда не торопится и может сегодня отлеживаться хоть целый день. Он даже это успел обдумать, но это приятное понимание вдруг стало вгонять его в совсем отвратительную зацикленность на том, что нужно что-то предпринять. И Гедеону было особо не важно, что именно – ему просто хотелось применить свои усилия и получить от этого какой-то результат.
«Слишком долго продолжается мое бессмысленное существование, – подумалось ему,– от думы этой сердце в груди предательски заболело, а легкие стали трудом перегонять воздух, – самое главное, что я ничего не предпринял, дабы выпутаться из всей этой грёбаной реальности, в которой я просто ничего не значу. Да и как я могу что-то значить, если от моих действий не зависит ровным счетом ничего?»
Все эти пугающие рассуждения, мучающие его голову, несомненно были не просто неприятным результатом похмелья, но и следствием того тяжелого вопроса, который священник Ольсон посмел ещё вчера ему задать. Поэтому теперь Гедеон себя терзал и получал при этом какое-то мазахистское удовольствие; он ворочался в бреду, мучился, страдал, но желание встать, пойти в туалет или даже просто открыть глаза, у него попросту не было. Теперь это казалось ему бессмысленным, и он продолжил лежать, пытаясь направить свой поток мыслей в сторону того, как изменить свою жизнь. Мысль о том, что больше никаких поздних пьянок и свободолюбивых разговоров быть не должно, появилась в его голове. А после этого Гедеон неожиданно вспомнил о своих родителях, которых обещал себе навестить ещё неделю назад. Тут нашего героя снова начало мучить угрызение совести, которое давлело над ним и мешало даже спокойно дышать. Потом у него вдруг начали болеть ноги, руки замерзли; Гедеон же, не обращая на это никакого внимания, продолжал пытаться выйти из бредового похмелья и заставить себя придумать идею, которая должна перевернуть его маленький мир.
Вспомнил он вдруг и про Мишель. На этот раз он подумал о ней без всякой злобы – если раньше он с презрением представлял её как молодую распутную девку, готовую на всё ради денег, то теперь он видел в ней заблудшего человека с тяжелой судьбой. Гедеон даже не по своей воле представил себя на её месте, но тут же ужаснулся и ещё больше стал видеть в ней глупую мученицу, которую всю жизнь экплуатируют чужие руки как какой-то товар.
Мысли гуляли в голове Гедеона, а он, словно искатель клада, выбирал среди них какие-то по-настоящему ценные, а потом пытался за них зацепиться, отбросив все лишнее. Легче от этих разбирательств в голове, ему не становилось, а поэтому он выбрал единственный выход: применить усилие, поднять свое уставшеё измученное тело и донести его до ванной комнаты. Так Гедеон и сделал; не открывая глаза, он переместился сразу в ванную. Но и вид воды землистого оттенка его нисколько не пробудил; у нашего героя было такое ощущение, что он и вовсе все ночь не спал, а был ковром, по которому прошла мириада людей.
В зеркале он увидел опухшеё бледное лицо; от больших серых глаз остались маленькие щелочки, веки набухли, а щеки раздулись. Все это ощущение излишней жидкости на лице болезненно воспринималось Гедеоном и он решил включить воду самой комфортной для организма температуры. Стоять под струей в душе у него не было сил, и он просто сел приятно расслабившись. От воды становилось уже легче: возвращался здравый ум, циркуляция крови по всему телу нормализовалась и Гедеон уже начал чувствовать прилив сил. И вот от этого приятного чувства у него появилось даже убеждение, что погорячился он заканчивать с походами в бар.
Уже через тридцать минут Гедеон находился в комнате, а его сердечко снова начало убого поддаваться сильному чувству страха, который непонятно откуда возник. И вроде бояться то было нечего, но все же Гедеон буквально вырывал из своей головы какую то фобию, и со всех сторон её рассматривал. И уже под действием всего этого совсем другая мысль пришла ему в голову: «Быть может и не совесть ко мне пришла, а что-то посерьезней? Может страх этот позорный – есть сигнал к чему-то более страшному?»
Но мысли эти скоро он с трудом отогнал и пошёл на кухню. Там он выпил литр воды, считая, что жидкость лучше выводить обильным питьем. Потом он немного, без аппетита, перекусил яблоком и кашей. Взбесившись на все тело, ставшеё в последнее время слабым и нёмощным, он принялся отжиматься и делать подъем туловища. При этом он не переставал думать, и ему становилось все легче и легче; голова стала соображать намного лучше и уже более эффективно выбирала витающие мысли.