Богоявленское

Приехав на Ходынское поле, которое было выбрано властями местом народного гулянья в день коронации нового императора Николая Александровича, Петр сразу обратил внимание, насколько неудачно оно было выбрано. Испещренное глубокими рвами, оврагами и траншеями, сплошь в ямах и заброшенных колодцах, могло быть пригодно лишь для военных целей, от того и использовалось, как учебный плац для войск Московского гарнизона.

– По какой страшной беспечности выбрано это место, – сказал Петр, оглядевшись вокруг.

Идти с дядькой на поле он наотрез отказался, предпочтя остаться в экипаже, неподалеку от буфетных лавок. Рядом с Петром было оставлено еще несколько экипажей, и он невольно услышал разговор двух ямщиков:

– … а подарки-то я слыхал и впрямь царские. Говорят, будто в цветной платок завернуто полфунта колбасы, сайки, конфет разных, а еще орехи, пряники, да кружка та, что… – мужик замялся, вспоминая нужное слово. – Ну как это? Которая вечная.

– Ну?! – изумился второй ямщик.

– Вот тебе и ну! А еще зрелища, говорят, не виданные будут.

– Это ж, какие еще такие зрелища?

– А такие! – продолжил рассказывать, с горящими глазами, первый ямщик. – Будто представления будут из разных опер и цирк с дрессированными зверятами приедет.

– Ну?! – снова изумился второй ямщик.

– Вот тебе и ну!

«До чего же наш мужик охоч до развлечений», – подумал про себя Петр. – «А ведь все от темноты его, неграмотности. Скорее всего, эти два мужика, за жизнь свою, ничего, кроме этих вот повозок, и не увидят, а тут такое зрелище!».

Невообразимая жалость к ним вдруг наполнила сердце Петра и нестерпимое желание покинуть это место, как можно скорее, чтобы не видеть, как эти люди начнут хвататься и драться за полфунта колбасы.

– Живого царя бы увидать, вот это да, а то, когда это еще случай представится, – прозвучал голос дядькиного кучера Кузьмы. Но Петр ничего ему не ответил.

Даже будучи убежденным монархистом, его, не посещало сейчас такое желание. Образ императора оставался для Петра божественным и недосягаемым.

Тем временем Ходынское поле все больше и больше погружалось в полную тьму, и ночь, как на беду, была безлунная. А люди, все пребывали, и все более плотной становилась необозримая толпа. Некоторые люди, не видя перед собой дороги стали спотыкаться и падать в овраги, а нескончаемый поток народа все пребывал и пребывал.

Петр с ужасом начал понимать, что всех этих людей между городской границей и стеной из ста буфетов стало слишком много, это были тысячи и тысячи человек. Он приподнялся в своем экипаже и внимательно огляделся по сторонам. Если случится беда, кто будет наводить порядок? Полицейских и казаков было слишком мало. Петр отчетливо понял, что эта горстка просто не справится с такой лавиной людских масс. Он кожей почувствовал, как положение начало становиться угрожающим.

К утру стало очень тихо. Ни ветерка. Дышать становилось все труднее. Начало светлеть и Петр смог разглядеть лица некоторых людей. Они были залиты потом, и приобрели какой-то синевато-бледный цвет. Вместе с этими людьми он смог разглядеть и то, насколько огромной была пришедшая толпа. Она была гораздо больше, чем ему казалось ночью.

«Господи, что же это будет?» – уже предчувствую неминуемую беду, подумал Петр. – «Как же найти в этой толпе Василия Саввича?»

Нужно было немедленно бежать из этой страшной ловушки. Но один уйти Петр, разумеется, не мог. И вдруг он с ужасом подумал: «Где же он? Неужели не понимает, что оставаться тут слишком опасно? А может быть он уже не в состоянии выбраться из этой гущи?»

При этих мыслях состояние Петра стало приближаться к паническому.

А тишина сменилась гулом толпы, сначала не громкий этот гул все нарастал и нарастал, превратившись, наконец, в настоящий хаос.

В конце концов сложившаяся ситуация вышла из под контроля и прорвалась, словно огромный мыльный пузырь. Толпа людей стала напирать на буфетный ряд. Люди начали требовать того, зачем они сюда пришли. Буфетчики в ответ, не дожидаясь нужного часа, боясь оказаться затоптанными вместе с буфетами, этой потерявшей контроль лавиной, стали бросать подарки в воздух. Началась страшная давка. Многим становилось дурно. Некоторые люди теряли сознание, но сдавленные со всех сторон этой огромной толпой, несчастные не имели возможности из нее не только выбраться, но даже упасть.

Видя, как полиция не справляется с этим хаосом, Петр и Кузьма бросились им на помощь, но изменить сложившуюся критическую ситуацию их силы не могли. Их обоих просто всосало в толпу. Рядом с собой Петр увидел потерявшую сознание женщину, с закрытыми глазами, зажатая со всех сторон она колыхалась вместе со всей бурлящей и кричащей массой людей. С другой стороны в него впились острые плечи старика, он, кажется уже не дышал. Этот несчастный умер, не издав не единого звука, а похолодевший труп его продолжал колыхаться в толпе. Пытаясь растолкать людей, обладающий высоким ростом Петр, немного приподнялся над толпой и увидел несчастного юношу, которого рвало, и он даже не мог опустить головы. В этот момент бородатый мужик вцепился в руку Петру и начал мычать что-то нечеловеческим голосом. Петру показалось, что мужик этот сошел с ума. Люди бились друг об друга головами и все кричали. Сам же Петр в этот момент, почувствовал, что под ногами его человек. Беднягу просто подмяли под ноги, и подняться он не мог. Петр чувствовал, что стоит на его груди, дрожал от ужаса, но двинуться ему было некуда.

В это время один из буфетов под напором толпы перевернулся и накрыл собой нескольких человек. Все произошло так стремительно, что Петр даже не успел понять, как оказался под ним. Буфет крепко прижал его ногу и не в силах подняться, Петр чувствовал только острую боль в голени и тяжесть человеческих масс на своем теле. В его голове стучала только одна фраза – это конец! Но неожиданно толпа над Петром стала расходиться, и сквозь помутневший взгляд Петр увидел военных. Двое из них, страшно ругаясь, приподнимали буфет, а четверо других пытались вызволить находящихся под ним раненых. Один из этих военных схватил Петра под мышки и потащил прочь от этого страшного места. Обернувшись, Петр увидел лицо своего нового знакомого – это был Михаэль.

По счастливой случайности все четверо, и Петр, и Михаэль, и Василий Саввич с кучером Кузьмой остались живы.

В доме Краснова на Поварской улице было тихо и светло, лишь мерный ход часов и едва слышное ворчание Василия Саввича, с обвязанной головой ходившего взад и вперед по комнате, нарушало тишину. Михаэль стоял у окна и, всматриваясь вдаль, с каменным выражением лица, о чем-то думал. Вскоре он получит новое звание штабс-капитана и будет переведен в столицу. Петр же, отдав свою травмированную ногу в распоряжение лекаря, все пытался выбросить из головы эту страшную ночь, но у него ничего не получалось. Князь Петр не догадывался, что самое страшное для него еще не наступило. Сломанная кость ноги срастется не правильно и, оставив его калекой, принесет еще самую страшную беду в его жизни.

А в это время над городом загудел колокол Ивана Великого, и с Тайницкой башни загремели пушки. Один за другим раздался двадцать один выстрел, и по всей Москве зазвучал могучий звон колоколов. И этот звон и пальба известили Москву, что в Успенском соборе началось молебствие о здравии и многолетии нового царя и царицы. Все московские улицы были пусты и жизнь, словно покинула город, сосредоточившись возле Кремля.

Тысячи и тысячи людей наполнили кремлевские площади и окружили стены его. Тут были и белые платья с золотым шитьем, и блеск бриллиантов, и разноцветные мундиры дипломатов. Но также в это время все пожарные команды Москвы занимались ликвидацией кошмарных последствий на Ходынском поле. Обоз за обозом вывозили с поля тела умерших и раненых. Долго еще по Москве будут ходить легенды, как от вида тех страшных картин цепенели сердца у видавших виды военных, врачей и пожарных. Как видели они и скальпированные головы, и торчавшие наружу кости, и раздавленные грудные клетки, и валявшихся в пыли недоношенных младенцев.