Страница 5 из 7
– Оно перевернуло всю округу, – говорит Галбрейт.
Вместе с коллегой она допросила жертву. Воспоминания мальчика были четкими и конкретными. Он сказал, что обвиняемый пристал к нему на диване. Он помнил подробности: например, какая обивка была на этом диване. Вроде бы пустяк, но достаточно, чтобы Галбрейт убедилась в том, что мальчик не выдумывает. А когда родители обвиняемого позволили поговорить с их сыном, тот отвечал уклончиво. Сидя рядом с отцом, тинейджер расплакался. Галбрейт с коллегой вышли на крыльцо.
Если в случае убийства часто черное было черным, а белое белым, то при изнасиловании все выглядело размыто и неопределенно.
– Я его собираюсь арестовать, – сказала она.
– Ты точно все продумала? – спросил он.
– Очень большая вероятность правды. Пусть присяжные решают.
На суде тинейджера признали виновным. Проживавшие в районе семьи обвиняли во всем Галбрейт. Они видели в ней не в меру усердного и стремившегося выслужиться полицейского, испортившего парню будущее. Галбрейт же воспринимала это как торжество справедливости: «А что, если бы он сделал это с другими? Что, если бы продолжил так поступать? Если остановить его сейчас, вероятно, у нас не возникнет больше жертв в будущем».
Многие детективы по возможности избегали случаев, связанных с сексуальным насилием. Такие дела ценились не так высоко, как убийства; никто не снимал фильмы про изнасилования. Если в случае убийства часто черное было черным, а белое белым, то при изнасиловании все выглядело размыто и неопределенно. И жертвы изнасилования были живыми, им было больно и неприятно. Их боль была ощутима, и от них невозможно было отмахнуться.
В какой-то степени справляться с переживаниями при расследовании изнасилований Галбрейт помогала вера. Вместе с мужем они были воспитаны в баптистской среде и повторно пришли к вере во взрослом возрасте. В Колорадо они посещали надконфессиональную евангелическую церковь и иногда даже следили за безопасностью воскресных служб.
– Я знаю, что Он даровал мне определенные силы, поэтому я должна использовать их. Даже если это больно, – говорит Галбрейт.
Особенный отклик в ее душе находил один отрывок из Библии. В Книге Исаии (6:1–8) говорится о том, как Бог предстал перед ним в окружении серафимов и искал того, кто мог бы распространять Слово. Он вопрошал: «Кого мне послать?» И Исаия услышал свой голос: «Вот я. Пошли меня!» Галбрейт считала, что тоже ответила на этот призыв. Она поступила на работу в полицию, чтобы помогать людям. И вот перед ней жертвы, которым нужна помощь в самый темный для них час. Она не всегда знала, как сделать так, чтобы им стало лучше. Но знала, что должна найти путь.
«Меня спрашивают: “Почему ты берешься за дела, связанные с сексуальным насилием и детьми?” Я не нахожу в этом никакого удовольствия. Но кто-то же должен это делать. И кто-то должен делать это хорошо».
Когда Галбрейт подъехала к своему дому, уже было темно. Она чувствовала себя полностью измотанной. Незадолго до этого пришлось искать место для ночлега Эмбер, которая была слишком напугана, чтобы оставаться в своей квартире. В конце концов, один из полицейских вызвался отвезти девушку к подруге.
Дэвид уже помыл посуду и уложил детей спать. Эти несколько часов они могли посвятить себе. Как и другие работающие супруги, они обсуждали события своего трудового дня, только истории Галбрейт часто оказывались мрачными.
Так было и тем вечером. Стейси описала мужу некоторые подробности дела, рассказала про мужчину в маске. Про изнасилование, длившееся четыре часа. Про сделанные насильником фотографии.
– И только представь себе, под конец он заставил ее мыться в душе.
Дэвид долго не решался что-то сказать, но все же не сдержался. В 2008 году он оставил работу в Голдене, чтобы устроиться полицейским в Уэстминстере, еще одном пригороде поблизости. Пять месяцев назад в полицию Уэстминстера заявили об изнасиловании в жилом комплексе. Дэвид тогда патрулировал комплекс в поисках подозрительных людей. Он слышал, что преступление совершил мужчина в маске. И что он фотографировал женщину. И что перед уходом заставил жертву помыться в душе.
– Утром первым же делом позвони в мое отделение, – сказал он Стейси. – У нас был похожий случай.
3
Взлеты и падения
10 августа 2008 года
Линвуд, штат Вашингтон
Это было не бог весть что – совершенно обычная квартира с одной спальней в совершенно обычном жилом комплексе. Не так уж много мебели, да и та по большей части пластиковая. Она прислонила к стене две свои гитары, обе акустические. Компьютерный монитор поставила на полу в углу.
Не бог весть что, но ее, личное. Первое место, которое она могла назвать своим после долгих лет жизни в домах других людей. Мари гордилась этим местом. Она гордилась тем, что у нее вообще есть свое место. Она знала, что многие из подобных ей рано или поздно оказываются в тюрьме, в центре реабилитации для наркозависимых или на улице.
В это воскресенье она занималась уборкой. Ей нравилось, когда вокруг чистота и порядок. Она прошлась по дому, прикидывая, что убрать, а что оставить. Ненужные вещи вынесла в кладовку на заднем крыльце. При этом она постоянно открывала и закрывала стеклянную дверь.
Остаток дня планировала провести с друзьями в церкви. Другие восемнадцатилетние в первые месяцы независимости предпочли бы провести выходные в поисках приключений, проверяя границы дозволенного. Но Мари хотела остепениться. Она находила удовольствие в нормальной жизни, что было не так уж и странно, если учесть, сколько всего ей пришлось пережить.
Позже психологическое состояние Мари будет оценивать Джон Конте, профессор Вашингтонского университета, специалист по психическому здоровью и детским психологическим травмам. Конте расспрашивал Мари пять часов и составил длинное экспертное заключение, включавшее в себя раздел об истории развития:
Со своим биологическим отцом она встречалась лишь однажды. Утверждает, что не так уж много знает о своей биологической матери, которая, по ее словам, часто оставляла ее на попечение своих партнеров… Утверждает, что проживала в приемных семьях с шести или семи лет.
Конте продолжает писать тем же сухим, клиническим языком, хотя речь шла о крайне мрачных вещах. Как упоминается в отчете, жизнь Мари до опеки складывалась «в основном из неблагоприятных событий».
Она считает, что какое-то время жила с бабушкой, которая не слишком хорошо «заботилась о ней». Помнит, что голодала и ела еду для собак. Она не помнит, чтобы ее биологическая мать ухаживала за ней. Она помнит, что ее подвергали физическим наказаниям (например, били по рукам мухобойкой).
Она не знает, посещала ли детский сад. Кажется, ей пришлось дважды учиться во втором классе, и иногда она пропускала школу. Помнит, что не любила полицейских, потому что они забирали ее и братьев с сестрой из дома. Она подвергалась сексуальному и физическому насилию. Сексуальное насилие, по ее словам, происходило часто. Она вспоминает, как их собаку избивали многочисленные партнеры матери.
Она вспоминает, что, перед тем как ее забрали из дома, они несколько раз переезжали из штата в штат…
Что касается проживания под опекой, Конте приводит следующие подробности:
Достаточно сказать, что ситуация была типичной для детей, находящихся под государственной опекой: многочисленные переезды, частая смена мест проживания (домов) и школ, появление и исчезновение очередных опекунов и профессионалов, травмирующие впечатления и в целом недостаток постоянства.
Мари была вторым ребенком из четырех детей своей матери. Это были ее единоутробные братья и сестра, но они себя так не называли. «У меня были старший брат, младший брат и младшая сестра», – говорит Мари. Иногда она попадала в один приемный дом со своими братьями и сестрой. Но по большей части они жили раздельно. Имеются ли у нее братья или сестры со стороны отца, она не знает.