Вся эта ложь

Этот урок физкультуры Лиля запомнила на всю жизнь…

Она дольше всех задержалась в раздевалки, дожидаясь пока галдящие девчонки, облачившись в узенькие синие трусики и обтягивающие белые футболочки, не выбегут в спортзал на построение. Лиля стеснялась переодеваться при всех, боялась насмешек и презрения, ведь она стала не такой как все. Лучше бы она побежала вместе с ними, тогда может быть никто и не обратил на неё внимания… Как и множество раз до этого.

– Зайцева, чего плетёшься!? – гаркнул физрук, увидев замешкавшуюся девочку в дверях раздевалки. – Весь класс тебя ждёт.

И Лиля, опустив глаза в пол, побежала вдоль строя на своё место. Она не только видела, но и чувствовала как в такт её шагов подпрыгивают под майкой освобождённые из плена округлости, одновременно с этим она сгорала от устремлённых на неё похотливых мальчишеских взглядов и завистливых девичьих. И вдруг нависшую тишину разорвал сиплый голос того, кто считался непререкаемым авторитетом не только в классе, но и во всей школе.

– Сисяндра жопатая! – крикнул Генчик, и выскочив из строя, со всей силы ударил её ногой по заднице.

Лиля потеряла равновесие, и споткнувшись, плашмя грохнулась на пол, чем вызвала оглушительный смех. Ржали все, тыкали в неё пальцами, пинали ногами, а она, встав на четвереньки ползла вперёд, то и дело падая от очередного удара.

– А ну прекратить, шпана! – наконец среагировал на случившееся физрук. – Быстро все в строй!

Он помог Лиле встать, и увидев разбитые коленки и кровоточащий нос, сказал:

– А ты к медсестре иди… Объяснишь, что упала случайно. Поняла?

Лиля кивнула, и размазав по лицу кровь, пошла к двери.

– Сисяндра… Сисяндра жопатая…, – пронёсся по залу приглушённый ропот.

– Заткнулись все, и бегом по кругу! А ты, Кравченко, на канат!

– А почему я? – гнусаво заныл Генчик.

– Покажешь силу свою. Чтобы все видели, что Кравченко самый лучший. Давай! Пять подходов, и чтобы до самого потолка, и повернувшись к остальным крикнул. – Все бегут до тех пор пока Кравченко не выполнит упражнение! Ускорились!

– А вы фашист какой-то, Игорь Романович, – пробурчал себе под нос Гена, вцепившись руками в канат.

– А за это ещё плюс два подхода, – невозмутимо ответил физрук. – Будешь ползать, Кравченко, пока руки до кости не сотрёшь. После этого год дрочить не сможешь. Пошёл!

Класс заржал ещё громче.

– Сдохнешь, Сисяндра вонючая, – злобно прошипел мальчишка, карабкаясь вверх по канату.

Медсестра не стала ничего спрашивать, а просто обработала ушибы йодом и вставила в нос Лили два ватных тампончика, пропитанных перекисью водорода.

– Мне можно идти?

– Да. И в зал можешь не возвращаться, я скажу Игорю Романовичу, – ответила медсестра, не отрывая взгляд от книги, которую она читала до прихода Лили.

В раздевалке было пусто и тихо, лишь топот ног доносился из-за фанерной перегородки, значит Кравченко всё ещё ползает по канату, и это хорошо, можно быстро переодеться и немного прийти в себя после случившегося. Но это было сиюминутное успокоение, что делать дальше и как жить с этим позором Лиля не представляла. Её ждала война, в которой невозможно было победить, ведь теперь против неё был весь класс. До сегодняшнего дня всё было более менее нормально, просто никто не обращал внимания на толстую некрасивую девочку, всем были до одного места её достижения, разве что учителя иногда оказывали знаки внимания, приглашая то на олимпиады по математике и литературе, то на соревнования по метанию гранаты, где Лиля с неизменным постоянством завоёвывала первые места, чем тешила собственное самолюбие и амбиции преподавателей. От этих мыслей стало совсем грустно и слёзы сами собой покатились по её щекам.

Неожиданно скрипнула дверь, и в раздевалку вбежала запыхавшаяся Таня. Если Гена был богом среди пацанов, то среди девчонок именно она пользовалась непререкаемым авторитетом. Очаровательная блондинка с ангельскими чертами лица и характером дикой пантеры захватила власть в классе с самого первого дня, подчинив своей воле всех: мальчики млели в её присутствии, а девочки, открыв рты, внимали каждому её слову.

– Я так и знала, что ты здесь, – вытерев пот со лба произнесла она, и подошла вплотную к Лиле.

Та вжалась в стену, ожидая если не удара, то потока оскорблений и унижений. Но случилось непредвиденное, Таня приветливо улыбнулась и села рядом.

– Откуда у тебя такие? – произнесла она, указывая взглядом на Лилину грудь. – У меня ещё даже и не проклёвывались. Только соски набухли. А у тебя прям красотища. Покажешь?

– ???

– Не бойся, я никому не скажу. А то, что в зале было – забудь. Никто тебя больше не тронет.

– А Кравченко?

– Я только про девок. А с ним сама разбирайся, хотя я могу ему сказать, но разве он послушает. Давай, показывай свою красоту.

Лиля задумалась на секунду, а что тут такого, пусть смотрит, пусть завидует, и задрала футболку до самого подбородка

– Красоооотиииищаааа, – простонала Таня. – А можно потрогать?

– Трогай уже, – обречённо согласилась Лиля, – всё равно не отстанешь.

– Это тоооочно, – не меняя интонацию ответила та, и осторожно прикоснулась к упругим округлостям. – Вот бы мне такие… А лифчик у тебя уже есть?

– Какой лифчик. Мать ещё ничего не знает.

– Вот ты дура, Зайцева, разве можно было такую красоту прятать. Как тебе удавалось?

– Я бинтами эластичными каждое утро обматывалась.

– Точно – дура. Это же больно.

– Ещё как. Сегодня всю ночь проревела, а утром не смогла их затянуть. Сильно болели. Так и пошла, – Лиля вздохнула. – За что и получила.

– А знаешь, – задумчиво произнесла Таня, – есть у меня один способ как Кравчено отомстить.

После уроков она постучалась в дверь кабинетика, в котором сидел физрук и долго не выходила оттуда. Лиля стояла рядом и до её слуха долетали лишь обрывки фраз и приглушённый смех.

– Всё, договорилась. Послезавтра на физре будет комедия. Только ты делай то, что я тебе скажу. Опозорим Генчика при всех.

– Хорошо.

Первое, что было обнаружено в тот день в раздевалке – это несколько дыр, просверленных в фанерной стене, за которой было необычайно тихо, слышались лишь возня и сопение. Все девчонки сгрудились в сторонке, уступив место Лили, которая покрывшись пунцовыми пятнами, демонстративно переодевалась возле своего шкафчика. Когда она сняла школьную форму, оставшись в одних трусиках, за стеной раздался восторженный вздох и началась толкотня, мальчишки боролись за право прильнуть к дырке и увидеть то, чего раньше никогда не видели… И вот, на самом пике представления, раздался зычный голос Игоря Романовича:

– Мальчики! Бегом все в зал! Тридцать секунд на построение! Опоздавшие получают неуд в четверти!

За стеной зашумели, затопотали, засуетились…

Когда хохочущие девчонки, прикрывая рты ладошками, вбежали в зал, то увидели очень странный строй, поскольку он выделялся своей необычностью – у всех мальчишек что-то очень сильно оттопыривало трусы. Скрыть это за тридцать секунд было невозможно, а неуд получать было страшно. Так и стояли они по стойке смирно с понурыми головами и гордо торчащими писюнами. Физрук давился от смеха, но делал серьёзное лицо, и совсем потерял контроль над собой, когда спустя какое-то время из раздевалки вышел тот, ради которого всё это шоу и было задумано. Генчик постоял немного в дверях, и демонстративно подтянув трусы, в которых все уже было нормально, чеканя шаг проследовал в конец строя… Оказалось, что неуд для него был меньшим позором.

Лиля проводила его восторженным взглядом, а он даже не повернул голову в её сторону, хотя ещё пару дней назад обещал изничтожить. Что-то странное ощутила она внутри себя, как-то иначе застучало сердце, ком образовался в горле и томление какое-то внутри началось, похожее на волнение, почти как пред серьёзным экзаменом. Ей хотелось смотреть на Гену, хотелось вдыхать его запах и очень сильно хотелось прикоснуться к нему. Откуда она могла тогда знать, что именно так даёт о себе знать любовь. С каждым днём это жгучее чувство усиливалось, особенно невыносимы были ночи, когда непонятные мысли роились в голове, не давая уснуть и причиняя почти физическую боль. Лиля ничего не ела, забросила все свои кружки и секции, начала отставать по предметам и даже немного похудела, чем вызвала ещё большую зависть у девчонок, но всё безрезультатно – для Гены она словно не существовала. С каким удовольствием и благоговением восприняла бы она его прежние приставания, стерпела бы все унижения, даже не заплакала, если бы он снова пнул её ногой по заднице.