Страница 9 из 11
Поблагодарив старушку, я последовала ее совету и спустилась в подвальное помещение. Сначала я попала в длинный коридор, по обе стороны которого находилось несколько дверей. Я открыла ту, которая была ближе ко входу.
В небольшой и полупустой комнате никого не было. Но в стене напротив входной двери я увидела еще одну неплотно прикрытую дверь, из-за которой доносились голоса. Я подошла к ней и открыла полностью. Эта комната была побольше первой и обставлена довольно уютно: длинный кожаный диван, перед ним – низкий столик из металла и стекла, в углу – пара кресел, рядом с одним из них – синтезатор. Еще один угол занимала какая-то аппаратура, наверное, звукозаписывающая: ведь это была, как сказала мне соседка Карла, «штудия».
Карл Луговской – небольшого роста, но плотного телосложения, импозантный шатен – был в студии не один. Рядом с ним на диване сидел еще один мужчина. Он что-то увлеченно обсуждал с Карлом. По обрывкам фраз поняла, что речь шла о выездном концерте. Наверное, это был менеджер, а точнее сказать, продюсер «звезды».
Увидев меня, мужчины замолчали и вопросительно посмотрели меня.
– Вы к кому, уважаемая? – спросил меня Карл.
Поскольку еще раньше я уловила в их разговоре именное обращение к шатену, то поняла, что передо мной находится именно он.
– К вам, – коротко ответила я и, достав из сумочки свои прокурорские «корочки» (увы, давно просроченные), помахала книжицей прямо перед носом Луговского. Затем, не дожидаясь приглашения, села рядом с ним.
– Но я чист перед законом, – удивленно сказал Карл, – откуда к моей скромной персоне такое пристальное внимание со стороны правоохранительных органов?
– А вы, гражданин Луговской, запамятовали, очевидно, что не так давно были задержаны полицией за пьяный скандал в общественном месте? – вопросом на вопрос ответила я.
– А, вот о чем, – протянул певец, – ну, с кем не бывает! Кстати, не я один там морды бил.
Я выложила перед ним фотографию Клементины Новостроевской.
– Вы помните эту девушку?
Примерно с полминуты Луговской задумчиво смотрел на фото, потом ответил:
– Нет, не припоминаю. Разрешите?
Луговской взял у меня фотографию и передал своему соседу:
– Лелик, посмотри, она танцевала у нас?
Фото Клементины перекочевало к Лелику. Он тоже стал внимательно всматриваться, качая головой. Потом изрек:
– Нет, она у нас не танцевала, потому как абсолютно не умела этого делать.
– Но она у вас, как это называется, проходила кастинг? – спросила я.
– Проходила она у нас кастинг? – Луговской вопросительно посмотрел на Лелика.
– Проходить-то проходила, но… Я же говорю: ни пластики, ни выразительности и близко нет. Ее даже в последнюю линию нельзя было поставить. Короче, мы ее не взяли.
– Хм, – я с сомнением покачала головой, – что-то не верится. Если верить слухам, то место на сцене можно получить и не владея хореографической подготовкой. Девушка-то красивая.
– Если вы о постели, то этого недостаточно: у нас другие критерии, – отрезал Лелик.
«Надо же, какие они принципиальные!»
– Но ведь как-то она все-таки вышла на вас? – продолжала я допытываться.
– Об этом вам лучше поговорить с нашим хореографом. Он, кстати, сейчас здесь, в студии. Пойдемте со мной, я вас проведу к нему, а то у нас идет обсуждение очередного концерта.
Мы вышли из комнаты и пошли по коридору. По пути я спросила Лелика:
– Скажите, а после той памятной вечеринки с приводом в полицию вы встречали эту девушку?
– Нет, больше она у нас не появлялась, – ответил тот.
Хореограф Витольд, к которому привел меня Лелик, сидел за компьютером. Бородка и очки делали его похожим на профессора. Но когда он встал, то в глаза сразу бросилась безупречная осанка, особый разворот плеч, который бывает исключительно у балетных. Я сразу же показала ему фотографию Клементины.
– Да, я помню эту девочку, – сказал хореограф.
– И что вы можете о ней сказать? – спросила я.
– К сожалению, она оказалась совершенно непригодна для хореографии. Это и понятно, ведь ей уже восемнадцать.
– Да, профессионально балетом заниматься, конечно, поздновато, но ведь она и не готовила себя к большой сцене, – возразила я.
– Вы напрасно считаете, что в подтанцовки можно прийти с улицы, – парировал хореограф. – У нас довольно высокие требования. Кроме того, характер у этой девочки…
– Какой?
– Мягко говоря… вела она себя довольно бесцеремонно, – Витольд неодобрительно покачал головой. – Такие надолго не задерживаются.
– Понятно.
Я вышла из студии Луговского и решила, что теперь надо наведаться к самим участникам пьяной драки. Первым номером в моем списке значился Михаил Терентьев. Проживал он на улице Лермонтова, в доме номер двадцать. Эта был десятиэтажный дом с пятью подъездами.
Я поднялась на восьмой этаж в четвертом подъезде и позвонила. Дверь открылась почти сразу же. В дверном проеме нарисовался долговязый парень в спортивном костюме «Адидас». Костюм был довольно заметно измят, светлые волосы всклокочены, да и на правой щеке виднелся красный след от подушки.
– Михаил Терентьев здесь проживает? – спросила я.
– Здесь, здесь. Ты кто такая? – хрипло спросил он.
Однако манеры у парнишки! «Тыкает» совершенно незнакомому человеку. Но тут мне в нос ударил запах перегара, и я поняла, что парень, что стоял передо мной, – с хорошего бодуна и, судя по всему, мучается похмельным синдромом. Тут уж не до хороших манер.
– Я частный детектив, Татьяна Иванова, – ответила я.
Михаил напрягся, даже взъерошил волосы, но собрать свои мысли воедино ему так и не удалось. Промучившись несколько секунд, он сказал:
– Чё-то я тебя не припоминаю. Ладно, проходи. Ты водяру принесла?
– Я пришла поговорить.
– Сначала бутылка, потом разговор, – Терентьев попытался захлопнуть дверь, но я оттолкнула его и вошла внутрь.
– А если сначала разговор, а потом… все остальное? Такой вариант тебя устроит? – спросила я.
Терентьев опять начал размышлять, видно, сразу ему было затруднительно сориентироваться. Я отодвинула его в сторону и оказалась в грязной и очень захламленной маленькой прихожей.
– Значит, так, Михаил Матвеевич, – я сверилась по бумажке с именем-отчеством, – у меня к вам будет несколько вопросов.
– А я чё? – вытаращился парень. – Я не при делах.
– Ты Терентьев Михаил Матвеевич? – уже теряя терпение, спросила я.
– Да ни в жисть! Я Алексей. – Парень очумело потряс встрепанной башкой.
– А где тогда Михаил? – спросила я.
– А я знаю? – Парень вытаращился на меня.
– Ладно, будем считать, что хозяин – это ты, – примирительно сказала я, решив, что строго говорить с находящимся в похмельном синдроме страдальцем негуманно, а главное – бессмысленно.
– Кто хозяин? – опять спросил парень.
– Да ты! Кто же еще? – прикрикнула я на него, отступив от принятого секундой ранее решения.
– Я этого не говорил, – как-то задумчиво изрек парень.
– Так, ты скажешь, наконец, где Михаил Терентьев?! – уже не сдерживая себя, закричала я.
– А черт его знает, – меланхолично ответил парень.
В это время из комнаты раздался чей-то хриплый голос:
– Леха, ты с кем там балаболишь?
– Не знаю, она говорит, что… что она…
Алексей замолчал, не в силах вспомнить, как я отрекомендовалась всего лишь минуту назад.
Я решительно сдвинула его со своего пути и вошла в комнату.
– Быстро отвечайте, кто из вас, алкашей, Михаил Терентьев? – строго спросила я.
Я обвела комнату взглядом и увидела, что прямо на полу ничком лежат три парня. Еще один скорчился в неудобной позе в кресле. Рядом на грязной, местами ободранной софе лежали еще двое. В углу комнаты на рваном ватном одеяле почивало еще несколько человек. Все они были в одежде, а некоторые даже и в обуви. Хотя что же тут удивительного? Находиться в таком свинарнике и переодеваться в пижамы?
Все понятно; кажется, еще вчера пьянка здесь разыгралась не на шутку. Посередине комнаты стоял старый обшарпанный раздвижной стол, заваленный несколькими десятками бутылок, естественно, пустых, пустыми же консервными банками, наполненными окурками. Еще там же стояли тарелки с остатками колбасы, селедки и еще чего-то, что определить было уже трудно. Аромат в комнате стоял совершенно немыслимый: спиртной, сигаретный и еще непонятно какой.