Страница 8 из 9
Торопясь и сильно хромая, он вышел в холл, но их шаги уже были слышны на втором этаже.
Хозяин гостиницы подошел к входной двери, два раза повернул ключ, достал его из замка и убрал в карман.
Гость почти ничего не съел на завтрак и был так бледен, будто ночной кошмар вернулся.
Теперь Алекс смотрел в окно, забравшись с ногами на кожаное кресло в холле первого этажа и обхватив руками колени.
Погода портилась. Пыльный ветер поднял в воздух обрывки газет и покатил вдоль домов пластиковые стаканчики. После полудня по улице полетели сломанные ветки деревьев, а легкие стаканчики и алюминиевые банки катались и подпрыгивали возле стены дома напротив, вихрями поднимались по крутым спиралям до самых крыш, резко срывались с траектории и исчезали в наступившем полумраке. Низкая черно-желтая туча, состоящая из красивых желтых парашютиков размером с обломок спички, накрыла город. В окно было видно, как острые парашютики пытаются зацепиться и спрятаться в любое укрытие – под навесы крыш, в оконные стыки, между булыжниками мостовой. Миллионы крошечных десантников захватили город.
– Это чума, – пояснила Вега. – Мы вовремя вернулись.
– А что бы она нам сделала?
Желтые парашютики стучали в окна со звуком града, как будто злились, что не могут до них добраться.
– Семена чумы нападают на любой живой организм, встреченный на пути. Они проникают через кожу внутрь, и человек умирает в страшных мучениях от сильнейшего химического ожога, – будничным голосом пояснила девушка и добавила: – После этого семена селятся в трупе и доедают его, прежде чем прорасти и дать новые всходы.
– Какой ужас! – поразился Алекс. – Как долго нам придется сидеть дома?
– Созревшие семена живут несколько часов. Если чуме не удастся найти подходящий организм, ночью она погибнет. Очень прихотливое растение, за ним нужен уход.
– Что значит «уход»?! – он вскочил с кресла. – Кто ухаживает за чумой?
– Люди, кто же еще.
– Кто же эти бесчеловечные враги?
– Почему враги? – слегка обиделась Вега. – Не враги. Мы выращиваем.
– Сами для себя??? Зачем???
– Дракон распорядился сажать чуму для устрашения соседей, чтобы понимали и сдерживали себя. Если не сажать, она погибнет. Когда понадобится, поздно будет. Вот и сажаем для сохранения вида. Популяции крыс, диких собак ограничиваем. Много причин.
Чудесная, слегка смущенная улыбка делала девушку неотразимой.
Он вдруг сделался хмур, непохож на себя, сказал, что хочет побыть один.
Они с удивлением смотрели, как молодой человек, сутулясь и опираясь на перила, поднимается по лестнице.
В эту ночь гость сильно заболел, с высокой температурой, бредом и потерей измученного сознания.
Он выпал из времени на неделю, а оно равнодушно протекло мимо, как делает вода, огибая лежащий на пути камень.
Его мучили кошмары, в которых молодой человек, сражаясь с невидимыми чудовищами, спасал мир. Он требовал задуть несуществующую свечу на окне, жаловался на головную боль и бесконечно просил за что-то прощения. А она держала его за руку, поила водой и, конечно, обещала простить все, что угодно.
Невидимый дракон подходил ближе, с каждым редким глухим шагом сердце пропускало удар, а в бледном лунном луче, разрезавшем комнату от окна до платяного шкафа напротив, поднималось облачко пыли.
Он внезапно понял, что они с драконом одни в этом огромном доме уже многие столетия.
Алекс замер, боясь скрипнуть кроватью и не в силах пошевелиться, а дракон приближался, заставляя желудок судорожно сжиматься от ужасной трупной вони, облаком накрывавшей чудовище.
Дракон остановился в середине комнаты и стал принюхиваться. Теперь были видны его очертания, он вздрагивал в нетерпении, как собака на охоте. От чудовища шел тихий звук, как будто где-то далеко на горячей сковородке потрескивало масло. Головы поворачивались независимо друг от друга в разные стороны, каждая из них что-то искала. В какой-то момент Алекс понял, что дракон ищет, но не может его найти. Плохое зрение и испорченное собственным ароматом обоняние подводили его. Дракон надеялся на слух, но молодой человек лучше бы умер, чем пошевелился.
Дракон сделал два неуверенных шага и встал в лунную дорожку. В бледной полутьме была видна зеленоватая шершавая кожа, покрытая тупыми короткими иглами. Одна из голов тоже оказалась в лунном свете, на ней горел холодный яростный глаз, близоруко вглядывавшийся в окружающий мир.
Дракон покачнулся, балансируя толстым хвостом. С ним было что-то не так. Его кожа жила собственной жизнью. Она была похожа на поверхность вонючего болота, заросшего тиной. Но болото штормило. По нему прокатывались волны судорог.
Дракон еще раз повернул голову и посмотрел на лежащего в кровати человека почти в упор. Взгляд его был пуст и безумен, как у животного, пережившего ужасные страдания и продолжающего жить.
Дракон не искал добычу. Он никого не искал, и никто ему не был нужен. Ему нужно было место, чтобы умереть.
Бледнеющее за окном утреннее небо осветило опрокинутую на пол догоревшую свечу, от которой тоненькой струйкой вытягивался приторный тошнотворный дымок. Алексу понадобились все силы, чтобы поднять глаза на стоящее посреди комнаты чудовище. Вся поверхность дракона была покрыта маленькими пушистыми парашютиками, облепившими его, как тонкое одеяло. Крошечные иголки вцепились в кожу, и было слышно, как семена чумы едят огромную беззащитную жертву со звуком подгорающего масла.
Сердце человека остановилось.
3. Звездочет
Что ты видишь, когда смотришь на звезды?
И что видят звезды, когда смотрят на тебя?
У меня осталось только два важных дела. Одно из них – это письмо, а за другое я не волнуюсь.
Ровно пять широких размашистых шагов от узкой кровати до двери, вдоль скошенной стены, которую высокий седой человек едва не задевал головой.
Ровно пять шагов обратно, мимо единственного в комнате мансардного окна в скошенной стене. В тесном черном квадрате полыхает звезда.
Когда-то он мечтал именно о таком окне – с видом на миллион.
Я слишком стар, чтобы играть в человеческие игры.
Предстоящая вечность волнует меня больше нескольких месяцев или лет в этой комнате.
Я уже никогда не пробегу босиком по траве, не поцелую девушку, не обниму отца. Счастье моего возраста в захватывающей дыхание легкости. Больше не нужно ничего нести, даже сожалений.
Но что-то еще держит меня здесь.
Небольшое окно с кусочком неба. Звезды в телескопе. Люди в сердце. Ты.
Звездочет положил карандаш и распрямил сутулую спину.
Пятно настольной лампы выхватывает из ночной комнаты несколько исписанных быстрым почерком листов бумаги.
Ты видишь во мне желчного, вечно недовольного старика. Надо признать, что годы вряд ли сделают меня лучше. Но ты знаешь, чего бы я хотел больше всего. Вернуться лет на тридцать назад, хотя бы ненадолго. Подкинуть тебя вверх, не думая про больную спину, увидеть, как ты летишь, смеясь и раскинув ладошки, прижать к себе и слышать, как бьется маленькое сердце. Отвечать на твои вопросы, такие наивные и такие важные. Делиться секретами и, едва сдерживая смех, переглядываться, когда мама спросит, куда делась шоколадка. Играть в футбол и чуть-чуть поддаться, так, чтобы ты не заметил и прыгал от радости. Прочитать вместе книгу. Держать тебя за руку.
Я бы отдал все звезды на свете за один пропитанный нафталином день.
Если и было в городе что-то похуже трехэтажного дома, угрюмым фасадом нависающего над центральной площадью, то немногое.
Немало интересного можно было найти, проходя по его длинным коридорам.
Крошечные комнаты без мебели с ледяным цементным полом и похожими на узкие бойницы окошками под потолком.