Страница 2 из 59
Инициатором этого полета был начальник экспедиции Петр Петрович, — коренастый человек с янтарными, коротко подстриженными усами и острым взглядом серых глаз. После того, как в Советском Союзе была создана космическая ракета, и наши ученые (среди них и Петр Петрович) побывали на Луне, сразу же началась подготовка экспедиции к ближайшим планетам. Марс привлекал внимание многих, но Петру Петровичу удалось все же добиться, чтобы ракету послали вначале к Венере.
Спектроскопические исследования этой планеты показали, что ее атмосфера имеет высокий процент углекислоты. Некоторые астрономы, не говоря уже об авторах научно-фантастических романов, начали говорить о «молодости» Венеры. Один фантаст написал длиннейшую повесть, в которой сочно рисовал огромных червей и пауков, пиявок, драконов, будто бы населяющих Венеру. Петр Петрович не разделял мыслей этих ученых. Почему они полагают, что Венера более молодая, чем Земля? Только потому, что там обнаружена углекислота в верхних слоях атмосферы? Но ведь ни одна теория, начиная с Канта-Лапласа и кончая гипотезами Шмидта и Фесенкова, не дает никаких оснований допускать, что Венера моложе всех своих сестер-планет.
В лице Игоря Подгайного Петр Петрович нашел себе не только союзника-энтузиаста космических полетов, а и друга, единомышленника. Взлохмачивая всей пятерней свою роскошную шевелюру, Подгайный увлеченно говорил: «Конечно, сперва нужно на Венеру!».
Петр Петрович предложил и фантасту лететь, но тот отказался. Старый, мол, да и по драконам не соскучился.
Одним словом, Петр Петрович был человеком науки и, чтобы послужить ей, не останавливался ни перед какой опасностью. Видный ученый, он вместе с тем был очень простым человеком, любил пошутить. Вот и сейчас, весело улыбаясь, он сказал:
— Не пора ли нам, друзья, подкрепиться?
— Я — за, — отозвался Подгайный.
На столике тотчас же появились овощные консервы, сушеные продукты и таблетки витаминов, положенные заботливыми руками Нади.
— Эх, если бы свежие овощи были, — сказала Надя. — Мы сделали бы салат из огурцов, лука, помидоров, капусты… Полили бы сметанкой!
Мужчины поддержали ее. Заговорили, перебивая друг друга, о черешне, землянике — такой сочной, в росе, — и других вкусных вещах. Вспомнили и о молодой картошечке.
Петр Петрович сказал:
— Видите, сколько доброго растет на Земле? А мы еще, бывает, и недовольны.
— Так на Земле идеальные условия для жизни, — философствовала Надежда. — Только далеко не все люди научились пользоваться ими… Хотя человек и покорил атом, хотя он и вырвался в межпланетный простор, но успехи эти не могут устранить общей отсталости. В самом деле, на всех континентах расширяются пустыни, уменьшаются площади лесов. В доисторическое время были зеленые горы, наверное, и в Сахаре. Но вследствие истребления лесов изменился климат огромных районов Месопотамии, Аравии, Малой Азии. Мелеют, совсем пересыхают реки, выветривается плодородный слой земли. За одно столетие почти четверть всех плодородных земель мира стала непригодной. Это равно территории Франции, Испании, Португалии, Италии и Швейцарии, вместе взятых. Кроме того, человечество раздирают противоречия, и если оно не одумается…
Неожиданно заплясали сигнальные огоньки пульта управления, и начатый разговор оборвался на полуслове. Петр Петрович и Подгайный переглянулись. Инженер кинулся к пульту, а начальник — к телескопу. Не отрываясь от матового окуляра, предназначенного для наблюдения за Солнцем, Петр Петрович сделал несколько снимков и вполголоса промолвил:
— На Солнце грандиозное извержение.
Наблюдали за Солнцем по очереди. На нем творилось что-то невиданное. Грандиозные вихри высотой в несколько миллионов километров бушевали на его поверхности. Огненные смерчи вздымались на сияющем диске с неимоверной быстротой, корона трепетала и росла, росла…
— Таких сильных хромосферных вспышек на Солнце еще не было, — говорил Петр Петрович, склонившись возле «фильтра» космических лучей. Прибор работал напряженно: интенсивность космических лучей усиливалась с каждой минутой. Она превысила норму в 1000 раз, а потом в 3000 и 9000! Обо всех этих явлениях Игорь Подгайный немедленно известил по радио Землю.
Межпланетная «погода» ухудшалась. Рация начала работать с перебоями и потом совсем смолкла. Игорь раздраженно кричал в микрофон, ковыряясь в передатчиках, но кроме шума и сухого треска, заполнившего его уши, ничего не слышал.
Электромагнитная буря все нарастала. Извержения быстрых частиц высоких энергий мощными волнами неслись от Солнца. На ракету налетел невидимый шторм. Перестали работать приборы. Быстродействующая электронная машина «взбунтовалась»: то вдруг без всякого задания выдавала бесконечные столбцы чисел, то замирала.
На нарушение режима ее работы оказала действие и поднявшаяся температура. Экипаж с тревогой следил за экраном осциллографа. Когда машина самопроизвольно, не подчиняясь воле людей, включила атомный реактор, у каждого замерло сердце. Реактор заработал на всю мощность, а с ним и силовая установка, двигавшая ракету. Отключить эту установку нельзя, ибо в таком случае ракета станет атомной бомбой: реактор перегреется и взорвется.
Ракетой уже нельзя было управлять. Ослепленная, оглушенная, она помчалась неведомо куда. Связь с Землей не восстанавливалась.
Трое людей чувствовали себя оглушенными. Им что-то давило на плечи, в глазах проступало равнодушие ко всему окружающему. Это не укрылось от внимания Петра Петровича.
— Только не ослаблять воли к борьбе! — сказал он. — Держаться!
Но только успел Петр Петрович снова сесть за телескоп и сделать несколько измерений микрометром, как лицо его вновь побледнело.
— Товарищи, мы сбились с курса и приближаемся к Солнцу!
Тревожная мысль жгла огнем. Их несет к Солнцу, и они бессильны что-либо сделать.
Вскоре они почувствовали, что ракета нагревается все сильнее.
Когда «Мечта» пролетела орбиту Венеры и расстояние до Солнца уменьшилось до ста, а потом до девяноста восьми миллионов километров, начала одолевать жара. Лица космонавтов покрылись потом, сердца их бились так, что в ушах шумело. Невзирая на это, Петр Петрович продолжал вести наблюдения с помощью телескопа, а Игорь Подгайный возился возле пульта управления, напрасно стараясь возобновить власть над реактором. Лишь Надя стояла возле стены и широко открытыми глазами смотрела то на начальника, то на взлохмаченную шевелюру инженера.
«Неужели мы так и погибнем?» — думала Смеречанская, и эта мысль жгла ее, точно раскаленное железо.
«Вот это буря, — сердился Подгайный. — Что б ее черти взяли! Хотя бы рычагами унять реактор. А то жмет, сумасшедший, прямо к Солнцу! Хочет распылить нас на атомы… Да мы, брат, так не дадимся!»
«Если нас вынесет на орбиту Меркурия, температура поднимется до четырехсот градусов, — соображал Петр Петрович, — охладительная установка не выдержит».
Тянулись долгие часы физических и моральных мучений. Трое смельчаков не спускали глаз с белой шкалы термометра, прикрепленного на коричневой кожаной обшивке. Вот он показывает 55 градусов, 58, 60…
Стрелка ползет и ползет вверх… 62… 63…
— Это ничего. Такая жара бывает в Сахаре, — успокаивал Петр Петрович. — До Солнца еще очень далеко. Я все-таки надеюсь, что буря уймется, и нам удастся наладить управление, — вытирая мокрый лоб, продолжал он. — А сейчас нужна выдержка, товарищи, выдержка!
— Но уже шестьдесят пять, — склонив голову, промолвила Надя, — шестьдесят семь… шестьдесят девять…
— Перестаньте, наконец! — резко оборвал Петр Петрович Смеречанскую.