Возвращение из ниоткуда

– Давайте его сюда. Выполняйте.

– Есть.

Савельев чётко повернулся и вышел.

Оставшись один, полковник повернулся и снова прошёл до самого конца штольни, слабо освещаемой переносными лампами. По дороге он очень внимательно присматривался к стенам. Упершись в конце тоннеля в массивную металлическую дверь, он потрогал её, убедился в том, что та закрыта, и повернул назад.

Полковник подошёл проёму, ведущему в коридор, как раз в тот момент, когда из открывшейся двери лифта вышел молоденький лейтенант – худощавый и настороженный. Он приблизился к Симакову, который не стал дожидаться его уставного обращения и произнёс первым:

– Лейтенант Дорогин?

– Так точно, товарищ полковник, – вытянулся тот. – Лейтенант Дорогин по вашему приказанию прибыл.

– Хорошо. Ну-с, показывайте вашу чертовщину.

Тот замялся.

– Я… Но я же указал в рапорте – там теперь ничего нет. Всё исчезло бесследно.

Полковник смерил его взглядом, не сулившим ничего хорошего.

– Покажите то место, где вы, как утверждаете, видели тоннель.

– Слушаюсь.

Дорогин, а за ним и Симаков, свернули от проёма направо, прошли буквально два метра и уперлись в сплошную каменную стену. Лейтенант хмуро указал на неё кивком головы.

– Вот здесь.

Симаков вначале выразительно смерил лейтенантика подчёркнуто насмешливым взглядом, и только затем стал пристально разглядывать тупик, изучая его самым тщательным образом. Каменная стена представляла собой сплошную горную породу, на которой не было и намёка на заделанный проём.

Полковник повернулся к Дорогину, стоявшему с виноватым видом.

– Ну?.. И где же здесь ты видел тоннель, лейтенант?

– Товарищ полковник, – забормотал тот, – но я же собственными…

– Отставить! – рявкнул Симаков. – Признавайся – пьян был сильно?..

– Да я… – Дорогин хотел привычно возмутиться и объяснить, что вообще не пьёт, что у него организм не принимает спиртного ни в каком виде, но презрительно прищуренные глаза полковника изменили его планы. «Чёрт с вами, не верите и не надо, ничего больше не скажу»

– Так, совсем немного, – насупившись, пробормотал он, взяв на себя несуществующую вину.

– Немного, говоришь?.. – гневно пророкотал полковник. – Ещё одно такое «немного» и влетишь отсюда с волчьим билетом! Ясно?

– Так точно, ясно.

– Кругом, шагом марш отсюда!

– Есть! – хмуро отчеканил лейтенант, затем чётко повернулся и удалился.

Оставшись один, полковник её раз внимательно, с фонариком изучил чуть ли не каждый сантиметр стены, даже простучал её, но так и не нашёл ничего подозрительного.

– С кем служить приходится… – пробормотал он с досадой. – Алкаши чёртовы…

После этого Симаков поднялся на поверхность и отправился обратно, в свой кабинет – писать подробный отчёт столичному генералу.

Глава 3

Далёкий северный край переживал свой очередной упадок.

Пронеслись, сменяя друг друга, то годы борьбы врагами народа, то годы всеобщего энтузиазма и веры в светлое завтра, как проносятся детство и зрелость человека. Кипевшая прежде революционными преобразованиями жизнь вошла в спокойное русло, а яростные энтузиасты остепенились и, облачившись в модные костюмы сплошь заграничного кроя, превратились в разнообразных номенклатурных чиновников.

Местный люд, в приказном порядке отученный от привычного уклада жизни, не дождавшись обещанного ему светлого будущего, потихоньку доживал свой век в вымирающих посёлках. Те из них, кто сумел выпихнуть своих детей в большие города, считались большими счастливчиками. Неудачники же спивались и умирали, а их злыдни переходили по наследству детям. Вслед за посёлками стали вымирать, начиная с окраин, и города-добытчики, прежде бурлящие жизнью.

Да что там города, поселки… Вымирали целые народности, растворялись, теряя свой язык, культуру и обычаи. Никто не сажал свою карсикко, не ухаживал за ней. Никто больше не дарил ребёнку саами новорожденного оленёнка с тем, чтобы этот ребёнок приучался с детства растить своё собственное стадо и ухаживать за ним.

Однако нет худа без добра. Природа, как и во все времена, с материнской мудростью принялась сама заживлять свои раны, нанесённые неразумным человечеством. Молодая зелёная поросль брала реванш и широким фронтом надвигалась теперь на полуразрушенные здания брошенных поселений. В бескрайние северные просторы возвращалась пустынность, тишина, безмолвие.

В щедрых лесах, на болотах, реках и озёрах понемногу восстанавливались разнообразные дары природы, но люди всё реже забредали в эти места. Разве что безбашенные туристы упрямо мерили усталыми ногами бесконечные тропы или сплавлялись по бурным рекам. И рада была бы природа по-матерински щедро, как прежде, одаривать людей разнообразными плодами, да вот только их, жителей, здесь почти не осталось, увы…

Юхани, полностью поседевший, но всё ещё крепкий старик, вышел из своего жилища и направился туда, куда ходил теперь почти ежедневно. Он спустился с крутого берега ручья и перебрался через него на другой берег, низменный. Миновав небольшую рощицу, он вышел на небольшую полянку, на которой, ближе к огромной ели, находился поросший густой травой холмик с потемневшим от времени крестом.

Старик подошёл к нему. Холмик просел и почти исчез. Рядом с ним виднелась прямоугольная яма – её старый нойд давно приготовил для себя. Края ямы давно осыпались, а сама она тоже поросла травами. Напротив креста, метрах в полутора, лежал большой валун – его перенёс сюда он, Юхани. Камень, как и всегда, был тёплым. Старый нойд опустился прямо на землю и, поглаживая его, принялся рассказывать:

– Вот, Ирене, не выполнил я наказа нойда Урхо, не нашёл себе преемника. А где его сыщешь? Наши-то, саамские дети, уходят с родной земли. А чужие – они чужие и есть, прохожие, что с них взять…

Он замолчал надолго. Рядом опустилась ворона, склонила в сторону круглую голову, словно прислушиваясь, затем громко каркнула и, взмахнув крыльями, взлетела на ближайшую молодую ель. Проводив её взглядом, Юхани продолжил:

– Ишь ты, каркает, с собой зовёт… Да уж скоро, скоро приду я к тебе, Ирене. Устал я… Нет, здоровья у меня в достатке. Я просто устал жить без тебя, моя звёздочка. Вот только дождусь Вьокко, узнаю, как она поживает, и приду к тебе, расскажу обо всём.

Он ещё некоторое время посидел у камня, затем легко поднялся и направился обратно.

Уже несколько дней ему снился один и тот же сон: он открывает дверь нового деревянного дома, заходит в него, а навстречу поднимается его покойная жена Ирене. И каждый раз на этом месте сон заканчивался. А в сегодняшнем сне она наконец-то обняла его и сказала:

– Вот мы и встретились, мой милый Юхани, и больше никогда не расстанемся.

Проснувшись, Юхани всё понял: скоро и он уйдёт в Мир Предков, туда, где ждёт его Ирене. Это не огорчило его, наоборот, он почти обрадовался. Вот только Вьокко, дочь… Где она сейчас? Как ей там живётся? Уже семь лет прошло с тех пор, как она ушла вместе с Ульясом. А как же иначе? Жена должна следовать за мужем, таков закон…

Увидеть бы её в последний раз, ведь Ирене будет о ней расспрашивать, а что я скажу? Что она улетела с Ульясом куда-то далеко-далеко и с тех пор о них ничего не известно… Правда, раз его отцовская душа не болит, значит, у них всё хорошо. А то, что не появляются здесь – ну так на то может быть множество причин…

Но сегодня, после того, как Ирене во сне обняла его, Юхани впервые за все эти годы призвал дочь к себе. Конечно же, это был мысленный призыв, но Вьокко не могла не услышать его, ведь он, нойд Юхани, всегда старался привить дочери своё умение ощущать другого человека, равно как и зверя. Она должна его почувствовать! И прийти, чтобы проститься… Она придёт, непременно!

Вьокко проснулась рано, когда своды дома ещё были погружены в зеленоватый полумрак – агники, светящиеся шары, обычно появлялись тогда, когда она, мысленно призвав их, начинала хлопотать по хозяйству.