Страница 6 из 7
Смрад средневековых городов
Установить точную дату начала борьбы с нечистотами практически невозможно41. Во все времена люди стремились ограничивать вред, приносимый ими. Средневековая лексика, называющая основные причины смрада, весьма разнообразна и выразительна: дерьмо, помет, грязь, тина, мерзость, помои, испражнения, липкая зараза, нечистоты, ил, навоз, вонючие сопли, отбросы… Когда ситуация становится невыносимой, ее жертвы обращаются за помощью к властям. В 1363 году студенты и преподаватели парижского университета пожаловались королю на своих соседей-мясников, которые «убивают животных прямо у себя дома, а кровь и отходы как днем, так и ночью выбрасывают на улицу Сен-Женевьев, и нередко отходы и кровь вышеупомянутых животных отправляют в выгребные ямы и уборные в домах, отчего на вышеназванной улице, а также на площади Мобер и во всем квартале стоит невыносимая зловредная вонь». Три года спустя – юстиция в те времена была такая же неповоротливая, как и в наши дни, – парламент предписал упомянутым мясникам убивать животных за пределами Парижа, на речке, и лишь потом привозить в столицу мясо для продажи. В противном случае им грозил штраф42.
Загрязнение воздуха часто связано с животными, потому что, помимо лошадей, без которых не обойтись, так как они – единственное транспортное средство, по городам, в том числе по Парижу, свободно разгуливают в поисках пищи свиньи, козы, домашняя птица. Не стоит забывать и о бродячих животных, в особенности о лучших друзьях человека – собаках, которых расплодилось великое множество, особенно в бургундских городах, несмотря на существование официальных живодерен. Лишь риск серьезных эпидемий вынуждает власти временно ограничивать количество животных, чьи продукты жизнедеятельности становятся частью городских пейзажей. Надо сказать, что в те времена так же обстояли дела и с людьми – они справляли большую и малую нужду и плевали где придется.
Некоторые профессии делали жизнь по соседству особенно невыносимой: это мясники, торговцы потрохами и рыбой, гончары, в чьих погребах нередко гнила глина, – так происходило в Париже и других городах; художники, пользовавшиеся красками на основе оксидов металлов. Среди худших профессий фигурируют кожевенники, изготовители перчаток и сумок, которые в больших количествах использовали токсичные продукты животного или растительного происхождения, едкие вещества – квасцы, винный камень, соду, а также мочу, в том числе человеческую, куриный помет, собачьи экскременты, ускоряющие ферментацию и разложение волокон. Делались попытки удалить эти вредные производства за пределы перенаселенных городов, в низовья рек, чтобы воду из этих рек хоть в какой-то мере можно было считать пригодной для питья. Однако рост числа городов в конце периода Средневековья, по всей видимости, сопровождается повышением их токсичности. Все чаще говорят о «зловонных соплях», вонючей воде и плохом воздухе, особенно в летний период, когда становится невозможно дышать. Некоторые положительные изменения можно объяснить все более ощутимым дискомфортом. В глубине дворов строятся частные туалеты, над речками выкапываются общественные выгребные ямы. Усилия также направляются на то, чтобы дисциплинировать горожан; от местных властей требуют следить за тем, чтобы отбросы не накапливались, чтобы велась борьба со смрадными испарениями выгребных ям и кладбищ, чтобы на улицы, в реки и каналы не спускались помои. Больше, чем штрафные санкции, этому способствовало рытье выгребных ям и сточных канав, мощение главных городских улиц. Тем не менее, чтобы усилия в этой области стали заметны, потребуется много веков.
Городские клоаки
Ужесточение местного законодательства для борьбы со вредоносной вонью с начала XV века говорит не столько о сознательном подходе к решению вопроса, сколько о непрестанном ухудшении ситуации, главная причина которого – бурный рост городов. Во Франции доля городского населения, вероятнее всего, превышала 10% в 1515 году, достигла 20% в 1789‐м, а в годы Второй империи составляла 50%. Перенаселенные, зажатые в своих стенах города в буквальном смысле задыхаются во время частых и ужасных эпидемий чумы, случавшихся вплоть до 1720 года. Город, «вонючий, шумный и злой», задолго до индустриализации собирает за своими стенами представителей всех самых вредных профессий. «Аэристское» сознание 1750‐х годов было всего лишь минутной тревогой, поднятой отдельными прогрессивно мыслящими людьми. Основная масса горожан оставалась индифферентной к их философским теориям, предпочитая ничего не замечать, нежели тратить деньги на борьбу с грязью, которую требовали вести власти. Тем более что отдельные неудобства связаны были с весьма укоренившимися привычками и даже подспудно вызывают гордость и некоторое удовольствие. Большая навозная куча перед дверью крестьянского дома, как с горечью отмечали гигиенисты в XIX веке, говорила о богатстве хозяина, и он не желал переносить ее куда-нибудь в другое место. Так же обстояли дела и в городах, в том числе в Париже, при Франциске I.
В Гренобле «хозяева улиц» следят за состоянием и чистотой мостовых. Тем не менее им мало что удается в связи с инертностью сограждан: в 1526 году было дано указание убрать кучи навоза, лежащие перед домами, но в 1531 году эти кучи появились снова43. Этот небольшой город, население которого при Людовике XIII составляло 12 000 человек, если верить проезжавшим через него путешественникам, задыхался от нечистот. Законы о поддержании чистоты в городе не соблюдались. В 1643 году его улицы называли «уродливыми и очень грязными». Апокалиптическая картина, нарисованная историком, тем не менее не мешала горожанам жить в подобной грязи. Вряд ли у них были менее чувствительные носы, чем у приезжего; они просто привыкли к этой вони и не замечали ее.
Несмотря на свое замечательное местоположение, Гренобль ничем не отличается от других городов своего времени. Помои, отходы жизнедеятельности людей и животных можно видеть повсюду, особенно вдоль улиц и крепостных стен. Эти субстанции, вперемешку с дождевыми и сточными водами, текут по канавам, прорытым посреди мостовой. Дороги построены таким образом, что все нечистоты спускаются в центр, к водостоку. Верхнюю, наиболее чистую часть дороги уступают знатным людям, чтобы они не испачкались зловонной грязью, кое-где собиравшейся в кучи. Собаки и свиньи, находящие себе здесь корм, оказываются природными мусорщиками. Не потому ли, что им нравится запах человеческих экскрементов – несмотря на то что, по мнению античных врачей, они пахнут гораздо хуже, чем экскременты животных?44 Вонь усиливается во время разных чрезвычайных происшествий – например, во время наводнений в Изере или Драке, после которых осталась «вонючая грязь, смесь отхожего места и могилы», как отметил кто-то в 1733 году. Это станет понятнее, если вспомнить, что хоронили в те времена неглубоко, едва присыпая покойных землей. Как и в Средние века, воздух загрязняют представители отдельных профессий – мясники, живодеры, торговцы требухой, а также производители свечей – идущее на их изготовление свиное сало пахнет ужасно. Появлявшиеся в XVII веке текстильные и кожевенные фабрики испускали зловонные испарения, но экскременты и моча, используемые этими ремесленниками, ни у кого не вызывали отвращения. Сваленные в кучи перед входом в мастерскую, они говорили о процветании владельца и привлекали клиентов. Вплоть до 1901 года на перекрестках стояли бочки-писсуары, в которых смешивалась моча рабочих и прохожих. Содержимым этих бочек пользовались кожевенники, красильщики тканей и изготовители сукна. Кожевенники, в частности перчаточники, в равной мере пользовались мочой животных и собачьим пометом для обработки кож. Ничуть им не уступали и текстильщики – из их мастерских также шел тошнотворный запах. Разложившаяся моча, смешанная с уксусом, служила для закрепления краски, в том числе на коже. Суконщики же вымачивали полотна в смеси мочи и теплой мыльной воды, чтобы удалить с них грязь, после чего мяли их босыми ногами. Крахмальщики подолгу держали крупинки крахмала в воде, чтобы он набух, и при этом воздух наполнялся ядовитыми кислотными испарениями. Несмотря на то что печи для обжига извести были выдворены за пределы городских стен, они загрязняли воздух в городах, особенно при неблагоприятном ветре. Тем не менее, как это ни забавно, известь является прекрасным дезодоратором. Ее использовали для побелки стен домов и отбеливания парусов, ею засыпали выгребные ямы и общие могилы при эпидемиях. Во время чумы ее использовали в качестве мер профилактики. В 1597 году «рекомендовалось часто отбеливать белье и душить духами одежду, за неимением других дезинфицирующих средств, кроме воздуха, воды, огня и земли». Как и в других местах, жители Гренобля по утрам и вечерам в каждом квартале жгли на кострах благоухающую древесину, иногда поливая ее настоем фиалки или щавеля.
41
Laporte D. Op. cit. P. 12–15. Автор предлагает датировать начало этой борьбы 1539 годом, когда вышел королевский эдикт, посвященный данной проблеме.
42
Legay J.-P. La Laideur de la rue polluée à la fin du Moyen Âge: «Immondicités, fiens et bouillons » accumulés sur les chaussées des ville du royaume de France et des grands fiefs au XVe siècle // Le Beau et le Laid au Moyen Âge. Aix-en-Provence: Presse universitaire de Provence, 2000. P. 301–317. См. также: Legay J.-P. La Rue au Moyen Âge. Re
43
Poiret N. Odeurs impures. Du corps humain à la Cité (Grenoble, XVIIIe–XIXe siècle) // Terrain. 1998. No. 31. P. 89–102.
44
Liébault J. Trois livres de l’embellissement et ornement du corps humain. Paris: Jacques du Puys, 1582. P. 507.