Страница 5 из 5
«Оно помещалось, – писал Н. А. Саблуков, – в нижнем этаже дворца, под одним из коридоров, и Павел сам хранил у себя ключ от комнаты, в которой находилось это окно[5]. Каждое утро, в седьмом часу, император отправлялся туда, собирал прошения, собственноручно их помечал и затем прочитывал или заставлял одного из своих статс-секретарей прочитывать себе вслух.
Резолюции или ответы на эти прошения всегда были написаны им лично или скреплены его подписью и затем публиковались в газетах для объявления просителю. Все это делалось быстро и без замедления. Бывали случаи, что просителю предлагалось обратиться в какое-нибудь судебное место или иное ведомство и затем известить Его Величество о результате этого обращения.
Этим путем обнаружились многие вопиющие несправедливости, и в таковых случаях Павел был непреклонен. Никакие личные или сословные соображения не могли спасти виновного от наказания, и остается только сожалеть, что Его Величество иногда действовал слишком стремительно и не предоставлял наказания самим законам, которые покарали бы виновного гораздо строже, чем это делал император, а между тем он не подвергался бы зачастую тем нареканиям, которые влечет за собою личная расправа.
Не припомню теперь в точности, какое преступление совершил некто князь Сибирский, человек высокопоставленный, сенатор, пользовавшийся благосклонностью императора. Если не ошибаюсь, это было лихоимство. Проступок его, каков бы он ни был, обнаружился через прошение, поданное государю вышеописанным способом, и князь Сибирский был предан уголовному суду, приговорен к разжалованию и к пожизненной ссылке в Сибирь. Император немедленно утвердил этот приговор, который и был приведен в исполнение, причем князь Сибирский, как преступник, публично был вывезен из Петербурга, через Москву, к великому ужасу тамошней знати, среди которой у него было много родственников».
Сожаление Саблукова о том, что Павел не предоставлял наказания самим законам, которые покарали бы виновного гораздо строже, чем это делал император, едва ли можно считать заслуживающим внимания. Надо было знать, что самые отъявленные казнокрады, взяточники и лихоимцы и следили в екатерининской России за исполнением законов. Вот уж воистину, если бы Павел отдал исполнение жалоб в их ведение, они были бы чрезвычайно довольны.
Нелепы и другие упреки современников Павла. Они укоряют императора, что он ввел в армии муштру, уволил со службы без права ношения мундира А. В. Суворова, возвысил А. А. Аракчеева.
Но забывают, что тот же Павел присвоил Александру Васильевичу Суворову чин генералиссимуса, а верного Алексея Андреевича Аракчеева дважды увольнял со службы, на которую тот возвратился первый раз благодаря заступничеству наследника престола, великого князя Александра Павловича, а второй раз был возвращен ввиду готовящегося заговора. Однако тогда, при жизни Павла, не успел возвратиться… Вечером 11 марта 1801 года Аракчеев примчался в Петербург, но на заставе его не пропустили в город.
Муштра же выразилась прежде всего в том, что Павел запретил офицерам кутать подобно барышням свои изнеженные ручки в меховые муфты и ездить на военные учения в каретах, запряженных шестериком лошадей.
Гонения на гвардию достигли пика, когда Павел запретил крепостникам записывать своих младенцев-отпрысков в гвардию и тем самым лишил их «выслуги лет», которую они ранее, лежа в колыбелях, приобретали наравне с солдатами, совершающими боевые походы.
Разумеется, гвардейцам, в совершенстве овладевшим искусством изменять своей присяге и почитающим это искусство главнейшей добродетелью, требования Павла, касающиеся повышения боеспособности, не могли не казаться чрезмерными. Сама мысль, что аристократические гвардейские полки могут использоваться не только для совершения дворцовых переворотов, но и для проведения военных операций, казалась рабовладельцам нелепой и отчасти даже сумасшедшей.
«Убежденный, что нельзя более терять ни минуты, чтобы спасти государство и предупредить несчастные последствия общей революции, граф Пален опять явился к великому князю Александру, прося у него разрешения выполнить задуманный план, уже не терпящий отлагательства. Он прибавил, что последние выходки императора привели в высочайшее волнение все население Петербурга различных слоев и что можно опасаться самого худшего», – пишет генерал Левин Август Теофил Беннигсен, возвращенный в Петербург по ходатайству фон Палена специально для участия в перевороте.
Поэтому и «принято было решение овладеть особой императора и увезти его в такое место, где он мог бы находиться под надлежащим надзором и где бы он был лишен возможности делать зло».
Наступление Павла на свободу, или, как выражались дворянские писатели, занятые «информационным обеспечением» цареубийства, «удушение им свободы», выразившееся в ограничении рабовладения и безнаказанности творимого знатью беззакония, не прибавляло симпатии к Павлу со стороны крепостников. Однако, если мы не разделяем усиленно внушаемой и нынешними «демократами» точки зрения, что какой-то определенный класс людей или какая-то определенная национальность имеют право жить за счет угнетения своих соотечественников, мы должны и о правлении Павла судить не по отношению к нему крепостников, а по конкретным делам, совершенным в те годы.
А дела эти такие.
Учреждена Российско-американская компания; основаны духовные академии в Петербурге и Казани; основан Клинический повивальный институт; учреждена медико-хирургическая академия; основана первая хозяйственная школа в Павловске…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
5
В дальнейшем для жалоб и прошений был устроен знаменитый «Желтый ящик» у ворот Зимнего дворца.