Страница 1 из 2
" - Вот что крест животворящий делает!"
"Иван Васильевич меняет профессию"
Николай Евгеньевич Кольцов по прозвищу Химик никогда не считал себя выдающимся человеком.
Да, было время, когда он жил на широкую ногу - к нему постоянно приезжали разные люди, он и не был знаком с половиной из них; знакомые знакомых, как правило; обсуждали какие-то свои дела, иногда спрашивали житейского совета.
Николай Евгеньевич в меру своего скромного опыта давал советы или высказывал суждения; а уж прислушивались к ним или нет - его интересовало мало.
Потому что обычно прислушивались.
Не иначе как из-за того что когда-то давно Кольцову довелось поработать в школе учителем химии - откуда и пошло его прозвище.
И на разные непонятные вопросы, которые иногда задавали ему служивые люди он только непонимающе разводил руками.
Вовка Косой? А лет ему сколько? Тридцать?
А, это, наверное, Володя Малышев, я ж его, оболтуса, с пятого класса в 102 школе помню... Наверное, заходил по старой памяти, навестить учителя? Что, с каким-то Лешей Птахиным? А, ну так тоже, там же учился, только в другом классе и на год старше его.
Группировка? Не знаю о чем это вы, господин капитан, вот разве что о внеклассных занятиях по химии? Да, вёл, не стыжусь! Способствовал внедрению химических знаний в молодые умы. И кто же виноват, коли Союз распался, и ученики мои вместо фабрик и заводов моей Родины по свету рассеялись, аки евреи?
А хотите я вам фотографии своих выпускных классов покажу?
Глаза пожилого человека мокрели, и служивые люди чувствуя себя неловко (или, напротив, озверев вконец) удалялись, от просмотра старых школьных альбомов отказавшись - ибо владели куда более свежими фотографиями подросших учеников - причем ученики те изменились настолько разительно, что бывший учитель зачастую их и не признавал, или путал.
Из школы он ушёл давно, однако воспитанники не забывали - то участок под дачу организуют, то стройматериалов для двухэтажного дома подбросят, то площадку перед домом на 32 машиноместа помогут заасфальтировать.
Однако же, времена те прошли давно, да Николай Евгеньевич тому и рад был - гостей было много, площадка перед домом редко пустовала, и постоянно на ней разыгрывались какие-то события - то петарды рваться начнут, то в какой-нибудь машине полупустой бензобак вдруг взорвется, или просто кому-то плохо внезапно станет.
Гостей поубавилось, внук подарил деду Николаю ежедневник с надписью "Я пережил девяностые!"; а сам Кольцов вовсю занялся дачей - тем паче, что с заднего крыльца прямо через шесть оставшихся соток (ещё десять занял сам дом) открывался доступ в лес с грибами.
К грибной же охоте Николай Евгеньевич приважен был с детства.
Да и проблемы с поисками не было - сразу за забором была у него заветная полянка.
От дома было недалеко - казалось бы, выбрали бы сразу; но на грибы Николая Евгеньевича никто не посягал, сам же он, оказавшись владельцем этакого заповедника, охотился за отдельными экземплярами под конкретные цели - в кастрюлю, либо на сковороду.
Денек выдался многообещающе дождливым, и Николай Евгеньевич решил по быстрому пробежаться до полянки.
Из одежды - всего ничего, тапочки, трусы-семейники, вполне похожие на шорты-бермуды, да майка, которую сейчас зовут алкоголичкой, а раньше носили спортсмены.
Кольцова это несколько забавило - не иначе, как те, кто начал заниматься спортом во время оно к нынешним временам все уже спились.
Наглядная иллюстрация тщеты любых человеческих усилий.
И вот в тот самый момент, когда Кольцов уже вышел на саму поляну, под ногами у него что-то треснуло, будто наволочка разорвалась, и он ухнул в затхлую темноту.
Приземлился Николай Евгеньевич на ноги, не устоял, упал на бок, на осыпавшуюся вместе с ним кучу земли.
Вволю поматюкавшись, и выяснив, что никто его праведное возмущение не разделяет, но и не осуждает, принялся осматриваться.
Яма.
Сквозь пролом вверху, в который Кольцов и провалился накрапывает явно усиливающийся дождик.
Темно, хоть глаза выколи.
Жутковато - что за яма? То ли ловчая, специально на Химика выкопанная, и сейчас сверху камни посыпятся, как на учебном пособии по первобытнообщинному строю, то ли могила, то ли коллектор канализационный (хотя откуда ему в лесу взяться?).
Темно же!
Не вставая с места Кольцов сел по-турецки и вытянул руку вправо. Пустота. Потом вытянул руку влево - стена. Кирпич.
Судя по всему, кто-то когда-то затеял тут строить погреб. Но не закончил - и было это не иначе как ещё до войны; потому что лесок вокруг вырос уже немаленький.
Николай Евгеньевич осторожно принялся ощупывать место вокруг себя - осторожно, потому что темно, и кто знает, на какой гвоздь или осколок стекла можно налететь.
Потом осторожно встал на четвереньки и исследовал яму.
В ширину метра три, в длину метра четыре. До потолка погреба не допрыгнешь - метр или полтора, если судить по высоте быстро темнеющего от наступающих сумерек просвета.
Пол - в полужидкой грязи, пальца на два, и непонятно - то ли кирпичом или камнем выложен, то ли глина.