Страница 4 из 22
Руоля посетило сомнение: имел ли он право, такой жалкий, несчастный, падший, предлагать еду Хоту?
День пасмурный, но не холодный. Будет оттепель. Снега заискрятся, засияют нестерпимым светом.
Хот мудр, он должен понять своего заблудившегося сына. Прощает ли? Сердится ли? И думать-гадать боязно.
Вообще Руоль редко задумывался над этим, совершая какие-нибудь свои деяния. Угодно или неугодно богам, духам, Хоту, наконец? По большей части, ему всегда это было почти что безразлично, хотя он старательно, с серьезной верой исполнял все ритуалы. И на том обычно успокаивался. Если и волновало его, что дальше, то весьма поверхностно.
И сейчас это безразлично, говорил себе Руоль.
И, однако же… Хот принял предложенную им пищу.
Руоль поднял голову, смахнул льдинки с ресниц и уже смелее-и тело стало тверже-смотрел на Архатах.
Тот вырастал, приближаясь.
Бесился князец Ака Ака, заплывшие глазки его метали молнии.
Сгинули куда-то Акар и Кыртак, разбежались по море. Ага! Чуют вину за собой! Значит, это верный след. Наверняка укрывают беглеца. Пошел слух, что охотники подались куда-то на восток, в землю Тарву. Вот там их и сцапают. Обязательно выследят, схватят, притащат. Узнают тогда, как бегать от Аки Аки.
Ждать, правда, невыносимо.
Остальные тоже попрятались. Мерзкие, все виноваты! Всех найдут!
Пока калуты привели только придурочного Тынюра с женой Чурой. Этим, видно, ума не хватило в бега податься, хоть и считались они друзьями злодея. Простота. Толку с них. Едва ли они вообще что-то знают. Баба Чура, конечно, себе на уме, но не настолько уж. Ака Ака постращал их, шибко постращал. Что тут началось! Муж с женой бухнулись на колени, стали рыдать в голос, ползать по земляному полу, пытаясь поцеловать его ноги. Давно бы уже выболтали все, если бы хоть что-то им было известно. Особенно Тынюр, тот вообще не умеет ни секретов хранить, ни рот на замке держать. Насочиняет, бывало, выше гор, а потом и сам не помнит.
Тем не менее, Ака Ака велел запереть их на всякий случай-пускай потомятся.
Найти бы действительно виноватых!
Аке Аке было известно, что злодей-беглец навещал иногда могучего шимана Тары-Яха, на которого давно зуб имеется. Кто знает, шиман-то дружелюбно относился к злодею. Но Тары-Яха князец не решался трогать, хотя тот и зимовал где-то поблизости.
В начале луны Сурапчи, в день седьмой, день Иктенчан-трехлетнего олья, приехал на стойбище князца шиман Оллон-один из величайших шиманов, один из лучших шиманов.
Ака Ака встретил его как положено, с щедрым размахом, подобающим истинно великим. К каковым относил в первую очередь себя.
Как ни спешил князец Ака Ака, решено было несколько отложить основное дело, ибо давно пора было кормить Хота. Ранее, за всеми волнениями, князец и забыл совсем. Сейчас он сделал вид, что позвал шимана именно за этим, для помощи в совершении обряда.
Обряд совершили. Шиман скакал вокруг огромного идола как запряженный орон. Идол был доволен, весь перемазан свежей кровью и жиром, на голове его ветвились могучие рога-настоящие, тогда как сам идол был деревянным. Рога были велики, ветвисты, красивы. Прославленный священный орон когда-то носил их, теперь они принадлежали Хоту.
И хотя приход тепла и победа Хота стали очевидны задолго до совершения обряда (тут оплошал Ака Ака, запоздал малость), князец произнес речь:
-Теперь непременно наступит тепло. Я щедро покормил Хота. Кто еще предлагает ему такую сытную пищу? Воистину, только я один во всей море могу по-настоящему накормить великого Хота, я один его истинно насыщаю. Если бы не я, разве Хот смог бы побеждать Зверя, разве был бы он сыт, набирался бы сил для удара? Приходило бы тогда к нам тепло?
И все смотрели на Аку Аку в трепетном страхе, в суеверном благоговении.
Воспрянувшее солнце сверкало, отражаясь в снегах; огромные, вознесшиеся высоко над землей рога-словно диковинное дерево, тянущееся к небу.
Вскоре, уже после обряда, князец поделился с шиманом и основной своей проблемой. Тому, впрочем, давно все было известно, причем простыми человеческими способами, ибо, в основном, люди общительны. Однако во время рассказа Аки Аки старый шиман задумчиво произнес:
-Да-да… знаю, знаю. Открылось мне это.
Под конец Ака Ака высказал свои подозрения насчет Акара и Кыртака, по слухам, подавшихся куда-то на восток в сторону Тарвы.
Оллон покивал.
-Награжу тебя, щедро награжу! - воскликнул Ака Ака. - Только найди мне его. Пусть духи откроют тебе, укажи мне след.
Оллон, лицо которого было старым, темным, сморщенным и хитрым, напустил на себя мудрости, свет глубокого прозрения мелькнул в его глазах, задумчивым стало его лицо, ведь предстояла большая многотрудная работа, и шиман подчеркивал это всем своим видом. Он сказал тихим мудрым голосом:
-Да, нелегко будет. Не человек, а зверь тот злодей. Сильные духи его охраняют и им владеют. Но обряд будет! Я брошу им вызов. Я, Оллон-могучий шиман! Только я могу сделать это, только я в силах помочь тебе. Но…
-Я слушаю.
-Если злые духи заступят мне дорогу… возможно, их надо будет умилостивить.
-Э! Пах! Не хватил ли лишку? Я ведь и так щедро тебя награжу!
Оллон глянул на Аку Аку. Тот немного смешался. Шиман, все-таки.
-Будь по-твоему. Мне ничего не жалко. Теперь ничто не имеет значения. Лишь бы его изловить.
-Всего один олья, - смилостивился Оллон. - В данном случае больше не потребуется. Ну и. твоя благодарность совершающему обряд…
-Будет, будет тебе, не волнуйся. Я свое слово держу. Но мне нужен результат.
-В этом доверься мне.
-Вот и хорошо.
-Кудай (посвященный орон) потребуется особый. Чаалкэ-белой масти, без единого пятнышка.
-Ай, предоставляю тебе выбрать самому.
-Конечно, конечно, так и должно быть.
Оллон величественно расправил тщедушные плечи. Жарко горело пламя в очаге. В красных отсветах и колеблющихся тенях шиман показался выше, грознее.
-Эй, женщина! - позвал князец. - Наложи нам еще мяса, да побольше! Кушай Оллон, смело запускай руку в жир.
Орибон-специальный крюк, опустился в булькающий котел, от которого поднимался ароматный пар.
Снова стало уютно. Ака Ака радовался, надеясь на шимана. Правда, по-прежнему его грызла тоска, ибо не будет ему покоя, пока это дело не завершится. Оллон же сейчас был всецело доволен, млея в тепле и сытости. Никакие сомнения его не грызли.
И вот, в день Амаркин-шестилетнего олья-самца, в десятый день луны Сурапчи, шиман Оллон со своими помощниками совершил великий обряд поиска.
Однажды, давным-давно, странствовал по море Менавит Шаф. Ученый человек из совсем других краев.
Как-то, находясь в жилище Ихилгана, которого потом стали называть Отцом шиманов, Менавит вел такую беседу:
-Удивительно, - говорил он, - как человек все время приходит к одному и тому же.
Тогда еще все луорветаны говорили на одном языке, и Менавит Шаф этот язык знал. Это потом уже язык людей моры стал распадаться на диалекты по местностям, поскольку край их огромен, и луорветаны в нем разбросаны. Впрочем, во времена Руоля и даже сына его, богоподобного Ургина, все луорветаны понимали друг друга, различия были только в произношении, да иные слова в разных местностях употреблялись по-разному. Во времена же Менавита было еще проще. Он говорил, и слова его, не сразу, постепенно, но доходили до сознания луорветанов. Хотя он-то как раз частенько говорил о том, о чем простые жители моры вообще не имели раньше понятия, и использовал много незнакомых слов.
Пожалуй, Ихилган-будущий великий шиман, в доме которого Менавит Шаф жил какое-то время, был первым, кто понял странные речи. И прозрел. Правда, прозрел по-своему.
-Наше прошлое, - говорил Менавит, - от нас самих скрыто завесой забвения. Позади осталось что-то темное. Но кое-что сохранилось, кое-что мы знаем.
И я вижу, что вы, невинные дети тундры, повторяете извечный путь человечества. Ваш Хот-творец, но пока еще не бог. Однако и к вам придут боги, а там и… загробная жизнь, идолы, кровавые жертвоприношения.