Холодный мир

Быстро, неумолимо утекало время. Мора была широка, необозримо и невообразимо велика и великолепна; казалось, пути никогда не будет конца.

Воины спешили, ороны неслись во всю мощь. Саин истончился, пожелтел, угасал как последняя зола в очаге покинутого жилища.

Руоль убедился, что калуты Аки Аки покинули Архатах, а Высокий все чаще заговаривал о возвращении в родную сторону, но почему-то никак не мог выбрать подходящий день, медлил, откладывал, находил себе то одно, то другое дело. Он говорил:

-Слушай, парень, утро-то какое! В самый раз для рыбалки. А не половить ли мне рыбки в озере? Ушицу сварим, а?

Ловился злой кусун, ловилась хитрая сордо. Высокий безмятежно сидел на берегу, что-то напевая.

Руоль подошел к нему, спросил напрямик:

-Когда ты возвращаешься?

-А? Да вот…

-Я с тобой.

-О!

-Да. Теперь я этого хочу. Я оторвался от…

-Знаешь, что я тебе скажу? Как бы ни была велика твоя мора, для иных и она может стать тесноватой, правда?

Руоль посмотрел на него, глаза его на миг затуманились, он пожал плечами.

-Может, действительно там мне место, - сказал он. - В Турган Туасе.

-Знаешь, - медленно проговорил Высокий, - я все-таки надеюсь, что веду тебя к новой жизни. Понимаешь?

Иногда появляются в народе необыкновенные люди. Кто-то их ненавидит, кто-то любит, но все относятся с уважением, пусть даже порой замешанным на страхе. По ним оценивают весь народ, они лучшие, самые ярчайшие его представители.

Таким человеком был Улькан. Велика была его слава. Кто не знал молодца Улькана? Он считался истинной гордостью своего народа. Даже те, кому он ничего доброго не делал и те, кому он когда-либо причинил обиду, относились к нему с невольным почтением. Пока мора рожает таких сыновей, луорветаны не выродятся-наоборот, будут жить и процветать.

Удачливым охотником был Улькан. Бегал он быстрее уликов, ловко забрасывал плетенный из кожаных ремешков аркан-чуот на рога оронов, валил их одним резким движением. Порой руками хватался за рога свирепого сэнжоя и пригибал к земле его голову, заставляя склониться перед молодецкой удалью. И всякий другой зверь трепетал перед ним. Улькан не боялся никого и ничего-ни зверей, ни людей, ни духов. Он громко смеялся. Был он высок, строен, красив лицом. Стальные мускулы перекатывались под кожей.

У князца Аки Аки была любимая дочь по имени Нёр. Сияла она как звезды, как солнце и затмевала собою все светила. Говорили иные, что солнце на земле, пожалуй, поярче будет того, что на небе.

У нее были золотые, с рыжеватым оттенком волосы, белая кожа, до того тонкая, что, как принято говорить, видно было как струится по жилам горячая молодая кровь, и просвечивала, переливаясь на солнце, каждая косточка, а в каждой косточке был виден мозг, что светился и сверкал. И вся Нёр лучилась светом, была прозрачна, тонка и легка.

Ака Ака вспоминал иной раз, что Нёр похожа на свою мать, которая была удивительной женщиной. Он помнил, он хранил эту тайну, хоть и стерлось уже лицо той, что когда-то была с ним. Да и он был тогда другим.

Сама Нёр тоже не могла помнить лицо своей матери, которая, возможно, умерла именно при рождении дочери. Когда Нёр было четыре зимы, женой Аки Аки стала Туя-старшая сестра Руоля.

Нёр была ровесницей Унги и примерно на год младше Руоля. Когда он стал жить у Аки Аки, они с Нёр как-то незаметно сдружились и проводили вместе свободное время, бегали всюду, держась за руки.

Эдж-песня пробуждения и счастливая вторая луна. Природа чиста, юна и светла, сбросила оковы долгого сна, потянулась к свету. Все еще впереди. Понесутся по море стада олья, поплывут в сети косяки рыб, быстроногие пастухи уйдут на богатые пастбища. Будут игры, состязания, встречи и веселый смех. Все очистилось и снова начинает свой круг.

Руоль смотрел, оборачиваясь иной раз, как удаляется за спиной Архатах. Странное зрелище. Последний клочок моры, дорога меж двух миров.

Будто наяву Руоль услышал далекий голос давно ушедшей матери. Она говорила, что он, сыночек, появился на свет в самые радостные дни, в луну Эдж, и оттого судьба его должна быть счастливой.

Теперь, двадцать одну зиму спустя, Руоль криво усмехнулся, повернул голову и больше уже не оглядывался.

Впереди вырастал Турган Туас-Великий Хребет.

Часть третья

Жизнь на бескрайних просторах моры текла как всегда: в вечном движении день и ночь, тепло и холод. Сражался изначальный орон Хот с жестоким Белым Зверем из нетающих льдов. На земле, над землей и под землей обитали духи. Шиманы, превращаясь в неведомых существ, общались с ними или сражались. Кто-то рождался, кто-то умирал. Приходили долгие-долгие зимы, которые сменялись скоротечным теплом.

Улеглись связанные с Руолем волнения, и как будто смирился князец Ака Ака. Впрочем, иногда он вспоминал, и глаза его загорались былой яростью.

Но ненависть тлела, тлела и поутихла за повседневными заботами. Давно уже ненавистный Руоль не занимал всех помыслов Аки Аки, хотя для него, конечно, всегда оставался темный уголок в глубинах души. Князец всегда не очень хорошо помнил по прошествии времени лица даже тех, кого близко знал, но это не значило, что он совершенно забыл. Будет помнить всегда, даже если злодей сам наказал себя, даже если он давно мертв.

В тот злосчастный Эдж, когда Руоль покинул мору, загадочный шиман Тары-Ях снова навестил Аку Аку. Саин умирал, и никто не мог ему помочь. Злодей гулял на свободе. Ярость князца бурлила на самом пределе и готова была политься за край, навсегда вгоняя в безумие. Но пришел Тары-Ях, и вновь Ака Ака испытал трепетный страх. Но было и еще кое-что- некое облегчение. Неожиданно стало почти спокойно на сердце, расслабились дух и тело, схлынула багровая пелена с глаз.

-Его больше нет в море, - сказал шиман. - Говорю тебе затем, чтобы ты прекратил поиски и не гонял, не мучил понапрасну людей.

-Умер? - не понял князец. - Сдается мне, ты врешь.

-Ака Ака, ты поглупел? Я не сказал, что он умер. Он ушел.

-Куда это? От меня не уйдет!

-В Турган Туас, Ака Ака.

-Что? - вскричал князец. - Откуда знаешь?

Шиман только глянул на него из-под седых бровей. Ака Ака закрыл лицо руками, почему-то сразу поверив и поняв, что Руоля уже не достать.

-А ведь я когда-то…- проговорил он медленно.

-Знаю, - кивнул Тары-Ях. - Жил там.

-Жил?

-Был рабом. Знаю. Несладко тебе пришлось.

-Но я прошел через все. И я вернулся.

-С женой.

-Ишгра… так ее звали?.. Ишгра…

-Послушай меня еще, Ака Ака, - сказал шиман, внимательно глядя на князца. - Недавно я видел… сам знаешь кого. Ничего не изменишь, ты должен смириться.

-А! - взвился князец. - Но… но… нет, не хочу ничего слышать! Ни слова об этом!

Тары-Ях пожал плечами.

-Это уже произошло. Ты знаешь.

-Я же сказал, хватит! Да, я знаю!.. Проклятый Руоль! Пусть он сгниет, пропадет в Турган Туасе! Так и случится. Луорветану там не место. Уж я-то видел. Нет, он не выживет…

Тары-Ях задумчиво смотрел на него, печальная улыбка таилась в его белой бороде.

Как-то накануне зимы стали говорить, что умерла могущественная шиманка Кыра. Почему это произошло, никто не знал, но ходили самые разные слухи. Смерть шиманов никогда не бывает обыденной. Однако было известно, что перед смертью Кыра находилась в местности у ручья Юкла, что на западе, почти у самого края больших болот. Есть там небольшой холм, в котором когда-то находились иной раз металлические предметы. На вершине холма стоят два очень старых, давно высохших дерева. Между ними, дескать, и велела шиманка Кыра зарыть себя-вертикально, лицом к восходу солнца, - а сверху положить белый камень. И говорят, шиманка сказала, что два мертвых дерева по сторонам ее могилы к следующему теплу оживут, зазеленеют.

…Узнав о смерти Кыры, другой известный шиман-Оллон- пустился в дальний путь-на запад, навестить могилу великой шиманки. Он достиг кургана, когда в полумгле сыпался с низкого неба сухой колкий снег. Показалось Оллону, некие тени шевелятся, пляшут на холме.