Альфа-ноль

Значит, для меня она будет нагинатой.

Приблизившись к столу, мать сложила в простенькую холщовую сумку всё, что выложила на него при разговоре с Камаем: абунай, нефритовую шкатулку и шёлковый мешочек.

После этого поступила неожиданно. Помогла мне встать, повесила сумку на моё плечо и сказала:

- Камай, вынеси на террасу кресло для моего сына. Мы должны встречать гостей так, как подобает достойным хозяевам.

Да что же там за гости такие, что их полагается встречать лично мне? Я ведь из дома и днём почти не показываюсь, а уж в ночной тьме ни единого случая не припомню.

Ну и японская алебарда в руке матери заставляет думать, что с этими гостями всё очень непросто.

Порядочных людей с оружием не встречают.

* * *

Я и на Земле не сказать, что был чересчур болтливым, а уж сейчас, когда пара слов выматывает меня так, будто на девятый этаж без лифта взбежал, и подавно разговорчивостью ни отличаюсь. Плюс здесь у меня имидж такой. Приходится строить из себя неполноценного не только физически, а и умственно. А при такой маскировке чем меньше рот открываешь, тем лучше.

Ну а в данный момент даже не знал, что тут вообще можно сказать. То, что нахожусь в состоянии крайнего смятения духа и без слов понятно. Потому ни слова не произнёс за всё время.

В кресло, которое Камай поставил на дощатый пол террасы со своим неизменно-невозмутимым видом, я не сел, а завалился. Мои и без того ватные ноги полностью отнялись, когда я осознал, что за длинные предметы белеют в ночном мраке.

Вон тётушка Гимо. Её легко узнать по фигуре, которую одни сочтут полностью отсутствующей, а другие тактично назовут чересчур роскошной. Вот Тейко - застенчивая девочка четырнадцати лет, сирота, взятая под опеку Бушей, нашей добродушной кухаркой. Вот сама Буша лежит, а вот её родная дочь - Тамика. И прочие-прочие.

Вся наша челядь была мертва. Судя по их виду, смерть настигла бедолаг в постелях и в большинстве случаев была бескровной. Лишь у некоторых из носа и ртов немного натекло, слегка запачкав ночные сорочки.

Мир, в котором я влачу жалкое существование, богат на странности. Говорят, здесь случаются варианты, когда мертвецы передвигаются самостоятельно, да ещё и проявляют при этом каннибальские наклонности. Однако сейчас - не тот случай. Кто-то притащил всех этих покойников к террасе, аккуратно разложив перед ней в один ряд. При этом даже постарался расположить по росту: слева дети, а крайний справа - ночной сторож Думонуро, явно не справившийся со своими обязанностями.

Смерть - всегда неприятно. А когда кого-то убивают рядом с тобой, это ещё и страшно.

Но когда гибнут одиннадцать человек, ни издав при этом ни крика, это не просто страшно, это здорового человека может перепугать до отнявшихся ног.

А уж меня - подавно.

Камай и мать что-то при этом слышали, но это явно относится к их особым способностям. Возможно, это даже были не звуки, а сами эманации смерти, которые люди, подобные им, способны засекать издали.

Я здесь давно уже ничему не удивляюсь...

Убийцы расположились параллельной шеренгой и, в отличие от наших слуг, были живы. При всех странностях происходящего я не мог принять мысль, что эти двенадцать фигур, затянутые в чёрное от пяток до макушек, умерли стоя и почему-то не падают. Узкие прорези масок едва просматривались во мраке и то ли ужасающая реальность такова, то ли воображение разыгралось, но мне казалось, что там временами поблёскивают рубиновые огоньки нечеловеческих глаз.

То, что именно они являются убийцами, я, конечно, заключил без следственных действий и судебного приговора. Но других кандидатов во дворе не наблюдались, да и, положа руку не сердце, никого лучше этой дюжины во всём нашем крае не найти.

И это не разбойники, которые объявляются в наших краях время от времени. Хороший воин не станет промышлять преступными делишками в нищих землях. На это решается лишь сущее отрепье, а такие цыплёнку шею свернуть не смогут, не перебудив при этом всю округу.

А наши люди спали безмятежным сном. Или в момент смерти пребывали в таком состоянии, что принимали её беззвучно.

Значит, эти чёрные фигуры опасны. И то, что Камай не напал на них сразу - лишнее тому подтверждение. Здесь, на террасе, удобнее отбиваться от толпы. Да я бы на его месте даже из дома не стал выходить, ведь там держать оборону ещё легче.

Пока я об этом думал, Камай начал глупить, как будто это не он, а сторож Думонуро, пребывающий в состоянии крайней степени радости, являющейся следствием неумеренной дегустации ржаной браги. Заодно с моей матерью сглупил. Оба, держась бок о бок, спокойной уверенной поступью спустились с террасы и направились навстречу шеренге убийц. А те, вместо того, чтобы с криками радости окружить подставившуюся парочку, при их приближении начали с пластикой мастеров танца растекаться в разные стороны.

Три секунды, и вот уже фигуры без лиц стоят в два ряда, образовав широкий коридор. С одной его стороны замерли, наконец-то, Камай и Трейя, с другой стоял непонятно кто. Тоже черная фигура, но голова не прикрыта здешней боевой разновидностью мотоциклетного шлема. Однако светлее это её не сделало, потому как мужчина далеко не блондин, а причёска у него роскошная, ниспадающая до середины глаз. Плюс имеется фигурно подбритая бородка.

Должно быть, в компенсацию за внезапно отнявшиеся ноги у меня обострилось зрение, раз в безлунную ночь сумел разглядеть такие подробности.

- Приветствую вас, госпожа Трейя из клана Кроу и Камай, последний воин первого круга клана Кроу, - чуть насмешливым, чётко поставленным голосом произнёс чернобородый.

Не знаю, смогу ли я его опознать, если он побреется, но стоит ему произнести пару слов, тут же укажу пальцем. Изъясняется будто профессиональный актёр романтического жанра. Ставлю палец против целой руки, что это аристократ. Здешняя феодальная верхушка живёт по особым законам, предписывающим им держаться пафосно во всех ситуациях. Особенно это касается разговоров. Даже с самым близким человеком в диалоге могут прорываться фразы, достойные финальной речи киношного злодея в низкобюджетном фильме. Это когда негодяй, повязав положительного героя по рукам и ногам, вместо того, чтобы перерезать глотку, рассказывает ему, какой он неудачник. Ну а тот, внимательно слушая, перепиливает верёвки ножом, припрятанным в каком-нибудь героическом местечке.

В этом незнакомце пафоса на троих хватит. Простолюдины так не выражаются, даже когда пытаются подражать знати.

Мать, с непринуждённым видом опершись на алебарду, ответила ледяным тоном:

- И я тебя приветствую, мастер Пенс, изгнанник рода Фолл, примкнувший к Безликим теням. Удивлена, что ты лично решил почтить нас своим присутствием.

Несведущий человек из речи Трейи поймёт только то, что она знает этого, гм... гостя. А я едва не охнул, уловив в её речи нехорошие моменты.

Во-первых, она обращается на "ты" к аристократу. Это не считается оскорблением, но и хорошим тоном не назовёшь. К тому же этот человек, или его подручные, перебили наших слуг. И судя по зареву, которое разгорается в стороне мельницы, этим наши потери не ограничиваются.

То есть, мать уничижительно обращается к врагу. И этот враг чертовски силён, раз она прямо-таки выдавила из себя слово "мастер".

Мастер - это серьёзно. Камай - не мастер. Он даже на подмастерье не тянет, если брать земную терминологию. Для нищего северного края - чертовски хороший боец, но на юге, такие как он, по десятку на каждом углу.

То есть, несмотря на то, что пенс на Земле - ничтожно мелкая монетка, перед матерью и Камаем стоит значительная фигура. Я даже думать боюсь, до какой ступени просветления добрался этот монстр. Уж явно не меньше тридцать пятой, а это звучит страшно. Если он не омега (что вряд ли), Камаю против него ловить совершенно нечего. А уж матери и подавно.

Она не афиширует свою ступень, но я наблюдателен и неглуп, а потому уверен, что не выше двадцать пятой. Как и положено большинству аристократов, она, скорее всего, полная альфа хотя бы на первых ступенях, когда жила хорошо, и не ниже беты для более высоких, кое-как пройденных под давлением жизненных невзгод. Может против Камая она что-то и значит, но против мастера - вряд ли.