Страница 13 из 24
* * *
Да, если бы не забитый напрочь мусоропровод, то тот казус скорей всего не произошел бы. Вечно эти студенты пихают в него что попало, а отдуваться пришлось Юрке с Серегой…
После разоблачения и изгнания из клуба «Любителей секи» Руслана Халилова, как я уже упоминал, все пошло своим чередом согласно ранее утвержденного графика: Днем – тихий час, который более походил на анабиоз космонавтов пребывающих в гиперсне. Ночью – натянутые до предела нервы, застывшие лица смотрящие на очередную комбинацию карт, дым коромыслом, мат в семь этажей, жаренный картофель намертво прилипший к сковороде, и конечно же горячительные напитки подаваемые в граненных стаканах.
Эти самые горячительные напитки приобретались в стеклянной таре в виде бутылок емкостью 0,5 и 0,7 литра. Конечно же, распитие спиртных напитков в общежитии строго на строго воспрещалось, и их приходилось проносить через проходную идя на всякие ухищрения. А вот выносить пустую тару было проще простого – выкинул в мусоропровод, а потом докажи, что это твоя бутылка.
Но вот уж месяца три как этот треклятый мусоропровод был забит напрочь, и никто не собирался его чистить. Теперь стала проблема выноса из общаги освобожденной стеклотары от алкоголя. Если полные бутылки вносили в общагу рискуя вплоть до отчисления из института, то это было хотя бы за что, так сказать за идею, а рисковать ради пустых бутылок никто не хотел, не было стимула.
В комнате 912, впрочем как и в других был установлен шифоньер наглухо пришитый к стене, и окрашенный белой масляной краской под цвет побеленных стен. На нем громоздились антресоли, тоже белые, и тоже пришитые наглухо к стене. Уж не знаю почему эти антресоли назывались «Собачник». И был найден выход из сложившейся ситуации: вся стеклотара от спиртных напитков складывалась в этот самый собачник.
Шло время, «зеленое сукно» периодически демонстрировало все многообразие советских газет, лица сидящие вокруг этого сукна тоже говорили о многоликости студенческого класса в СССР. Стаканы трансформировались в эмалированные кружки, у сковороды ручка совсем отвалилась, и вместо вилок в ней уже торчали ложки. В общем, по большому счету ничего не менялось, кроме одного: Собачник с каждым днем все больше и больше пополнялся стеклотарой.
Так как собачник находился довольно высоко, а подставить стул было некогда, то очередную пустую бутылку просто закидывали в него. Это делалось так: Ели дотянувшись до двухстворчатой дверки ее открывали, а потом просто бросали во внутрь пустую стеклотару. В результате бутылки в собачнике лежали просто горой, и никто их нормально сложить не собирался, потому как не до мелочей. Дело дошло до того, что уже двухстворчатые дверки приоткрывали только слегка, лишь бы только бутылка прошла. В противном случае, открой ее по шире, то можно было нарваться на бутылкапад. В общем ситуация была критической, и уже с трудом удавалась туда впихнуть стеклотару…
Как обычно строго по графику Граф с Серегой давили подушки средь бело дня после жестких карточных баталий, и судя по расплывшейся во все лицо улыбки у Юрки, он ночью вышел победителем. По Сереге трудно было определить чем закончилось для него ночное сражение: Просто он дрых закутавшись с головой, и лишь только его легкое посвистывание говорило о том, что он не филонит, а добросовестно придерживается графика.
Еще одна пикантная подробность была упущена мной, когда я описывал комнату за номером 912. Шестое общежитие было блочного типа, т.е. прежде чем попасть в комнату посетитель из коридора входил в небольшой предбанник, что-то типа гардеробной. В ней было четыре двери: Первая вела к умывальнику; вторая, к туалету; третья, в малую комнату рассчитанную на двух человек; и четвертая, в большую, на четыре человека, где и проживали три псевдо студента с Казахом-хохлом бывшим медалистом.
Два студента из малой комнаты довольно долго вели борьбу с вакханалией творящейся в большой, пытаясь отстоять свое право спать по ночам. Но каждый раз их протесты были подавлены, даже пару раз дело дошло до потасовки, и в последней им изрядно досталось. Поняв, что их протестное движение не эффективно, и когда-нибудь может закончится серьезными физическими травмами, они сменили активную ее форму на пассивную – купили две пары наушников. И когда в очередную ночь из большой комнаты доносились истошные крики и топот, то они мирно спали в наушниках, в которых звучала бессмертная «Богемская рапсодия» группы «Queen».
Так называемая главная дверь, которая вела в блок уже давно была без замка – наследие предыдущих поколений студентов. В большой комнате он был, по крайней мере первое время, пока у Сереги и Графа не сменились права на проживание в ней, став птичьими. Специфическая деятельность жителей комнаты с такими правами превратили ее в проходной двор. В связи с этим в нее пытались попасть все кому не лень не зависимо не только от времени года и времени суток, но и от того, есть ли кто-нибудь там внутри или нет. В результате этого дверь регулярно вышибали, а жители большой комнаты регулярно вставляли новый замок. Потом это им надоело, да и вставлять замок уже было некуда: внутренности двери и дверной косяк были уже разломаны вдрызг. Короче, жители большой комнаты решили больше не заморачиваться по этому поводу.
* * *
В то утро, вернее дело было уже к обеду, в комнате находились только казаки. Урка куда-то укатил по своим фарцовочным делам, а Казах был на занятиях. Несмотря на жесткие ночные баталии и попойки, он каким-то чудным образом умудрялся еще и учиться, видно медальку ему не зря дали. Правда на вторую сессию он все же не вылез, и к концу весны был отчислен все с той же формулировкой: «За неуспеваемость и систематические прогулы занятий». И в конце весны в комнате за номером 912 безраздельно властвовали четыре псевдо студента с птичьими правами.
И так, дверь в комнате 912 слегка скрипнув открылась. На пороге стояла Тамара Степановна – мама Графа. В ее руках были две огромные сумки полные продуктов и каких-то шмоток для любимого сынишки учившегося не абы где, а в Новосибирском электронно-техническом институте. Ее взору открылся эпический бедлам: На столе покрытом очередным «зеленым сукном» стояла все та же сковорода без ручки с торчащими в ней ложками; эмалированные кружки сменившие граненые стаканы, были все в тех же темно-красных разводах. Во главе этого пейзажа стояли четыре пустые бутылки «Три топора», которые ночные бойцы на атласных картах будучи сраженные хмелем и сном не успели убрать, попадав без сил на свои кровати. Еще стандартный многомесячный набор дополняло: Всюду валялись раздавленные бэчики, вернее не столько окурки поразили воображение Тамары Степановны, а как то, что на полу чего только не было, от каких-то вещей до банальных плевков. На двух пустующих кроватях постели были перевернуты вверх дном, и целые горы какого то хлама лежали на них. И было непонятно, как на них еще совсем недавно спал Урка с Казахом. Но среди всего этого бедлама не было ничего, что хотя бы смутно напоминало, что здесь живут студенты: ни одной тетрадки, ни одного учебника, ни одного какого-нибудь заявляющегося чертежика…
Седеющие волосы на голове женщины начали потихоньку шевелиться, а глаза стали даже не круглыми, а квадратными, и она более ничего не нашлась как во весь голос закричать:
– Юра! Почему вы не на занятиях!?
Но южные парни продолжали мирно дрыхнуть – они уже давно привыкли к разным посторонним звукам, и ничто не могло помешать строгому соблюдение графика, даже пальба из пушки прямо в комнате за номером 912. В том момент когда Тамара Степановна поняла, что ее не слышат, до ее сознания дошел весь смысл картины представшей перед ее взором, и она просто завопила что есть силы:
– Юра! Юра! А-а-а!!!…
Это было помощнее пушки, и Граф открыв глаза, и тут же заразившись «квадратным синдромом» чуть не упал со второго яруса кровати. Его примеру последовал и Сергей, и так же ошарашенно смотря на Юркину маму, под одеялом начал щипать себя за ляжку пытаясь прогнать этот дурной сон. Но «сон» не уходил, а бросив прямо на пороге огромные сумки переместился в комнату, подошел к кровати Графа, и отвесил ему звонкую пощечину.