Лухари

До Алекса начало доходить происходящее у него под носом. Ярость и ревность терзали его, но сдаваться он не собирался. Он призвал в союзники Ника и предложил как можно быстрее переместиться из ресторана на лодку. Пока Алекс обсуждал с Ником планы, Анна и Катя описывали Таш происходящее за соседним столом.

– Он смотрит сюда, – докладывала обстановку Анна.

– Да, но он не проявляет должного внимания, – сетовала Катя. Она считала: мужчина должен завоевывать женщину, а женщина должна ответить полной капитуляцией.

В ее словах был резон. Ведь если это была любовь с первого взгляда, все должно было устроиться само собой. Он должен был унести ее из ресторана на руках или сразиться, как настоящий рыцарь, за ее честь с Алексом и потом унести на руках, в крайнем случае, взять ее, как неприступную крепость, и потом унести на руках. Но в этой сказке точно не было сценария, по которому она, чтобы обратить на себя его внимание, проходит мимо, а он даже не пытается с ней познакомиться.

Таш вдруг почувствовала себя неуютно. Ее открытая спина показалась ей слишком голой, ее вечернее платье – неуместным, уложенные волосы – претенциозными. Она ненавидела Ника за эту его глупую идею голливудского шика. Ей казалось, что компания сзади обсуждает их нелепые наряды и тихо посмеивается. И зачем она в этом дурацком платье, когда все его друзья в джинсах?

– Мне кажется или ошибаюсь: я совершенно не вписываюсь в его компанию? – прошептала она на ухо Анне. – Такое впечатление, что нам прислали приглашения на разные вечеринки. Нам – black tie, а им – casual.

– Не переживай, – Анна еще раз внимательно оглядела ресторан, – если кто тут и не соблюдает дресс–код, так это явно не мы. Посмотри, все разряжены в пух и прах.

Таш посмотрела по сторонам и поняла, что Анна права.

– Так почему же меня не оставляет чувство, что между нами не пара метров, а глубокая пропасть?

– А это потому, моя дорогая, что так оно и есть, – вмешалась Катя. – От денюшек их родителей тебя действительно отделяет не пропасть, а целая вселенная. И этот ваш сосед из итальянской аристократии может купить всех в этом ресторане со всеми потрохами, а ты, моя дорогая, не можешь даже заплатить за наш ужин.

Анна посмотрела на Таш. Она закусила губу, глаза набухли слезами.

– К тому же, – не унималась Катя, – не забывай про их происхождение, им такие, как мы, не нужны… Наши прадеды чистили им ботинки, а с бабками, пока они были молоды и красивы, они развлекались по ночам на сеновале. Вот я ни за что не буду встречаться с аристократом с его скучными традициями, по мне, так новые деньги лучше всего!

– Не говори ерунды, Ник женился на мне…

– Ой, да ладно, – не дослушала Катя. И перевела взгляд на Таш: – Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – и она показала глазами на Алекса.

– Значит, я и сама воробей, – заключила она вслух, и тут же поняла, что за столом воцарилась гробовая тишина. Первым нарушил молчание Ник.

– Посмотри на свое платье, жар–птица.

Официант поставил перед ничего не понимающим Ником стакан виски.

Алекс понял, что настал его момент. Сейчас или никогда. Он должен был любым способом устранить конкурента.

– Ты самая красивая девушка, какую я когда–либо встречал. – В нем звучал тот самый мужчина–завоеватель из сказки, под напором которого, по теории Кати, женщина должна была капитулировать. – И я не понимаю, почему я не сказал тебе этого раньше.

Его слова становились все более лестными, внимание – пристальнее, а забота – трогательнее. Он возносил ее на пьедестал. Он каялся и говорил, что только в разлуке понял, насколько она ему дорога.

*****

«I’ve lived the life that’s full, I traveled each and every highway, and more, much more than this, I did it my way9”, – Таш напевала “My Way” Фрэнка Синатры, встречая первые лучи солнца на палубе с бутылкой шампанского в руках. Платье развевалось на ветру в такт ее движениям.

– Знаешь, что я только что поняла? – Анна, уставившись на Таш, развалилась на белом диване, – Эта песня должна стать твоим девизом. Your way… Так как этого хочешь ты… Правда, Ник? – Она обратилась к Нику, тихонько похрапывающему по соседству.

– Не буди его, я сейчас попрошу, чтоб его отнесли в каюту. – Матрос с легкостью взвалил Ника на плечи и унес. И уже хорошенько набравшаяся Анна поспешила за ними.

– Смотри, какой красивый вид, – голос Алекса звучал вкрадчиво.

Лодка стояла на рейде напротив отеля «Кала ди Вольпе». Желто–красный диск солнца быстро поднимался из–за горизонта, отражаясь красной дорожкой в бирюзовом море. Царил полный штиль, и только голос Фрэнка Синатры из динамиков нарушал тишину.

– Пошли в каюту…

*****

Таш провела ладонью по скомканной простыне. Шелковистый египетский хлопок нежно ласкал обнаженное тело. В каюте была кромешная тьма, пока она не открыла шторки и не впустила внутрь золотистый поток. Таш сладко потянулась, встала и побрела в ванную. Ковер щекотал ее босые ноги мягким ворсом.

На стенах ванной светлые мраморные плиты чередовались с деревянными панелями из венге. Комната походила на гигантскую шахматную доску из дворца падишаха. Посередине стояла купель из черного камня на барочных бронзовых ножках. «Какая красота! Да ведь эта комната в два раза больше моей теперешней гостиной!». Таш открыла кран, чтобы наполнить купель водой, и хотела было присесть на край. Но камень, еще не успевший прогреться от воды, полоснул холодом ее ягодицы. Она вскочила, и взгляд ее остановился на большом овальном зеркале, висевшем напротив. Из зеркала в массивной позолоченной раме смотрела красивая молодая женщина. Она была сильной, решительной и уверенной в себе. Журчание набиравшейся воды ослабевало, постепенно стихнув. Таш перекинула ногу через гранит и погрузилась в воду с головой. Там, под водой, она приоткрыла глаза. Ей привиделась крошечная комнатушка, отделанная серой плиткой с розовыми цветочками, и желтая резиновая уточка, издававшая при небольшом нажатии истошный кряк. Рядом – мамин ситцевый халат, всегда надеваемый при купании дочки. На миг Таш почудилось, будто она слышит папин шепот: «Ты должна быть честной с самой собой! Никогда не предавай себя!». А следом – предсмертный хрип бабушки Ханны: «Пообещай мне, что не повторишь судьбы своей матери». И только от мамы не прозвучало ни слова…

Таш вышла из купели, небрежно отряхивая мокрые волосы. Она вновь взглянула на свое отражение, но на этот раз ее взгляд был другим. «Я должна быть здесь не случайной гостьей, я должна быть хозяйкой».

Завтрак накрыли на нижней палубе. Неужели она спустилась последней? Герои минувшей ночи в полном составе оживленно обсуждали предстоящий обед. На полу она заметила кипу бумажных пакетов, перевязанных ленточками.

– Выспалась? – Алекс выглядел по–утреннему свежо, футболка слепила белизной, на шортах не замялось ни единой складки. Таш смущенно покосилась на свое мятое платье и поправила волосы.

Ник, как обычно за завтраком, просматривал свежий номер газеты «Ла Стампа», одновременно просвещая Катю, какой вес семья Аньелли, которой принадлежала газета, имела в Италии.

– Они очень приятные люди, – Ник задержал во рту глоток «Винтаже Тунина» и произнес: – везде распустили свои щупальцы. Весь север Италии так или иначе принадлежит им. – Ник задвигал пальцами, пытаясь изобразить щупальцы осьминога.

– Это не мешает тебе водиться с этими осьминогами, – вмешалась Анна, размешивая сахар в кофе.

– Расскажи-ка нам лучше про нашего соседа Альберто. – Она бросила взгляд на Таш.

– О, Альберто, – Ник отложил газету, – он… он необыкновенный человек! – Эпитеты «прекрасный», «необыкновенный», «выдающийся» были привычными в его словаре. – Отец его был итальянский принц. Он хорошо знал моего отца, и, хоть Альберто и постарше, все летние каникулы мы вместе терроризировали местных ребятишек. Он рано женился, и наши пути разошлись. Насколько я помню, его жена не очень красива, но зато из какой–то знатной европейской семьи, к тому же баснословно богатой. Сначала он ухаживал за ее сестрой, но она предпочла ему другого, и он переметнулся на младшую. Ей только стукнуло семнадцать. Грузная, с широкой костью… Но он во что бы то ни стало решил ее захомутать, пока это не сделал кто–то другой. Альберто сумел сколотить приличное состояние на связях ее семьи.

9

«Я жил полной жизнью, я путешествовал по всем дорогам и даже больше, гораздо больше, чем сейчас, я делал это по-своему…» (англ.)