Страница 2 из 3
Дорога петляла по заросшей лесом горе, поднималась, спускалась, снова поднималась. О приближении к заставе возвестил лай собак. За поворотом показались каменные строения и меж них – высокие ворота. Воины, сопровождавшие обоз, заторопили: «Вперёд, вперёд!». Целищев, копируя походку спутников, сгорбился, втянул голову в плечи и исподлобья, опасливо, но с большим любопытством озирался на стражу, на строения. За каменным домом – навес для лошадей. Лохматые собаки, рычащие одна на другую из-за костей; псинки поменьше довольствуются тем, что лижут снег грязно-красного цвета: кого-то здесь не столь давно зарезали.
Миновав заставу, стали спускаться с горы. Радко сверху оглядывал город с нескрываемой радостью и призывал спутника разделить её:
– Красиво, правда?!
Указывая вокруг, паренёк сообщал, что и как называется. Название горы Кьошковит позабавило: «кошкин вид» – перевёл для себя Николай. Горы, окружавшие Шумлу, и впрямь показались похожими на огромную спящую кошку, в подбрюшье которой, в ложбине, окружённой с трёх сторон горами, расположился город. Среди запорошенных снегом черепичных крыш видно несколько более-менее прямых тёмных линий – улиц. И над крышами – минареты, минареты, минареты, самый высокий – над серым куполом мечети, Тошбул джамии. А вдали, на востоке, перед выходом на равнину, строения окаймляла высокая каменная стена серо-бурого цвета: крепостная стена, перед которой всё лето 1828 года стояла русская армия, но не штурмовала.
Шумла встретила шумом. Спускались вниз, погружаясь в городскую какофонию: цоканье подков по камням мостовых, стук и скрип колёс, пронзительные и глухие выкрики людей: все кричат, горланят, стараясь переорать друг друга. И чем дальше, тем всё более оглушительным был людской гомон, всё больше и больше вооруженных до зубов пеших и конных воинов толпилось вокруг; они неторопливо, с надменным видом отходили или отъезжали в сторону, уступая дорогу повозкам.
Радко и Николай пришли на грязную улочку, уходящую вниз, которую, наверное, следовало бы звать улицей мастеров: ремесленные мастерские и лавки располагались здесь одна за другой. Тюки с кожами занесли к седельщику, и начальник отряда визгливо, до рези в ушах, проорал ремесленнику:
– Кожи я привёз! Чтоб для моего полка сёдла через неделю были готовы!
Глава 3
На следующий день Радко знакомил товарища с городом. У ремесленников набрали всякой мелкой всячины и пошли торговать на разнос. Начали с кварталов, где жили болгары, затем – греки. Стучались во все дома:
– Уважаемые, мы принесли красивые вещи, нужные! Посмотрите, купите!
Одни отсылали прочь, другие открывали ворота, перебирали, что-то покупали. Николай не торговался, отдавал задешево: для него важнее было поговорить. Одна, вторая случайно оброненная фраза, и в его голове понемногу создавалась картина жизни в городе. Полковник Липранди поручил найти нужного человека, и вот в беседе с одним горожанином прозвучало имя: Тагир-ага, переселившийся в Шумлу нынешней зимой. Оставалось выяснить, тот ли?
Открытием для русского подпоручика оказалось, что в турецком городе есть православная церковь. Без креста над крышей, но всё ж – настоящая каменная церковь, христиане свободно молятся здесь. Возле неё ждал ещё один сюрприз – из дверей вышли трое мужчин в европейских одеждах. И они говорили по-французски! Николаю от неожиданности не удалось скрыть изумления, он уставился на них, и те обдали его презрительными взглядами:
– Что за дурацкая рожа! – прозвучало в его адрес.
Словно помоями облили. Приняли за дурака, ну и пусть! Чтобы сии господа не заподозрили, что он понимает их речь, переодетый в болгарскую одежду подпоручик Целищев скорчил ещё более глупую мину и следовал за ними до ограды, где стояли кони. Господин в серо-синем костюме, напоминающем военный, брезгливо поморщившись, произнёс:
– Не понимаю, зачем Вы, месьё Огюст, просили благословление у этого священника? Вы же – католик, а поп еретик, почти язычник! Как и все аборигены.
– Цель оправдывает средства, как говорил великий Лойола, – снисходительно оправдывался другой. – Я хочу, чтобы аборигены доверяли мне.
А сам, захватив с каменного столбика пригоршню снега, старательно протирал им руки.
– Достаточно и того, что мы снизошли до посещения этого капища – так именуемого храма. Хотя… И в нашей империи полно таких же варваров.
– Однако наши не таращатся столь нагло и тупо, как этот, – кивнув на Николая, проворчал третий.
Европейцы неспеша поехали вниз по улице, рассуждая об обеде. Радко уже выяснил, что это был австрийский консул с товарищами. Зайдя в церковь, мнимые спекулянты увидели батюшку, который горделиво делился с мирянами:
– Тоже христиане, чтят Господа… Тот, что просил меня благословить, француз, раб Божий…
О! Видел бы священник, как брезгливо тот раб Божий руки протирал после общения с ним! Николаю было над чем подумать… Липранди предупреждал, что в Шумле постоянно живёт австрийский консул, и что некий человек из прислуги передаёт русским сведения о нём, хотя – крайне скудные. О французе не сказал ни слова. Французская армия стоит сейчас в Морее, на юге Греции, помогая греческим повстанцам. Что же делает месьё Огюст, (если он француз?), в городе, переполненном турецкими войсками?
Через час разносчики товара гуляли возле дома, где поселился француз. Каменный забор был высок, но ворота распахнулись, из них торопливо вышел человечек, скрючившийся в три погибели. Моментом воспользовался Николай, он подскочил к воротам со словами:
– Уважаемый, впусти! У меня для господина товар есть – иностранцы любят наши изделия.
Привратник, зевнув, оглянулся и спросил, можно ль впускать торговцев, из глубины двора прозвучало: «Гони прочь этих нахалов!», и дверь захлопнулась. Радко уныло проворчал:
– И здесь гонят… И для чего мы ходим? – однако он кое-что успел заметить. – Видел человека, что двор подметает? Это Васил, наш сосед…
– Сосед? Вечером сходим к нему, – решил Николай.
– А какой толк?
Да, много ли мог знать болгарин, нанятый в качестве самой низкой прислуги: воды иль дров принести да двор подмести? Николай посоветовал юноше, чтобы тот вместе с соседом наутро отправился под предлогом поиска работы к турку, у которого квартировал француз. Работать Радко не желал, ни к чему, но покрутиться денёк, попытаться хоть что-то выведать, согласился. Он уже разочаровался в походах по улицам города с сумой, набитой товаром, стал брюзжать:
– Зачем везде ходить? Мы ж ничего не выведали.
Он рвался совершать подвиги другого рода, Целищев приободрил его:
– Зато дед тебя похвалит! Ты деньги заработал, ему отдашь…
Глава 4
Для Николая в этом городе всё было в диковинку, всё любопытно. И на следующее утро он снова отправился торговать. И вот дом, который, возможно, является целью его визита в Шумлу. Постучался, прокричал:
– Хозяева, у меня для вас товар хороший есть. Посмотрите!
Дубовые ворота распахнулись, и Целищев сразу словно наткнулся на недовольный взгляд карих глаз из-под косматых чёрных бровей. Широкий в плечах усатый мужчина лет тридцати одного роста с Николаем оглядывал его надменно:
– Что принёс?
– Много разного товара! Есть и для мужчин, и для женщин, и для дома. Такому статному мужчине нужен ремень, а для ремня – пряжка. У меня на любой вкус есть!
Достал из объёмной кожаной сумы пряжку и вместе с ней рукоять ятагана с двумя ушками янтарного цвета, протянул на показ обе вещицы. Мужчина с нескрываемой тревогой уставился на рукоять, испытующе, недоверчиво оглядел «торговца».
– Гляди, господин, какая красивая пряжка, – громко нахваливал Николай, – эта из меди, а если желаешь, дам серебряную…
– Красивая пряжка… – задумчиво промолвил тот и кивнул, приглашая войти.
Захлопнув ворота, он указал гостю на лестницу, ведущую со двора прямо на второй этаж дома: на чардак, как именуют такое помещение болгары, а русские сказали бы – на веранду, похожую на комнату, только открытую с одной стороны. Похоже, хозяин любил отдыхать, устроившись на подушках, здесь, на застланном пушистым ковром возвышении, наблюдая через перила за челядью, суетящейся во дворе. Николай стал выкладывать на ковёр пряжки, брошки, замки маленькие и большие… А хозяин нетерпеливо показал на эфес без клинка: