Страница 6 из 10
Поэтому подземный ход, побег через мексиканскую границу и счёт в далёком мадагаскарском банке отменялись. Окончательно и бесповоротно.
И значит, завтра Джона-Абдуллу ждал очередной президентский день с экономической ситуацией, определяемой валютным запасом страны, состоящим из сохранившихся двадцати трёх тысяч пятисот семидесяти пяти долларов. И значит, завтра Великой американской нации предстояло услышать обращение президента, раскрывающее подлые происки могущественной «руки Кремля».
Борода из ваты
И много, много радости…
В костюмерной привычно пахло нафталином, горячим утюгом и специями от китайской лапши. Причём на первых два аромата нос Игоря реагировал спокойно, а вот на последний – с отвращением. С оценкой: «вонь несусветная»!
Дожив до своих тридцати семи лет холостяком, он предпочёл бы поголодать, чем позволить себе питаться этим сомнительным блюдом, приправленным какой-то травяной пылью из пакетиков с непонятными иероглифами. Но хранительницы фондов театрального костюмерного цеха Агриппина Денисовна и Алла Ильинична – барышни переходного возраста из зрелого в катастрофически зрелый (чтобы не сказать в перезрелый), так же, как Игорь, семьями не обременённые и не ведающие посему домашней пищи, – всем гастрономическим изыскам предпочитали снедь в пакетиках.
Реквизиторский цех, радиоцех, осветители и машинисты сцены тоже, питаясь чем попало, вносили свою посильную лепту в общий ароматический фон храма искусства для детей и юношества.
Оттого в краевом театре юного зрителя, где и находилась эта самая вышеуказанная костюмерная, всё то, во что облачались актёры, выходя на сцену: от мушкетёрских камзолов и широкополых шляп с плюмажем до одеяний Великого и Ужасного Гудвина и Мудрого Страшилы, – всё без исключения отталкивающе пахло сомнительными пищевыми концентратами.
Хотя порой некие «свежие ветры» чудесным образом корректировали застоявшуюся атмосферу. И в охваченный данным повествованием период, предвещающий красные дни календаря, по коридорам театра, побеждая все запахи как костюмерного, так и других цехов, артистических гримёрок, а также слабоалкогольные и парфюмерные (сливающиеся иногда в единое амбре), густо колобродил пихтовый дух от установленной в фойе зелёной красавицы, ещё даже не наряженной, но уже пустившей в ход свои флюидные чары.
Снимая с плечиков красный халат Деда Мороза и накидывая его на себя, Игорь недоумевал: какое-то время стало излишне расторопное! Вроде только что отработал прошлогодние утренники и снёс халат на хранение… Когда год успел пролететь? Неизвестно! А вот уже и декабрь подкатил…
Ну а декабрь для всех тюзовских актёров, одним из которых Игорь и являлся в течение десяти с какими-то копейками лет, неминуемо становился месяцем желанных школьных и детсадовских новогодних утренников, городских ёлок и, конечно же, квартирных междусобойчиков c неугомонными в праздничной широте души родителями, жаждущими, чтобы их чада под песенку о ёлочке походили по комнате кругами, держась с одной стороны за варежку сказочного Деда и за руку его внучки Снегурочки – с другой.
Но для Игоря в наступивших реалиях такое всегда многообещающее преддверие череды изнурительных, но материально плодотворных дней принесло, скорее, тяжёлые заботы, чем радостные ожидания. Близкое и доступное, пусть маленькое, но счастье треснуло на несколько осколков. И можно ли будет склеить разбившееся – предугадать не представлялось возможным.
Во-первых, выяснилось, что он лишился специально для себя пошитого на сэкономленные с большим трудом деньги совершенно нового костюма Деда Мороза. Прекрасного костюма: с меховым воротником, меховыми же манжетами и выстроченными на специальной машинке серебряными снежинками по кумачовому полю. И что же? Все меховые детали халата, шапки и рукавиц, коими Игорь так гордился, сожрала за лето гадкая моль! В довершение всего наводнив сумку с хранящимися костюмом, бородой и париком своими дурацкими личинками…
И неприятный этот факт утраты костюма в какой-то степени ставил ближайшее финансовое благополучие Игоря под сомнение. Как можно работать, не имея амуниции? Никак! Без вариантов…
Спасло Игоря то, что в костюмерной театра расхватали ещё не все имеющиеся в наличии костюмы Деда Мороза. Старенькие, плохонькие, с уже замызганным реденьким бархатом, но всё же пригодные для новогодних мероприятий.
Успев урвать один комплект, правда, без бороды и усов, Игорь, немного успокоенный решением первой проблемы, покинул примерочную. Для полного счастья ему предстояло самому смастерить бороду и, скорее всего, из обыкновенной медицинской ваты, но это можно было считать всего лишь мелочью.
Ради выхваченного из рук судьбы, чуть великоватого ему дедморозовского халата он изъял из личных новогодних припасов бутылочку немецкого ликёра и баночку лососёвой икры для выражения нужным людям крайней степени благодарности, так как актёр, не умеющий выразить благодарность перед цехами и администрацией, вряд ли может рассчитывать на что-то.
И спасибо многоуважаемым костюмершам Агриппине Денисовне и Алле Ильиничне, благоволившим к Игорю почти как к сыну. Иначе ни ликёр, ни икра в зачёт не пошли бы. А так: кому-кому, а Игорю – как родному!
Агриппину Денисовну и Аллу Ильиничну за это самое доброе к себе отношение, которое Игорь немножечко использовал в корыстных целях, он ценил искренне и даже уважал. Своих детей эти старые девы не заимели и щедро изливали свою нерастраченную нежность друг на дружку, за что в коллективе их не совсем справедливо, или даже совсем несправедливо, прозвали лесбиянками и придумывали про них всякие забавные небылицы.
И ржали над собственными выдумками, как кони.
Игорь в подобных мероприятиях не участвовал. И Агриппина Денисовна вкупе с Аллой Ильиничной об этом знали и как умели тоже выражали свою ответную благодарность Игорю.
А Игорь в самом деле в обыденной жизни против лесбиянок ничего не имел. Даже находил в женском совокуплении нечто эстетическое. Гомосеков не понимал – это правда (и не одобрял), а лесбиянки никак его не смущали.
Единственная претензия, которую Игорь мог бы предъявить Агриппине Денисовне и Алле Ильиничне, – это запах. Он предпочёл бы, чтобы в костюмерной пахло не так, как пахло, а восковыми свечами, например. А в эти предпраздничные дни чтобы пахло мандаринкой. Но это уже так…
А вот вторая проблема вырисовывалась как не менее (если не более) серьёзная. Его Снегурочка – Ирочка Сальникова, – вот уже пять лет бок о бок преодолевавшая с Игорем все новогодние заказы, подошла к началу праздничных трудовых будней отягощённая беременностью, к тому же сопровождаемой сильнейшим токсикозом. Да ещё молчала до последнего, видимо, в расчёте, что всё рассосётся само собой. И если костюм при желании и изворотливости можно было где-то перехватить, то найти Снегурочку (да ещё со своим собственным нарядом Снегурочки) за неделю до открытия «охоты» представлялось делом практически невозможным.
Тупик! Даже не тупик, а тупой тупиковый тупик!
Два дня Игорь метался по театру, висел на телефонах, звоня коллегам в драму, музкомедию и даже в Институт культуры.
Тщетно.
Любой на его месте сдался бы. И, чего греха таить, Игорь тоже приготовился сдаваться. Но ведь именно Новый год – волшебный праздник!..
Бац! И заслуженный артист Чувашской АССР Константин Маслаченко ломает ногу на ровном месте, высвобождая не только энное количество забронированных на себя заказов, но и свою Снегурочку, премьершу их театра, любимицу главрежа – семнадцать лет бессменно играющую Золушку, при этом всё ещё молодую и красивую Наташеньку Комаровскую. Единственную в труппе актрису, передвигавшуюся по театру исключительно в облаке французских духов «Шанель № 5», не смешиваемом с другими запахами.