Страница 4 из 9
Изобары, словно круги по воде от брошенного камнем циклона, разбежались по обширным сибирским просторам. За одну ночь студёный январь стал похож на умеренный апрель, с присущими весеннему месяцу ручьями и капелями.
Снеговичок, ещё вчера крепенький и внушительный, вызывающий всеобщее уважение своей богатырской фигурой, нынче выглядел покалеченным старичком. Зона температурных аномалий, в которой он оказался, сам того не желая, безжалостно покорёжила внешность снежного человечка, свернув на сторону нос-морковку, изрядно подъев правый бок и вырвав из раскрошившейся руки видавшую виды метёлку.
Горка, украшавшая уютный дворик и ещё день назад служившая источником озорства и веселья как детей, так и взрослых, сильно просела, а в некоторых местах даже провалилась. Роскошная ледяная глазурь на её пологом склоне, созданная многочасовым и кропотливым трудом дворника, стала тусклой и ноздреватой. Казалось, что можно взять эту истончившуюся дорожку за нижний край и скатать в рулончик.
Чувствовалось, что зима, видимо, обиженная нарушением привычного сезонного распорядка, всё же пыталась восстановить равновесие, безуспешно латая прорехи в низко висящем массиве туч, сквозь который то и дело пробивались ярко окрашенные лучи солнца.
«Берегитесь приближения циклона», – предупреждал Гидрометцентр.
А как от него убережёшься? Во всех попытках противостояния человека и природы счёт в пользу природы подавляющий!
Да и земля, как ни крути, такая маленькая! Сложно найти на ней местечко, чтобы спрятаться от циклона. И если уж всё принимать всерьёз, то придётся вспомнить и про летящие из космоса метеориты, и про конец света, прости, Господи.
Все эти рассуждения, конечно, не могли родиться в голове совсем ещё маленького мальчишки. Количество прожитых им лет, а соответственно, и накопленный жизненный опыт исчислялись суммой пальцев на одной руке.
Мальчик не понимал происходящего. Зима – это время, когда катаются на санках с большой снежной горки, когда шапка греет голову, рукавички берегут руки от мороза, а валенки, вместо того чтобы быстро наполнятся водой, должны хранить тепло.
Наблюдая из окна квартиры на третьем этаже, где он жил с мамой и бабушкой, за преображениями в своём дворе, мальчик видел, как строится горка. Как дворник прихлопывает большой деревянной лопатой по её бокам, как вырезает широкие ступеньки, а потом поливает водой из шланга. И как чей-то папа ставит пушистую ёлочку, украшенную бумажными фонариками, в небольшой сугроб между подъездами.
День за днём он смотрел на мальчишек и девчонок школьного возраста, весело несущихся по ледяному склону: кто – стоя на ногах, кто – сидя на картонке, а кто и просто распластавшись на спине.
Наблюдая, мальчик мечтал, что скоро закончатся каникулы, ребята пойдут в школу, и тогда он возьмёт свои санки и отправится кататься на дворовую горку. Один. И никто!.. Никто-никто не будет дразнить его: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!»
А сейчас он вышел и угодил в лужу, где стоял уже бог знает сколько времени, не в силах пошевелиться и сделать что-нибудь. Стоял с мокрыми ногами, мокрой спиной и с глазами, мокрыми от слёз, невольно катившихся из-под его рыжих ресниц.
Минута бежала за минутой, и никто не приходил ему на помощь.
Было обидно. И даже немножко страшно.
На счастье мальчика, во двор дома вошла женщина в невероятном пальто апельсинового цвета и в высоких сапожках в тон пальто. Её густые рыжие волосы были влажны от водяной мороси.
Завораживало то, как она самозабвенно шествовала по неурочному водостою, не замечая или не желая замечать случившихся перемен. Словно само солнце, спустившееся с небес.
Красавицей была мама «рыжика». И мальчик побежал навстречу родному человеку, бросив такие драгоценные для него санки прямо в луже.
В этот момент небесное светило разметало над городом тучи, и влажный воздух двора окрасился в цвет апельсинового сока. Неисчерпаемые и неизведанные силы природы, оранжевым цитрусом отразившись в каждой крохотной капле январского дождя, приоткрыли завесу главной тайны, лежащей в основе мировой гармонии. Вот так – ни больше и ни меньше!
– Ну что ты, солнышко моё! – ласково заговорила мама, поднимая свалившуюся с малыша шапку и пристраивая её на рыжей макушке сына. – Ты же такой большой! Ты же мужчина! А мужчины не должны плакать. Всё, всё, успокойся, утёнок маленький…
А «рыжик» уже и не плакал, открывая для себя и по-своему понимая в общем-то неисповедимые пути небесных сфер. С сегодняшнего дня он знал, что в привычном распорядке даже у строгой зимы всегда должно оставаться место для внезапно «свалившейся с неба» оттепели.
Любовь, любовь…
В этот вечер Алексей Александрович домой по-настоящему спешил, что случалось с ним крайне редко. Редко, потому что спешка – качество, совершенно не свойственное его характеру. Но тут сильнее характера оказалась погода, как и положено весной, неустойчивая и капризная. Именно поэтому, поглядывая на небо, Алексей Александрович ускорял шаги, переходя в отдельные моменты на вольно трактуемую спортивную ходьбу, ну, или нечто на неё похожее.
Там, в небе, оттесняя солнце, ещё не избаловавшее теплом продрогших за зиму граждан, громоздились тучи. Собиралась первая гроза со всем набором атрибутов, положенных для такого случая. С налетающими внезапно из арок и проходных дворов резкими порывами ветра, бросающими в лицо всякий мусор. С мелкой дождевой моросью, идущей узкими серыми полосами. Со вспышками молний, пока ещё где-то за пределами горизонта, и с раскатами грома, являющимися через длинную паузу после молний шумом, похожим на треск рвущейся на полоски ткани.
Мало того что погода явно скомкала всю размеренность, присущую Алексею Александровичу, а тут ещё прямо перед дверью подъезда, где он прожил без малого тридцать лет, совсем уж некстати зашевелилось где-то в области солнечного сплетения дурное предчувствие. Словно ледышку сунули за пазуху. И понятно было – раз недоброе почудилось у дома, значит, случившееся связано с кем-то из домашних.
Постояв перед дверью, пытаясь унять зачастившее вдруг сердце, Алексей Александрович торопливо набрал код дверного замка и, перепрыгивая через две ступеньки зараз, заспешил на четвёртый этаж панельной хрущёвки.
«Это, конечно, Светка что-нибудь начудила! – перебирал варианты Алексей Александрович, отгоняя от себя самые неприятные. – Деньги потеряла… или что ещё – ключи от квартиры… Соседи сверху затопили… с детьми что-нибудь, не дай бог! Главное, чтоб все – живы-здоровы!»
Светкой Алексей Александрович величал свою супругу Светлану Александровну. А полностью их семейство состояло из самого Алексея Александровича, его жены, дочери Маши семнадцати лет отроду и четырнадцатилетних близнецов Саньки и Ваньки.
В домашних своих Алексей Александрович души не чаял и, терзаемый смутными опасениями, чуть было не проскочил мимо очень важной детали, появившейся в подъезде в течение дня. Вернее, он и проскочил сначала мимо этой детали, но, уловив боковым зрением свою фамилию, невольно остановился и даже спустился на несколько ступенек назад, чтобы прочитать всю надпись, размашисто выведенную мелом на крашенной синей краской стене лестничного марша, в пяти шагах от их квартиры.
«Маша Будюкова – я тебя люблю! Твой верный В.» – гласило настенное послание и адресовалось оно, вне всякого сомнения, дочке Алексея Александровича Маше, потому что Будюковы – это была именно их фамилия. Его, а также жены и детей соответственно.
«Стереть немедленно!» – мелькнула первая мысль в несколько оторопевшем от неожиданности мозгу Алексея Александровича.
И он даже начал елозить по меловым завитушкам рукавом плаща, уничтожив для начала «Твой верный В.». Но затем разум (хотелось бы звучно написать «холодный разум», но вряд ли тогда это соответствовало действительности) возобладал, и Алексей Александрович, спохватившись, понял, что это свидетельство чьего-то умысла ему ещё пригодится, по крайней мере в ближайшее время. Ведь необходимо было выяснить, кто этот «верный В.», чтобы дать отцовский отпор подобным посягательствам.