Гибель Урании

Никогда, даже во время экзаменов в Технологическом колледже святого Эйра, Айту не приходилось работать так напряженно, как сейчас. И недаром же он был одним из тех, чье имя записано в Золотой книге колледжа. Его память, будучи даже немного ослаблена после тяжелой операции, впитывала все и ничего не теряла.

Эпизод за эпизодом изучал Айт жизнь камердинера мистера Кейз-Ола, а затем сдавал экзамен на Псойса острому на глаз Лайну.

Трех декад оказалось мало. Этот срок пришлось удвоить. Но если бы теперь Псойс воскрес из мертвых и увидел своего двойника, то и он, пожалуй, не заметил бы фальши.

— Ну, все! — сказал как-то вечером профессор. — Я сообщил, что вы выздоровели. Завтра вас заберут.

— Завтра… — прошептал Айт. — Не хочется расставаться, профессор… Я полюбил вас, как родного отца…

Несоответствие вида этого беззубого старика с содержанием произнесенных им слов была такой разительной, что для постороннего уха это признание прозвучало бы разве что как монолог бездарного шута из дешевого фарса. Но профессор Лайн скорбно покачал головой и вздохнул.

— Я боюсь самого страшного, профессор: а что, если одряхлеет мой мозг и ненависть к Кейз-Олу погаснет?.. Возврата нет, поэтому буду вполне откровенен: с каждым днем во мне растет убеждение, что я пошел неверным путем. Так, я уничтожу Кейз-Ола. А назавтра появится его отпрыск, и все будет, как и до этого… Откуда такая безнадежность, профессор?.. Может, это уже действительно наступает старость души?

— Дорогой мой, это наступает зрелость. Зрелость мысли, а не тела. Я понимаю ваше состояние, потому что и сам некогда бунтовал, как и вы, метался в поисках верного пути. Черный балахон Братства утешал меня очень недолго. А потом… — Профессор досадливо махнул рукой и, помолчав немного, сказал уже другим тоном: — Не бойтесь старости — она наступит для вас нескоро. Вам следует опасаться противного — омоложение организма. И первые признаки этого процесса уже появились. Вы замечаете, что на вашей лысине пробиваются волосы?

— Да неужели? — Айт вскочил и бросился к зеркалу.

— Псойс, на место! — крикнул Лайн-Еу. — Вы что, молодой человек?! При таком известии вы должны презрительно кхекнуть, осторожно потрогать лысину, потом кряхтя подняться, подойти к зеркалу и, даже увидев этот пепельный пушок, скептически покачать головой. Не забывайте, что за вами будут следить объективы киноаппаратов!

— Извините, профессор! — теперь уже настоящий Псойс тащился по комнате. Имитация была столь совершенной, что Лайну даже жутко стало.

— Могу сообщить еще одну неприятную новость: сегодняшний рентген показал, что у вас скоро начнут прорезываться зубы. Очевидно, в вашем организме происходят те же процессы, что и в организме младенца.

— Эх-хе-хе, профессор… Где уже там зубы…

Казалось бы, и это было сыграно безупречно. Но профессор поморщился:

— Загасить блеск глаз, Псойс!

— А что же мне делать с молодостью, господин профессор? — отчаянно прошептал Айт.

— Ничего, дорогой, я приготовил вам лекарство… — Лайн-Еу вытащил из шкафа ящик. — Вот — жидкость для выведения волос… Это — мазь, которая даже лицо ребенка сделает морщинистым. А вот… — профессор нажал на боковую стену ящика и открыл потайное дно. — Это, видимо, вы знаете лучше, чем я.

Айт медленно наклонился к столу и заглянул в ящик. Там лежала миниатюрная радиостанция, немногим больше ладони руки.

— Спасибо, профессор! — радостно сказал Айт. — Для меня это будет самое лучшее лекарство от одиночества и тоски.

— Осторожнее пользуйтесь этими лекарствами, Айт! Даже и такой передатчик, как этот, можно запеленговать. Слушайте меня ежедневно в девяносто девять часов. Вас я буду называть «Сын». Отвечать мне не надо. Когда будет настоящая, острая необходимость, связи не будет некоторое время. Если же я буду молчать в течение десяти дней, знайте: со мной случилась беда. Не отвечайте ни на чей голос, ибо во всем мире есть только две такие радиостанции — их сконструировал мой покойный сын. Связь с вами я буду поддерживать не для Братства, а во имя своего сына.

Некоторое время сидели молча. Потом Лайн-Еу добавил:

— Айт, мы разговариваем с вами в последний раз. Хочу верить, что вы будете победителем, и мне еще придется поработать над тем, как вернуть вам украденную молодость. Но будем честны: в борьбе случается всякое… Может, вы дадите мне какое-нибудь поручение?.. Может, у вас есть отец, мать или любимая девушка, которым надо будет сказать хотя бы несколько слов?..

— Спасибо вам, профессор! — растроганно ответил Айт. — Нет у меня никого: ни отца, ни матери, ни любимой. Их забрал мистер Кейз-Ол. Были друзья… И они же и продали меня Кейз-Олу, помогли упечь на каторгу.

— Жаль, очень жаль! Ну что же, Айт, попрощаемся… Иди, «Сын», и помни: сейчас наступило такое время, когда одиночка может уничтожить и спасти миллионы людей!

Они обнялись и поцеловались, эти старики, а тогда младший с виду, но на самом деле старший втрое, быстро отвернулся и пошел из комнаты.

— Так… — сказал тот, что остался. — Ну, друг Айт, вот ты и попрощался со своей юностью, со своими надеждами… Возврата нет… Нет!

Он лег на диван, утопил взгляд в блестящий белый потолок. В памяти назойливо всплыл образ стройной золотоволосой девушки.

— Сгинь, сгинь, — прошептал Айт. — Ненавистная! Тебя Кейз-Ол купил, как скотину… Только нет, скот не знает, что ее продают. А ты продалась сама!

Он застонал, уткнулся лицом в подушку. Видение не исчезало, а становилось все ярче. Теперь Айт видел Мэй в розовом купальнике на высоком хрустальном постаменте. К девушке подходит толстогубый, дородный мужчина в золотистом наряде высшего слуги Кейз-Ола и цепляет ей на плечи пышный венок цветов… Сверкают лампы фоторепортеров. Стрекочут кинокамеры. Щелкают языком какие-то панки рядом с Айтом: «Да, это настоящая Царица красоты! Она сделает бизнес!»

…Это началось на следующий день после их путешествия к Синему водопаду. На свидание Мэй прибежала радостная, взволнованная. Она получила сообщение, что главный уполномоченный мистера Кейз-Ола рассмотрел ее фотографии и предоставляет ей возможность принять участие сразу в последнем туре конкурса красавиц.

— Какие фотографии?.. Какой конкурс? — удивился Айт.

— Разве ты не помнишь? — засмеялась Мэй. — Ведь декаду назад я твердила тебе об этом весь вечер.

Нет, он не помнил. Но теперь до него дошел страшный смысл услышанного: Мэй согласилась позировать перед всем миром полуголой, надеясь получить эфемерный титул Царицы красоты.

— Зачем это, Мэй?

Она обвила руками его шею, игриво прижалась щекой к щеке.

— А разве ты не хотел бы, чтобы тебя любила Царица красоты?

— Ты для меня и так лучшая в мире! Я люблю тебя без всяких титулов, и всегда буду любить!.. Мэй, не надо…

Она шутливо начала хлопать его ладонью по губам:

— Ты — рабовладелец-собственник! Ты эгоист!.. А я самолюбивая… И буду делать, что хочу!

— Мэй, перестань! — Айт отстранился и встал. — Я не позволю тебе, потому что ты сама не знаешь, к чему это приведет!

— Не знаю?.. — Мэй взглянула на него странно, остро. — Нет, Айт, очень, очень хорошо знаю!.. А впрочем… — она улыбнулась и снова стала озорной девчонкой. — Айт, ну, милый, я хочу мороженого, я не хочу ссориться… Ну, поцелуй меня!

Он, конечно, не выдержал. Остаток дня они провели так чудесно, что Айту разговор о конкурс красавиц стал казаться новогодней шуткой любимой. Но когда, уже прощаясь, он рассказал, что заканчивает конструирование автоматического слуги для мистера Кейз-Ола, Мэй, казалось, без всякого логического связи сказала:

— Так не забудь, Айт: последний тур конкурса послезавтра. Думаю, что сумею достать для тебя билет.

Он ничего не ответил, потупился и пошел прочь.

На следующий день на свидание Мэй не пришла, зато прислала билет на центральное место второго ряда партера Зала конкурсов. Айт со зла смял ту плотную бумажку, за которую не один из богатых стариков заплатил бы сотню дайлеров, хотел выбросить, но потом передумал: нет, надо пойти. Пойти, чтобы защитить Мэй в случае необходимости, взять ее стыд на свои плечи.